Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Сочинения. В 2-х томах

Клюев Николай Алексеевич

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Сочинения. В 2-х томах - Клюев Николай Алексеевич - Страница 40

Изменить размер шрифта:

199

О ели, родимые ели,

Раздумий и ран колыбели,

Пир брачный и памятник мой,

На вашей коре отпечатки,

От губ моих жизней зачатки,

Стихов недомысленный рой.

Вы грели меня и питали,

И клятвой великой связали —

Любить Тишину-Богомать.

Я верен лесному обету,

Баюкаю сердце: не сетуй,

Что жизнь, как болотная гать.

Что умерли юность и мама,

И ветер расхлябанной рамой,

Как гроб забивают, стучит,

Что скуден заплаканный ужин,

И стих мой под бурей простужен,

Как осенью листья ракит —

В нем сизо-багряные жилки

Запекшейся крови; подпилки

И критик ее не сотрут.

Пусть давят томов Гималаи, —

Ракиты рыдают о рае,

Где вечен листвы изумруд.

Пусть стол мой и лавка-кривуша

Умершего дерева души

Не видят ни гостя, ни чаш, —

Об Индии в русской светелке,

Где все разноверья и толки,

Поет, как струна, карандаш.

Там юных вселенных зачатки —

Лобзаний моих отпечатки,

Предстанут, как сонмы богов.

И ели, пресвитеры-ели,

В волхвующей хвойной купели

Омоют громовых сынов.

200

Утонувшие в океанах

Не восходят до облаков,

Они в подземных, пламенных странах

Средь гремучих красных песков.

До второго пришествия Спаса

Огневейно крылаты они,

Лишь в поминок Всадник Саврасый

На мгновенье гасит огни.

И тогда прозревают души

Тихий Углич и праведный Псков,

Чуют звон колокольный с суши,

Воск погоста и сыту блинов.

Блин поминный круглый не даром:

Солнце с месяцем — Божьи блины,

За вселенским судным пожаром

Круглый год ипостась весны.

Не напрасны пшеница с медом —

В них услада надежды земной:

Мы умрем, но воскреснем с народом,

Как зерно, под Господней сохой.

Не кляните ж, ученые люди,

Вербу, воск и голубку-кутью —

В них мятеж и раздумье о чуде

Уподобить жизнь кораблю,

Чтоб не сгибнуть в глухих океанах,

А цвести, пламенеть и питать,

И в подземных, огненных странах

К небесам врата отыскать.

201

Осенние сумерки — шуба,

А зимние — бабий шугай,

Пролетние — отрочьи губы,

Весна же — вся солнце и рай.

У шубы дремуча опушка,

Медвежья, лесная душа,

В шугае ж вещунья-кукушка

Тоскует, изнанкой шурша.

Пролетье с весною — услада,

Их выпить бы бражным ковшом…

Есть в отроках хмель винограда,

Брак солнца с надгубным пушком.

Живые, нагие, благие,

О, сумерки Божьих зрачков,

В вас желтый Китай и Россия

Сошлися для вязки снопов."

Тучна, златоплодна пшеница,

В зерне есть коленце, пупок…

Сгинь Запад — Змея и Блудница, —

Наш суженый — отрок Восток!

Есть кровное в пагоде, в срубе —

Прозреть, окунуться в зенит…

У русского мальца на губе

Китайское солнце горит.

202

Олений гусак сладкозвучнее Глинки

Олений гусак сладкозвучнее Глинки,

Стерляжьи молоки Вердена нежней,

А бабкина пряжа, печные тропинки

Лучистее славы и неба святей.

Что небо — несытое, утлое брюхо,

Где звезды роятся глазастее сов.

Покорствуя пряхе, два Огненных Духа

Сплетают мережи на песенный лов.

Один орлеокий, с крылом лиловатым

Пред лаптем столетним слагает свой щит,

Другой тихосветный и схожий с закатом,

Кудельную память жезлом ворошит:

«Припомни, родная, карельского князя,

Бобровые реки и куньи леса»…

В державном граните, в палящем алмазе

Поют Алконосты и дум голоса.

Под сон-веретенце печные тропинки

Уводят в алмаз, в шамаханский узор…

Как стерлядь в прибое, как в музыке Глинки

Ныряет душа с незапамятных пор.

О, русская доля — кувшинковый волос,

И вербная кожа девичьих локтей,

Есть слухи, что сердце твое раскололось,

Что умерла прялка и скрипки лаптей,

Что в куньем раю громыхает Чикаго,

И Сиринам в гнезда Париж заглянул.

Не лжет ли перо, не лукава ль бумага,

Что струнного Спаса пожрал Вельзевул?

Что бабкина пряжа скуднее Вердена,

Руслан и Людмила в клубке не живут…

Как морж в солнопек, раздышалися стены, —

В них глубь океана, забвенье и суд.

203-206

Поэту Сергею Есенину

Оттого в глазах моих просинь

Оттого в глазах моих просинь,

Что я сын Великих Озер.

Точит сизую киноварь осень

На родной, беломорский простор.

На закате плещут тюлени,

Загляделся в озеро чум…

Златороги мои олени —

Табуны напевов и дум.

Потянуло душу, как гуся,

В голубой полуденный край;

Там Микола и Светлый Исусе

Уготовят пшеничный рай!

Прихожу. Вижу избы — горы,

На водах — стальные киты…

Я запел про синие боры,

Про Сосновый Звон и скиты.

Мне ученые люди сказали:

«К чему святые слова?

Укоротьте поддевку до талии

И обузьте у ней рукава!»

Я заплакал Братскими Песнями,

Порешили: «в рифме не смел!»

Зажурчал я ручьями полесными

И Лесные Были пропел.

В поучение дали мне Игоря

Северянина пудреный том.

Сердце поняло: заживо выгорят

Те, кто смерти задет крылом.

Лихолетья часы железные

Возвестили войны пожар,

И Мирские Думы болезные

Я принес отчизне, как дар.

Рассказал, как еловые куколи

Осеняют солдатскую мать,

И бумажные дятлы загукали:

«Не поэт он, а буквенный тать!

«Русь Христа променяла на Платовых,

Рай мужицкий — ребяческий бред»…

Но с Рязанских полей коловратовых

Вдруг забрезжил конопляный свет.

Ждали хама, глупца непотребного,

В спинжаке, с кулаками в арбуз, —

Даль повыслала отрока вербного

С голоском слаще девичьих бус.

Он поведал про сумерки карие,

Про стога, про отжиночный сноп;

Зашипели газеты: «Татария!

И Есенин — поэт-юдофоб!»

О, бездушное книжное мелево,

Ворон ты, я же тундровый гусь!

Осеняет Словесное дерево

Избяную, дремучую Русь!

Певчим цветом алмазно заиндевел

Надо мной древословный навес,

И страна моя, Белая Индия,

Преисполнена тайн и чудес/

Жизнь-Праматерь заутрени росные

Служит птицам и правды сынам;

Книги-трупы, сердца папиросные —

Ненавистный Творцу фимиам!