Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Сочинения. В 2-х томах

Клюев Николай Алексеевич

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Сочинения. В 2-х томах - Клюев Николай Алексеевич - Страница 102

102

Изменить размер шрифта:

(1932–1933)

395

Мне революция не мать —

Подросток смуглый и вихрастый,

Что поговоркою горластой

Себя не может рассказать.

Вот почему Сезанн и Суслов

С индийской вязью теремов

Единорогом роют русло

Средь брынских гатей и лесов.

Навстречу Вологда и Вятка,

Детинцы Пскова, Костромы…

Гоген Рублеву не загадка,

Матисс лишь рясно от каймы

Моржовой самоедской прялки.

Мы — щуры, нежити, русалки —

Глядим из лазов дупел, тьмы

В густую пестроту народов

И электрических восходов,

Как новь румяных корнеплодов

Дождемся в маревах зимы.

Чу! Голос из железных губ!

Уселись чуйка и тулуп

С заморским гостем побалакать,

И лыковой ноздрею лапоть

Чихнул на долгое здоровье.

Напудрен нос у Парасковьи,

Вавилу молодит Оксфорд.

Ах, кто же в старо-русском тверд —

В подблюдной песне, Алконосте?

Молчат могилы на погосте

И тучи ветхие молчат.

(1932–1933)

396

Деревня — сон бревенчатый, дубленый,

Овинный город, прозелень иконы,

Колядный вечер, вьюжный и каленый.

Деревня — жатва в косах и в поняве

С волынкою о бабьей лютой славе,

С болезною кукушкою в дубраве!

Деревня — за кибиткой волчья стая —

Вот-вот настигнет, сердце разрывая

Ощеренной метелицею лая!

Свекровь лихая — филин избяной,

Чтоб очи выклевать невестке молодой, —

Деревня — саван вытканный пургой,

Для солнца упокойник костяной.

Рученек не разомкнуть,

Ноженек не разогнуть —

Не белы снежки — мой путь!

Деревня — буря, молний наковальня,

Где молот — гром, и тучи — китовальня,

Где треплют шерсть — осинника опальней;

Осинник, жгуч, багров и пестр,

Ждет волчьих зим — седых невест,

С вороньим табором окрест.

Деревня — смертная пурга —

Метелит друга и врага,

Вонзив в безвестное рога.

Деревня — вепрь и сатана…

Но ронит коробом луна

На нивы комья толокна.

И сладко веет толокном

В родных полях, в краю родном,

Где жаворонок с васильком

Справляют свадьбу голубую.

В республике, как и в России,

Звенят подснежники лесные,

Венчая пчелку восковую.

Кинет воску на березку,

Запряглась луна в повозку —

Чтобы утро привезти

По румяному пути!

(1932–1933)

397

Ночь со своднею-луной

Правят сплетни за стеной,

Будто я, поэт великий,

Заплетаю в строки лыки,

Скрип лаптей, угар корчаги,

Чтобы пахло от бумаги

Черемисиной, Рязанью;

Что дородную Маланью

Я лелею пуще муз, —

Уж такой лабазный вкус.

Красота кипит как сальце,

По-барсучьи жить в подвальце,

Мягкой устланной норе,

По колено в серебре,

В бисере по лопатки;

Что Распутина [шулятки]

Ставлю я горбатой Пресне

За ухмылки да за песни.

У меня бесенок в служках,

Позашиваны в подушках

Окаянные рубли!

Вот так сусло развели

Темень и луна косая

Про лесного Миколая!

Про сосновый бубенец!..

Но, клянусь, не жеребец

Унавозил мой напев,

В нем живет пустынный лев

С водопадным вещим рыком, —

Лебедь я, и шит не лыком,

Не корчажным [вспенным] суслом,

Медом, золотом загуслым

Из ладони смугло-глыбкой!

Над моей ольховой зыбкой

Эта мреяла ладонь.

И фатой, сестрица-сонь,

Утирая сладкий ротик,

Легкозвонной пчелкой в соте

Поселилась в мой язык.

За годами гуд и зык

Стали пасекой певучей.

Самоедихе иль чукче

Я любовней поднесу

Ковш мой — ярую росу

Из подземных ульев браги,

Чем поэтам из бумаги

С карнаухой жучкой-лирой.

Я не серый и не сирый,

Не Маланьин и не Дарьин —

Особливый тонкий барин,

В чьем цилиндре, строгом банте

Капюшоном веет Данте,

А в глазах, где синь метели,

Серебрится Марк Аврелий,

В перстне перл — Александрия,

В слове же опал — Россия!

Он играет, нежный камень,

Речкой, облачком, стихами

И твоим, дитя, письмом —

Голубым лесным цветком;

В нем слезинок пригорошня,

Расцвела моя Опошня

(Есть село на Украине,

Все в цветистой жбанной глине).

Мой подвалец лесом стал: —

Вон в дупле горит опал,

Сердце родины иль зыбка

С чарою ладонью глыбкой —

Смуглой нежен, — плат по щеки.

За стеной молчат сороки,

Видно лопнула луна,

Ночь от зависти черна,

Погоняя лист пролетний —

Подноготицу и сплетни!

(1932–1933)