Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Сочинения. В 2-х томах

Клюев Николай Алексеевич

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Сочинения. В 2-х томах - Клюев Николай Алексеевич - Страница 103

103

Изменить размер шрифта:

398

Когда осыпаются липы

В раскосый и рыжий закат

И кличет хозяйка — цып, цыпы!

Осенних зобастых курят,

На грядках лысато и пусто,

Вдовеет в полях борозда,

Лишь пузом упругим капуста,

Как баба обновой, горда.

Ненастна воронья губерния,

Ущербные листья — гроши.

Тогда предстают непомерней

Глухие проселки души.

Мерещится странником голос

Под вьюгой без верной клюки,

И сердце в слезах раскололось

Дуплистой ветлой у реки.

Ненастье и косит и губит

На кляче ребрастой верхом,

И в дедовском кондовом срубе

Беда покумилась с котом.

Кошачье мяу в половицах,

Простужена старая печь, —

В былое ли внуку укрыться

Иль в новое мышкой утечь?!

Там лета грозовые кони,

Тучны золотые овсы…

Согреть бы, как душу, ладони

Пожаром девичьей косы.

(1932–1933)

399

Россия была глуха, хрома,

Копила сор в избе, но дома

В родном углу пряла судьбу

И аравитянку-рабу

В тюрбане пестром чтила сказкой,

Чтобы за буквенной указкой

Часок вольготный таял слаже,

Сизее щеки, [чтобы] глаже,

И перстенек жарчей от вьюги,

По белый цвет — фату подруги —

Заполонили дебри дыма;

Снежинка — слезка Серафима —

Упала на панельный слизень

В семиэтажьи, на карнизе,

Как дух, лунатик… Бьют часы

По темени железной тростью

Жемчужину ночной красы.

Отужинать дождусь я гостью

Хвостастую, в козлиных рожках:

Она в аду на серных плошках,

Глав-винегретчица Авдотья.

Сегодня распотешу плоть я

Без старорусского креста,

И задом и губой лапта,

Рогами и совиным глазом!..

Чтоб вередам, чуме, заразам

Нашлося место за столом

В ничьем, бездомном, [под полом],

Где кровушка в бокалах мутных

И бесы верезжат на лютнях

Ослиный марш — топ-топ, топ-топ;

Меж рюмочных хрустальных троп

Ползет змея — хозяйка будни,

Вон череп пожирает студни,

И в пляс пустились башмаки,

Колотят в ребра каблуки.

А сердце лает псом забитым,

У дачи в осень позабытым!

Ослепли ставни на балконе,

Укрылись листья от погони

Ловца свирепого — ненастья.

Коза — подруга, — сладострастья

Бокалом мутным не измерить!

Поди и почеши у двери

Свой рог корявый, чтоб больней

Он костенел в груди моей!

Родимый дом и синий сад

Замел дырявый листопад

Отрепьем сумерек безглазых —

Им расцвести сурьмой на вазах,

Глядеться в сон, как в воды мысу

Иль на погосте барбарису!

Коза-любовница топ-топ,

И через тартар, через гроб

К прибою, чайкам, солнцу-бубну!

Ах, я уснул небеспробудно:

По морям — по волнам,

Нынче здесь, а завтра там! —

Орет в осенний переулок,

И голоса, вином из втулок,

Смывают будни, слов коросту…

Не верю мертвому погосту,

Чернявым рожкам и копытам.

Как молодо панельным плитам

И воробьям задорно-сытым!

(1932–1933)

400

Кому бы сказку рассказать,

Как лось матерый жил в подвале —

Ведь прописным ославят вралей,

Что есть в Москве тайга и гать,

Где кедры осыпают шишки —

Смолистые лешачьи пышки;

Заря полощет рушники

В дремотной заводи строки;

Что есть стихи — лосиный мык,

Гусиный перелетный крик;

Чернильница — раздолье совам,

Страницы с запахом ольховым.

И все, как сказки на Гранатном!

В пути житейском необъятном

Я — лось, забредший через гать

В подвал горбатый умирать!

Как тяжело ресницам хвойным,

Звериным легким, вьюгам знойным

Дышать мокрицами и прелью!

Уснуть бы под вотяцкой елью,

Сугроб пушистый — одеяло!

Чтобы не чуять над подвалом

Глухих вестей — ворон носатых,

Что не купаются закаты

В родимой Оби стадом лис,

И на Печоре вечер сиз,

Но берега пронзили сваи;

Кимена не венчает в мае

Березку с розовым купалой,

По тундре длинной и проталой,

Не серебрится лосий след;

Что мимо дебри, брынский дед,

По лапти пилами обрезан,

И от свирепого железа

В метель горящих чернолесий

Бегут медвежьи, рысьи веси,

И град из рудых глухарей,

Кряквы, стрельчатых дупелей

Лесные кости кровью мочит…

От лесоруба убегая,

Березка в горностайной шубке

Ломает руки на порубке.

Одна меж омертвелых пней!

И я один, в рогожу дней

Вплетен как лыко волчьим когтем,

Хочу, чтобы сосновым дегтем,

Парной сохатою зимовкой,

А не Есенина веревкой

Пахнуло на твои ресницы.

Подвалу, где клюют синицы

Построчный золотой горох —

Тундровый соловый мох, —

Вплетает время лосью челку;

На Рождестве закличет елку

[На] последки [на] сруб в подвал.

За любовь лесной бокал

Осушим мы, как хлябь болотца, —

Колдунья будет млеть, колоться,

Пылать от ревности зеленой.

А я поникну над затоном —

Твоим письмом, где глубь и тучки,

Поплакать в хвойные колючки

Под хриплый рог лихой погони

Охотника с косой зубастой.

И в этот вечер звезды часто,

Осиным выводком в июле,

Заволокут небесный улей,

Где няня-ель в рукав соболий

Запрячет сок земной и боли!