Тотто-тян, маленькая девочка у окна - Куроянаги Тэцуко - Страница 20

Когда вспотевшая от волнения Тотто-тян сошла на платформу, зажав в кулачке пятисэновую монету, она почувствовала неимоверную усталость. До полицейского участка далеко, и если она отправится туда, чтобы отдать деньги, то вернется домой поздно и мама будет беспоко­иться. Топая вниз по станционной лестнице, Тотто-тян серьезно обдумывала положение и наконец решилась: «Се­годня я спрячу монетку в укромном местечке, а завтра по дороге в школу заберу ее и посоветуюсь с ребятами. Потом, все равно надо им показать монету, ведь до сих пор никто, кроме меня, не находил денег».

Приняв наконец решение, Тотто-тян стала размышлять, куда бы спрятать монету: «Домой нельзя – – увидит мама и начнет расспрашивать, откуда она у меня». Тотто-тян забралась в кустарник, росший у станции. Место показа­лось ей вполне надежным: со стороны не видно, никто не полезет. Вырыла палочкой небольшую ямку, положила в нее драгоценные пять сэн и как следует засыпала землей. А для приметы положила сверху камешек необычной фор­мы. Закончив работу, она поспешила домой.

Обычно по вечерам Тотто-тян трещала без умолку, рассказывая маме о школьных делах до тех пор, пока та не прерывала ее: «Пора в постель!» Но сегодня девочка больше молчала и рано легла спать.

На следующее утро Тотто-тян проснулась с ощущением, что ей предстоит сделать нечто очень важное. Вспом­нила о спрятанном сокровище и оживилась.

Выйдя из дому раньше обычного, Тотто-тян побежала наперегонки с Рокки к своему секретному местечку. Доб­равшись до него, она радостно воскликнула:

– Ура! Нашла!

Камешек, которым она вчера обозначила тайник, был на месте.

– Я покажу тебе что-то очень интересное, – сказала она Рокки.

Отбросила в сторону камешек и палочкой принялась осторожно разрывать ямку. Но странное дело – монетка в пять сэн исчезла! Удивлению девочки не было предела. Тотто-тян терялась в догадках: может быть, кто-то под­глядел, как она ее прятала, или камешек сам сдвинулся с места? Девочка перекопала все кругом, но монетка исчез­ла. Тотто-тян была огорчена тем, что теперь уже не сможет показать находку в школе, но еще больше доса­довала на то, что не узнает тайну ее исчезновения.

И потом, проходя мимо, она не раз забиралась в кусты и рыла все новые и новые ямки, но пять сэн так и не отыскались.

«Уж не крот ли их утащил? Или мне приснилось? Или боженька подсмотрел, как я прятала?» – думала Тотто-тян. Как ни верти, за всем этим крылась какая-то тайна. Таинственное происшествие, о котором она никогда-ни­когда не забудет…

Разговор на пальцах

Однажды после полудня неподалеку от входа на перрон станции Дзиюгаока двое мальчиков и одна девоч­ка – все немного постарше Тотто-тян – разговаривали между собой, усиленно жестикулируя, словно играли в «камень, бумагу и ножницы». Но, вглядевшись повнимательней, Тотто-тян заметила, что они делали пальцами гораздо больше знаков, чем при этой незамысловатой детской игре. Это уже было интересно! Она подошла поближе и стала наблюдать. Дети явно разговаривали между собой, но голосов не было слышно. Сначала кто-нибудь один выделывал пальцами разные замысловатые фигуры, после чего другой, внимательно следивший за его руками, начинал еще более оживленно двигать пальцами, и, наконец, третий собеседник добавлял несколько жестов, сообщая, видно, что-то очень смешное, и все от души смеялись, не издавая при этом почти никаких звуков. Наконец Тотто-тян поняла, что они разговаривают на пальцах.

Тотто-тян позавидовала им: «Вот если б я могла раз­говаривать руками!» Ей даже захотелось присоединиться к беседующим, но она не знала, как это можно сделать. К тому же они были из другой школы, и было бы просто невежливо вмешиваться в чужой разговор. Поэтому Тот­то-тян лишь наблюдала за их беседой до тех пор, пока они не поднялись на платформу направления Токио – Иоко­гама. «Когда-нибудь и я научусь разговаривать руками», – подумала она.

Тотто-тян не знала, что на свете существуют люди, которые плохо слышат или совсем не слышат. Не знала она и того, что дети, которых она встретила, были уче­никами префектуральной школы для глухонемых в городке Оимати – конечном пункте железнодорожной ветки, по которой она каждый день ездила в школу «Томоэ».

Тем не менее в тот день Тотто-тян от души востор­галась удивительными лицами детей, особенно прекрасны­ми в те моменты, когда они, сверкая глазами, следили за быстрыми движениями пальцев собеседника. Ей так хотелось подружиться с ними!

Сорок семь ронинов[21]

Методы воспитания, используемые Кобаяси-сэнсэем в школе «Томоэ», в основном были разработаны им лично. Но сказалось и зарубежное влияние. Об этом можно было судить хотя бы по урокам ритмики, а также по тому, как в школе проходил час обеда или совершались прогулки на природу. Даже песенка «Хорошо прожевы­вай…» исполнялась, как мы уже знаем, на мотив англий­ской песни «Греби, греби, греби…». Конечно, существовали и другие сходные моменты.

Но был в школе учитель Маруяма, правая рука ди­ректора (в обычной школе его именовали бы завучем), который во многом был полной противоположностью Кобаяси. В соответствии с фамилией, иероглифы которой означали «круглая гора», у Маруямы была идеально круг­лая голова, без единого волоска на макушке. Правда, хорошо приглядевшись, можно было обнаружить венчик седых волос на затылке. Добавьте к этому совершенно круглые очки и красные щеки, и вы сразу поймете, что он не похож на директора Кобаяси. Но еще больше учитель Маруяма отличался от него своими наклонностями. Так, он любил читать ученикам старинные китайские стихи – тор­жественные и труднопонятные. Вроде этих:

Дети понимали стихи по-своему:

При этом они страшно недоумевали: отчего неустра­шимый монах-богатырь – славный Бэнкэй – рыдает, переправляясь на коне через реку? И каждый раз, встре­чая учителя Маруяму, дети вспоминали о «бедном» Бэнкэе.

Было это утром четырнадцатого декабря. Когда все дети собрались в школе, учитель Маруяма объявил им:

– Сегодня памятный день – более двух с половиной веков назад сорок семь верных ронинов отомстили за ги­бель своего хозяина. Мы отправимся пешком в храм Сэнгакудзи и почтим их могилы. Ваши родители в курсе дела.

Директор Кобаяси, конечно, знал о предстоящей про­гулке. Может быть, он и не был в особом восторге от затеи учителя Маруямы, но и не возражал. По крайней мере, ничего плохого в прогулке он не видел, поэтому не уди­вительно, что и родители легко согласились отпустить детей. Мама Тотто-тян даже усмотрела в ней нечто ин­тересное, ведь любопытно, когда поход к усыпальнице воинов далекой феодальной эпохи совершают дети такой передовой школы, как «Томоэ».

Перед отправлением учитель Маруяма в общих чертах обрисовал историю сорока семи ронинов.

Почти два года в глубокой тайне верные вассалы князя Асано готовились отомстить за его поруганную честь. 14 декабря 1702 года они пробрались во дворец обидчи­ка – коварного вельможи Киры и отрубили ему голову. А год спустя тогдашний военный правитель – сегун же­стоко и несправедливо покарал их, повелев сделать хара­кири, то есть вспороть себе мечом живот.

При этом учитель Маруяма не раз возвращался к рас­сказу о мужестве торговца Рихэя Аманоя, снабдившего верных воинов оружием и всем необходимым. Сколько ни пытали его чиновники сегуна, в ответ на все вопросы он говорил только одно: «Я, Рихэй Аманоя, не кто-нибудь, а мужчина!»

Ребята мало что поняли из рассказа учителя, но были страшно довольны – ведь предстоит дальняя прогулка, а уроков не будет. Захватив завтраки и попрощавшись с директором и учителями, пятьдесят учеников тронулись в путь под предводительством «Круглой Горы». То и дело из рядов раздавались громкие возгласы: «Я, Рихэй Аманоя, не кто-нибудь, а мужчина!» А поскольку эти гордые слова произносились не только мальчиками, но и девочками, то не удивительно, что встречавшиеся на пути прохожие оборачивались и от души смеялись. Храм Сэнгакудзи находился примерно в двенадцати километрах от школы. Тем не менее прогулка под голубым декабрьским небом вовсе не показалась утомительной детям, тянувшимся длинной вереницей по токийским улицам с возгласами: «Я, Рихэй Аманоя, не кто-нибудь, а мужчина!» Тем более что автомобилей тогда на улицах было мало и они не мешали прогулке.