Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Сочинения. В 2-х томах

Клюев Николай Алексеевич

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Сочинения. В 2-х томах - Клюев Николай Алексеевич - Страница 104

104

Изменить размер шрифта:

(1932–1933)

401

Продрогли липы до костей,

До лык, до сердца лубяного

И в снежных сиверах готовы

Уснуть навек, не шля вестей.

В круговороте зимних дней,

Косматых, волчьих, лязгозубых,

Деревья не в зеленых шубах,

А в продухах, сквозистых срубах

Из снов и морока ветвей.

Продрогли липы до костей,

Стучатся в ставни костылями:

«Нас приюти и обогрей

Лежанкой, сказкою, стихами».

Войдите, снежные друзья!

В моей лежанке сердце рдеет

Черемухой и смолью мреет,

И журавлиной тягой веет

На одинокого меня

Подснежниками у ручья.

Погрейтесь в пламени сердечном,

Пока горбун — жилец запечный —

Не погасил его навечно!

Войдите!.. Ах!.. Звездой пурговой

Сияет воротник бобровый

И карий всполох глаз перловых.

Ты опоздал, метельный друг,

В оковах льда и в лапах пург

Продрогла грудь, замглился дух!

Вот сердце, где тебе венок

Сплетала нежность-пастушок,

Черемуха и журавли

Клад наговорный стерегли,

Стихов алмазы, дружбы бисер,

Чтоб россомахи, злые рыси,

Что водят с лешим хлеб и соль,

Любя позёмок хмарь и голь,

Любимых глаз — певучих чаш —

Не выпили в звериный раж,

И рожки — от зари лоскут —

Не унесли в глухой закут,

Где волк-предательство живет.

Оно горит, как ярый мед,

Пчелиным, грозовым огнем!..

Ты опоздал седым бобром —

Серебряным крылом метели —

Пахнуть в оконце бедной кельи,

И за стеной старик-сугроб

Сколачивал глубокий гроб.

Мои рыданья, пальцев хруст

Подслушал жимолости куст.

Он, содрогаясь о поэте,

Облился кровью на рассвете.

(1932–1933)

402

Мой самовар сибирской меди —

Берлога, где живут медведи.

В тайге золы — седой, бурластой —

Ломает искристые насты.

Ворчун в трубе, овсянник в кране,

Лесной нехоженой поляне

Сбирают землянику в кузов.

На огонек приходит муза,

[Испить] стихов с холостяком

И пораспарить в горле ком

Дневных потерь и огорчений,

Меж тем как гроздьями сирени

Над самоваром виснет пар,

И песенный старинный дар

В сердечном море стонет чайкой

И бьется крыльями под майкой.

За революцию, от страху,

Надел я майку под рубаху,

Чтобы в груди, где омут мглистый,

Роился жемчуг серебристый

И звезды бороздили глуби.

Овсянник бурого голубит

Косматой пясткой земляники.

Мои же пестряди и лыки

Цветут для милого Китая,

Где в золотое море чая

Глядится остров — губ коралл

И тридцать шесть жемчужных скал,

За перевалом снежных пик

Мыс олеандровый — язык.

Его взлюбили альбатросы

За арфы листьев и утесы,

За славу крыльев в небесах.

На стихотворных парусах

Любимый облик, как на плате,

Волной на пенном перекате

Свежит моих седин отроги.

У медной пышущей берлоги,

Где на любовь ворчит топтыгин,

Я доплету, как лапоть, книги

Таежные, в пурговых хлопьях.

И в час, когда заблещут копья

Моих врагов из преисподней,

Я уберу поспешно сходни:

Прощай, медвежий самовар!

Отчаливаю в чай и пар,

В Китай, какого нет на карте.

Пообещай прибытье в марте,

Когда фиалки на протале,

Чтоб в деревянном одеяле

Не зябло сердце-медвежонок,

Неприголубленный ребенок!

(1932–1933)

403

Баюкаю тебя, райское древо

Птицей самоцветною — девой.

Ублажала ты песней царя Давыда,

Он же гуслями вторил взрыдам.

Таково пресладостно пелось в роще,

Где ручей поцелуям ропщет,

Виноградье да яхонты-дули, —

И проснулась ты в русском июле.

Что за края, лесная округа?

Отвечают: Рязань да Калуга!

Протерла ты глазыньки рукавом кисейным.

Видишь: яблоня в плоду златовейном!

Поплакала с сестрицей, пожурилась

Да и пошла белицей на клирос,

Таяла как свеченька, полыхая веждой,

И прослыла в людях Обуховой Надеждой.

А мы, холуи, зенки пялим,

Не видим, что сирин в бархатном зале,

Что сердце райское под белым тюлем!

Обожжено грозовым русским июлем,

Лесными пожарами, гладом да мором,

Кручинится по синим небесным озерам,

То Любашей в «Царской Невесте»,

То Марфой в огненном благовестьи.

А мы, холуи, зенки пялим,

Не видим крыл в заревом опале,

Не слышим гуслей Царя Давыда

За дымом да слезами горькой панихиды.

Пропой нам, сестрица, кого погребаем

В Костромском да Рязанском крае?

И ответствует нам краса-Любаша:

Это русская долюшка наша:

Головня на поле,

Костыньки в пекле,

Перстенек на Хвалынском дне.

Аминь.