Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Сочинения. В 2-х томах

Клюев Николай Алексеевич

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Сочинения. В 2-х томах - Клюев Николай Алексеевич - Страница 39

Изменить размер шрифта:

194

Вылез тулуп из чулана

С летних просонок горбат:

Я у татарского хана

Был из наряда в наряд.

Полы мои из Бухары

Род растягайный ведут,

Пазухи — пламя Сахары

В русскую стужу несут.

Помнит моя подоплека

Желтый Кашмир и Тибет,

В шкуре овечьей востока

Теплится жертвенный свет.

Мир вам, Ипат и Ненила,

Печь с черномазым горшком!

Плеск звездотечного Нила

В шорохе слышен моем.

Я — лежебок из чулана

В избу зазимки принес…

Нилу, седым океанам,

Устье — запечный Христос.

Кто несказанное чает,

Веря в тулупную мглу,

Тот наяву обретает

Индию в красном углу.

195

Печные прибои пьянящи и гулки,

В рассветки, в косматый потемочный час,

Как будто из тонкой серебряной тулки

В ковши звонкогорлые цедится квас.

В полях маята, многорукая жатва,

Соленая жажда и оводный пот.

Квасных переплесков свежительна дратва,

В них раковин влага, кувшинковый мед.

И мнится за печью седое поморье,

Гусиные дали и просырь мереж.

А дед запевает о Храбром Егорье,

Склонив над иглой солодовую плешь.

Неспора починка, и стёг неуклюжий,

Да море незримое нудит иглу:

То Индия наша, таинственный ужин,

Звенящий потирами в красном углу.

Печные прибои баюкают сушу,

Смывая обиды и горестей след…

«В раю упокой Поликарпову душу»,

С лучом незабудковым шепчется дед.

196

Под древними избами, в красном углу,

Находят распятье, алтын и иглу —

Мужицкие Веды: мы распяты все,

На жернове мельник, косарь на косе,

И куплены медью из оси земной,

Расшиты же звездно Господней иглой.

Мы — кречетов стая, жар-птицы, орлы,

Нам явственны бури и вздохи метлы, —

В метле есть душа — деревянный божок,

А в буре Илья — громогласный пророк…

У Божьей иглы не измерить ушка,

Мелькает лишь нить — огневая река…

Есть пламенный лев — он в мужицких кресцах,

И рык его чуется в ярых родах,

Когда роженичный, заклятый пузырь

Мечом рассекает дитя-богатырь…

Есть черные дни — перелет воронят,

То Бог за шитьем оглянулся назад —

И в душу народа вонзилась игла…

Нас манят в зенит городов купола,

В коврижных поморьях звенящий баркас

Сулится отплыть в горностаевый сказ,

И нож семьянина, ковригу деля,

Как вал ударяет о грудь корабля.

Ломоть черносошный, — то парус, то руль,

Но зубы, как чайки, у Степ и Акуль, —

Слетятся к обломкам и правят пиры…

Мы сеем, и жнем до урочной поры,

Пока не привел к пестрядным берегам

Крылатых баркасов нетленный Адам.

197

Потные, предпахотные думы

На задворках бродят, гомонят…

Ввечеру застольный щаный сад

Множит сны — берестяные шумы.

Завтра вёдро… Солнышко впряглось

В золотую, жертвенную соху.

За оконцем гряд парному вздоху

Вторит темень — пегоухий лось.

Господи, хоть раз бы довелось

Видеть лик Твой, а не звездный коготь!

Мировое сердце — черный деготь

С каплей пота устьями слилось.

И глядеться в океан алмазный —

Наша радость, крепость и покой.

Божью помощь в поле, за сохой

Нам вещает муж благообразный.

Он приходит с белых полуден,

Весь в очах, как луг в медовой кашке…

Привкус моря в пахотной рубашке,

И в лаптях мозольный пенный звон,

Щаный сад весь в гнездах дум грачиных,

Древо зла лишь призрачно голо.

И как ясно-задремавшее стекло —

Жизнь и смерть на папертях овинных.

198

Пушистые горностаевые зимы,

И осени глубокие, как схима.

На палатях трезво уловимы

Звезд гармошки и полет серафима.

Он повадился телке недужной

Приносить на копыто пластырь —

Всей хлевушки поводырь и пастырь

В ризе непорочно-жемчужной.

Телка ж бурая, с добрым носом,

И с молочным, младенческим взором.

Кружит врачеватель альбатросом

Над избой, над лысым косогором.

В теле буйство вешних перелесков:

Под ногтями птахи гнезда вьют,

В алой пене от сердечных плесков

Осетры янтарные снуют.

И на пупе, как на гребне хаты,

Белый аист, словно в свитке пан,

На рубахе же оазисы-заплаты,

Где опалый финик и шафран.

Где араб в шатре чернотканном,

Русских звезд познав глубину,

Славит думой, говором гортанным

Пестрядную, светлую страну.