Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Сочинения. В 2-х томах

Клюев Николай Алексеевич

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Сочинения. В 2-х томах - Клюев Николай Алексеевич - Страница 56

Изменить размер шрифта:

1917

265

Я — посвященный от народа,

На мне великая Печать,

И на чело свое природа

Мою прияла благодать.

Вот почему на речке ряби

В ракитах ветер-Алконост

Поет о Мекке и арабе,

Прозревших лик Карельских звезд.

Все племена в едином слиты:

Алжир, оранжевый Бомбей

В кисете дедовском зашиты

До золотых, воскресных дней.

Есть в сивке доброе, слоновье,

И в елях финиковый шум, —

Как гость в зырянское зимовье,

Приходит пестрый Эрзерум.

Китай за чайником мурлычет,

Чикаго смотрит чугуном…

Не Ярославна рано кычет

На зоборале городском, —

То богоносный дух поэта

Над бурной родиной парит,

Она в громовый плащ одета,

Перековав луну на щит.

Левиафан, Молох с Ваалом —

Ее враги. Смертелен бой.

Но кроток луч над Валаамом,

Целуясь с Ладожской волной.

А там, где снежную Печору

Полою застит небосклон,

В окно к тресковому помору

Стучится дед — пурговый сон.

Пусть кладенечные изломы

Врагов, как молния, разят, —

Есть на Руси живые дремы —

Невозмутимый, светлый сад.

Он в вербной слезке, в думе бабьей,

В Богоявленьи наяву,

И в дудке ветра об арабе,

Прозревшем Звездную Москву.

266

Нила Сорского глас: «Земнородные братья,

Не рубите кринов златоствольных,

Что цветут, как слезы в древних платьях,

В нищей песни, в свечечках юдольных.

Низвергайте царства и престолы,

Вес неправый, меру и чеканку,

Не голите лишь у Иверской подолы,

Просфору не чтите за баранку.

Причта есть: просфорку-потеряжку

Пес глотал, и пламенем сжигался.

Зреть красно березку и монашку —

Бель и чернь, в них Руси дух сказался.

Не к лицу железо Ярославлю, —

В нем кровинка Спасова — церквушка:

Заслужила ль песью злую травлю

На сучке круживчатом пичужка?

С Соловков до жгучего Каира

Протянулась тропка — Божьи четки,

Проторил ее Спаситель мира,

Старцев, дев и отроков подметки.

Русь течет к Великой Пирамиде,

В Вавилон, в сады Семирамиды;

Есть в избе, в сверчковой панихиде

Стены Плача, Жертвенник Обиды.

О познайте, братия и други,

Божьих ризниц куколи и митры —

Окунутся солнце, радуг дуги

В ваши книги, в струны и палитры.

Покумится Каргополь с Бомбеем,

Пустозерск зардеет виноградно,

И над злым похитчиком-Кащеем

Ворон-смерть прокаркает злорадно».

267

Меня Распутиным назвали,

В стихе расстригой, без вины,

За то, что я из хвойной дали

Моей бревенчатой страны,

Что души печи и телеги

В моих колдующих зрачках,

И ледовитый плеск Онеги

В самосожженческих стихах.

Что, васильковая поддевка

Меж коленкоровых мимоз,

Я пугачевскою веревкой

Перевязал искусства воз.

Картавит дружба: «святотатец».

Приятство: «хам и конокрад».

Но мастера небесных матиц

Воздвигли вещему Царьград.

В тысячестолпную Софию

Стекутся зверь и человек.

Я Алконостную Россию

Запрятал в дедовский сусек.

У Алконоста перья — строчки,

Пушинки — звездные слова;

Умрут Кольцовы-одиночки,

Но не лесов и рек молва.

Потомок бога Китовраса,

Сермяжных Пудов и Вавил,

Угнал с Олимпа я Пегаса,

И в конокрады угодил.

Утихомирился Пегаске,

Узнав полеты в хомуте…

По Заонежью бродят сказки,

Что я женат на Красоте.

Что у меня в суставе — утка,

А в утке — песня-яйцо…

Сплелась с кометой незабудка

В бракоискусное кольцо.

За Евхаристией шаманов

Я отпил крови и огня,

И не оберточный Романов,

А вечность жалует меня.

Увы, для паюсных умишек

Невнятен Огненный Талмуд,

Что миллионы чарых Гришек

За мной в поэзию идут.

1918

268-269

Владимиру Кириллову

Мы — ржаные, толоконные,

Пестрядинные, запечные,

Вы — чугунные, бетонные,

Электрические, млечные.

Мы — огонь, вода и пажити,

Озимь, солнца пеклеванные,

Вы же тайн не расскажете

Про сады благоуханные.

Ваши песни — стоны молота,

В них созвучья — шлак и олово;

Жизни дерево надколото,

Не плоды на нем, а головы.

У подножья кости бранные,

Черепа с кромешным хохотом;

Где же крылья ураганные,

Поединок с мечным грохотом?

На святыни пролетарские

Гнезда вить слетелись филины;

Орды книжные, татарские,

Шестернею не осилены.

Кнут и кивер аракчеевский,

Как в былом, на троне буквенном.

Сон Кольцовский, терем Меевский

Утонули в море клюквенном.

Баша кровь водой разбавлена

Из источника бумажного,

И змея не обезглавлена

Песней витязя отважного.

Мы — ржаные, толоконные,

Знаем Слово алатырное,

Чтобы крылья громобойные

Вас умчали во всемирное.

Там изба свирельным шоломом

Множит отзвуки павлинные…

Не глухим, бездушным оловом

Мир связать в снопы овинные.

Воск с медыныо яблоновою —

Адамант в словостроении,

И цвести над Русью новою

Будут гречневые гении.

Или муза — котельный мастер

С махорочной гарью губ…

Заплутает железный Гастев,

Охотясь на лунный клуб…

Приведет его тропка к избушке

На куриной, заклятой пяте;

Претят бунчуки и пушки

Великому сфинксу — красоте.

Поэзия, друг, не окурок,

Не Марат, разыгранный по наслышке.

Караван осетинских бурок

Не согреет муз в твоей книжке.

Там огонь подменен фальцовкой,

И созвучья — фабричным гудком,

По проселкам строчек с веревкой

Кружится смерть за певцом.

Убегай же, Кириллов, в Кириллов,

К Кириллу — азбучному святому,

Подслушать малиновок переливы,

Припасть к неоплаканному, родному.

И когда апрельской геранью

Расцветут твои глаза и блуза,

Под оконцем стукнет к зараныо

Песнокудрая девушка-муза.