Тотто-тян, маленькая девочка у окна - Куроянаги Тэцуко - Страница 21

В Сэнгакудзи учитель Маруяма вручил каждому кури­тельные палочки, чашки с водой и немного цветов. Храм оказался поменьше, чем Кухомбуцу, но зато возле него было больше могил, тянувшихся ровными рядами.

При мысли о том, что здесь похоронены сорок семь славных воинов, Тотто-тян прониклась торжественным на­строением. Последовав примеру учителя Маруямы, она положила цветы к надгробию, зажгла палочку и молча поклонилась.

Все как-то разом затихли. Тонкие струйки ароматно­го дымка поднимались в голубое небо над могилами ронинов.

С тех пор когда Тотто-тян вдыхала запах курительных палочек, она каждый раз вспоминала учителя Маруяму. И не только его, но и «рыдающего» Бэнкэя, и торговца Рихэя Аманоя, и затихших ребятишек.

Дети так и не разобрались до конца в истории о со­рока семи ронинах, в сказании о богатыре Бэнкэе, но зато они стали еще больше любить и уважать – правда, несколько иначе, чем директора Кобаяси, – учителя Мару­яму, который так красноречиво и увлеченно поведал об этих героях. Тотто-тян нравились его небольшие глазки, смотрящие сквозь очки с толстенными линзами, ласковый и необычайно высокий для его плотной фигуры голос. А на пороге стоял уже Новый год.

Корейский мальчик

По дороге на станцию и обратно, домой, Тот­то-тян проходила мимо длинной одноэтажной лачуги, в которой жили корейцы. Разумеется, она не знала, что это корейцы. Из всех жильцов ее интересовала полнотелая женщина с гладко причесанными на прямой пробор во­лосами, завязанными на затылке узлом. Зимой и летом она ходила в одних и тех же остроносых туфлях-лодочках, длинной юбке с завышенной талией, украшенной огромным бантом блузке. Она то и дело разыскивала своего сына. «Масао-тян!» – вопила она истошным голосом. Причем делала странное ударение на слоге «са», да еще тянула «тян» так пронзительно, что Тотто-тян охватывала неволь­ная тоска.

Барак стоял на невысоком пригорке у самой железной дороги, по которой Тотто-тян ездила в школу.

Тотто-тян видела ее сына. Он был чуть постарше ее, примерно на год, но где он учился, Тотто-тян не знала. Вихры у него вечно торчали в разные стороны, а по пятам за ним следовала собачонка.

Как-то, возвращаясь домой, Тотто-тян шла привычной тропинкой вдоль насыпи и вдруг заметила наверху маль­чишку. Масао-тян стоял подбоченясь, широко расставив ноги, и презрительно глядел на нее сверху вниз.

– Эй ты, Корея! – неожиданно заорал он.

В голосе прозвучала такая ненависть, что девочка пе­репугалась. Было видно, что ему очень хотелось обидеть ее.

Странно, ведь Тотто-тян ничего плохого ему не сделала и даже не поговорила с ним ни разу. Дома Тотто-тян рассказала:

– Масао-тян назвал меня «кореей»!

От неожиданности мама невольно зажала рот ладонью. На ее глаза навернулись слезы. Тотто-тян даже испуга­лась. Вытирая глаза, мама прошептала:

– Бедняжка!.. Люди так часто дразнят его «корейцем», что он воспринимает это как ругательство. Масао-тян слишком мал, чтобы понимать правду. Ведь когда люди хотят обидеть кого-то, они говорят «дурак». Вот он и ре­шил назвать тебя «кореей», потому что уверен, что это скверное слово. Отчего люди так жестоки?!

Успокоившись, мама не спеша принялась объяснять:

– Ты, моя девочка, японка, а Масао-тян приехал из Кореи. Но ведь Масао-тян такой же ребенок, как и ты. Поэтому никогда не относись к человеку плохо только потому, что он кореец или кто-то еще. Будь добра с Масао-тяном. Как скверно, что у нас могут возненавидеть человека только за то, что он кореец!

Конечно, Тотто-тян поняла далеко не все, но ей стало ясно: Масао-тян ни в чем не виноват и издеваются над ним безо всякой причины. Так вот почему его мама все время волнуется за него! Поэтому, когда утром Тотто-тян опять проходила мимо насыпи и, как всегда, услышала пронзи­тельный крик «Масао-тян!», она подумала: «Куда же он запропастился?» И еще: «Я не кореянка, но если Масао-тян снова назовет меня „кореей“, я отвечу, что не вижу в этом плохого, и предложу подружиться».

А голос матери Масао-тян, в котором раздражение сливалось с тревогой, еще долго звенел в воздухе какой-то особой нотой, и только грохот проходящего состава пре­рывал его.

«Масао-тя-ян!» Если б вы хоть раз услышали этот печальный, плачущий крик, он остался бы в памяти на всю жизнь…

Косички

Тотто-тян мечтала о двух вещах.

Во-первых, ей хотелось носить «блумеры», а во-вторых, отрастить косы. Последнее желание появилось после того, как она встретила в поезде старшеклассницу с длинными косами.

Поэтому, хотя все девчонки в ее классе ходили коротко стриженные, с челками, Тотто-тян принялась отращивать волосы, зачесывая их набок и завязывая бантом. Так придумала мама, одобрявшая идею Тотто-тян.

И вот наступил день, когда мама заплела ей волосы в две короткие косички, скрепила резинкой и завязала – лен­точками. Тотто-тян торжествовала, чувствуя себя взрос­лой. Но отражение в зеркале, когда она взглянула на себя, чтобы убедиться, как здорово получилось, несколько ра­зочаровало ее – косицы были тоненькими и коротенькими, ну, ровно поросячьи хвостики! Тем не менее она все-таки побежала к Рокки и удовлетворенно потрясла ими перед ее мордой. Собака лишь моргнула пару раз. Тотто-тян посоветовала ей:

– Надо бы и тебе заплести косы!

В поезде Тотто-тян старалась поменьше вертеть голо­вой, чтобы косички не расплелись. Она так надеялась, что кто-нибудь похвалит: «Какие великолепные косы!» К со­жалению, никто их не оценил. Зато уж когда она добралась до школы, все девчонки – Миё-тян, Сакко-тян, Аоки Кэйко-тян – в один голос воскликнули:

– Вот здорово!

Тотто-тян была страшно довольна и даже позволила им потрогать косички. А вот мальчишки особого восторга не выражали. Правда, когда прозвенел звонок с большой перемены, кто-то – кажется, Оэ – заметил-таки:

– Ого, да у нашей Тотто-тян новая прическа!

Тотто-тян возрадовалась: ну, наконец-то!

– Да, это косы! – самодовольно похвасталась она.

Оэ подошел поближе и внезапно схватился за косички обеими руками.

– Что-то приустал я сегодня, дай-ка повишу маленько. Вроде удобнее, чем поручни в трамвае!

На этом неприятности не закончились. В классе Оэ был самым рослым и толстым, почти вдвое больше маленькой, худенькой Тотто-тян. Поэтому, когда он потянул ее за косы, Тотто-тян потеряла равновесие и шлепнулась на пол. Неприятно, конечно, когда тебя сравнивают с трамвайными поручнями, да еще если к тому же ты грохнулась на пол, но по-настоящему стало обидно Тотто-тян тогда, когда Оэ потащил ее с пола за косички, приговаривая: «Раз-два, взяли!», словно канат тянул на спортивном празд­нике.

Для Тотто-тян косы означали, что она стала совсем взрослой, и, естественно, она ожидала, что теперь все будут ее уважать… С плачем ринулась она к кабинету директора. Захлебываясь от слез, забарабанила в дверь. Директор впустил ее, присел перед ней на корточки, чтобы лицо его было на уровне Тотто-тян.

– Что такое? – спросил он.

Тотто-тян потрогала косички: на месте, не расплелись.

– Оэ тянул за них… Говорил: «Раз-два, взяли!»

Директор посмотрел на косички. Они весело прыгали по спине. Директор сел на стул и усадил Тотто-тян напротив. Улыбнулся во весь рот, показав редкие зубы.

– Не плачь! – сказал он. – У тебя замечательные косы.

– Вам нравятся? – слегка смутилась девочка, припод­няв заплаканное лицо.

– Очень!

Этого оказалось достаточно, чтобы Тотто-тян перестала лить слезы. Слезая со стула, она пообещала:

– Больше не буду плакать, даже если Оэ опять скажет «раз-два, взяли».

Директор одобрительно кивнул и улыбнулся. Улыбнулась и Тотто-тян. Улыбка очень подходила косичкам. Она поклонилась и побежала играть на спортивную площадку.

Тотто-тян уже почти забыла о том, что случилось, когда к ней подошел Оэ. Стоя перед ней и смущенно почесывая в затылке, он протянул: