Все впереди - Брэдфорд Барбара Тейлор - Страница 30

Я заснула с улыбкой на лице, размышляя о том, как прекрасно, что моя мама начала совсем новую жизнь в возрасте шестидесяти одного года.

14

Йоркшир, ноябрь 1988

Эндрю работал над своими бумагами всю дорогу до Йоркшира.

Убаюканная теплом и движением автомобиля, я то и дело начинала дремать, когда мы ехали на север по шоссе. В какой-то момент я полностью проснулась, выпрямилась и посмотрела на часы. Было почти десять тридцать. Это меня удивило, и я сказала Эндрю:

— Мы уже едем больше трех с половиной часов. Мы ведь уже должны быть в Йоркшире, не правда ли?

— А мы уже приехали, котенок, — ответил он, взглянув на меня поверх папки, лежавшей у него на коленях, и слегка улыбаясь мне. — А ты спала большую часть пути. Во всяком случае, мы уже проехали Херрогейт некоторое время тому назад.

Я повернулась и взглянула в окно машины. Я увидела, что за окном ясное утро, безоблачное и солнечное, высоко раскинувшийся купол неба был бледно-голубым и белым над волнующимися долинами. И пока я продолжала смотреть в окно, думая о том, какой сегодня великолепный день, я внезапно испытала волнение от предчувствие чего-то хорошего, что нам принесет этот уик-энд с Дианой в ее красивом старом доме сразу на выезде из Вест-Тенфилда.

С тех пор как поженились, мы с Эндрю приезжаем в Англию хотя раз в году на каникулы, и ни разу не обошлось без поездки в Йоркшир. Поэтому вполне объяснима моя радость по поводу того, что мы приехали и на этот уик-энд. В течение десяти лет я полюбила это прекрасное, обширное графство, самое большое в Англии, с его буколическими зелеными долинами, обширными пустынными болотами, лесами, древними соборами и живописными руинами старых аббатств. Это был роскошный северный уголок, благословенный обширными пространствами плодородной пахотной земли и огромными промышленными богатствами. Йоркшир мог гордиться своими землями и старинными родовыми поместьями более, чем любое другое графство Британии. Я полюбила и научилась восхищаться его практичными и прочно стоящими на земле жителями, чей прагматизм, хладнокровие и гостеприимство вошли в легенду.

Венслидейл и долина Эре, по которой мы в данный момент ехали, были теми областями, которые я знала лучше других, потому что именно здесь был расположен дом предков Кесуиков. Дом принадлежал этой семье более четырехсот лет, и хотя Майкл и Диана поселились в Лондоне после свадьбы, которая последовала сразу после окончания университета, они проводили здесь почти каждый уик-энд с родителями Майкла и все большие праздники в течение года.

Эндрю родился в этом доме, так же как и почти все Кесуики, которые жили до него.

— Мама должна была обязательно родить меня в Йоркшире не только из-за традиции Кесуиков, но и из-за крикета, — как-то загадочно сказал мне Эндрю во время первого моего путешествия в Вест-Тенфилд, когда мы приехали в Англию на наш медовый месяц.

Я спросила у него, при чем тут крикет, он хмыкнул, но потом объяснил:

— Крикет — это йоркширская игра, Мэл. Мой отец и дед хотели, чтобы я родился в Йоркшире, потому что только человек, рожденный в пределах графства, мог играть в крикет за него. Они возлагали на меня большие надежды, надеясь и молясь, чтобы я смог вырасти вторым Леном Хаттоном или Фредди Труменом. Ты знаешь, отец и дед были помешаны на крикете.

Поскольку я ничего не знала о крикете, этой самой британской из всех британских игр, Эндрю объяснил мне, что Хаттон и Трумен были знаменитыми йоркширскими игроками в крикет, которые играли в сборной Англии и были национальными чемпионами, а скорее, даже национальными героями.

Случилось так, что Эндрю полюбил крикет и играл в него в школе.

— Но я никогда не был блестящим игроком, а только средним игроком с битой. У меня просто не было таланта, — признался он мне в другой раз, теплым летним днем на следующий год, когда мы с ним поехали в Лордз и я впервые увидела, как играют в крикет.

Продолжая следить за тем, что происходит за окном, я заметила блестящую башню Рипонского собора, живописно выделяющуюся на фоне далекого горизонта. Собор был самым необыкновенным зданием, которое я когда-либо видела. Заложенный в шестьсот пятидесятом году, он был величественно прекрасен и внушал восхищение. В нем крестили Эндрю, и в нем же была свадьба его родителей. Теперь же при виде этой величественной башни я знала, что через полчаса мы будем в фамильном доме Эндрю.

— Я голоден, — сказал Эндрю, прервав мои мысли. — Я надеюсь, старая Парки приготовила нам хороший завтрак. Я сейчас могу съесть быка.

— Ничего удивительного, — засмеялась я. — Я тоже очень проголодалась, мы ведь так рано выехали из Лондона. И я надеюсь, швейцар позвонил твоей маме, как ты его просил. Я ненавижу приезжать неожиданно.

— Боже мой, Мэл, ты не должна беспокоиться. Я мог бы поставить свою жизнь на любого швейцара в «Клеридже»: они соль земли и очень надежны.

— Верно. Тем не менее, может быть, мы должны были остановиться по дороге и сами позвонить ей?

— Не обязательно, моя милая, — прошептал он. — И ничего страшного не произойдет, если даже мы приедем без предупреждения. Господи, мы же едем к моей маме.

Я ничего не ответила, просто кивнула, затем полезла в свою сумочку. Достав пудреницу, я припудрила нос и немного подмазала губы. Снова усевшись спокойно, я посмотрела в окно и увидела, что мы проезжаем через рыночную площадь Рипона. Здесь каждый вечер в девять часов горнист трубил в свой горн на каждом углу маленькой чистенькой площади в память о старинном комендантском часе: на нем был костюм той эпохи. Эта традиция была столетней давности; англичане, особенно местные жители, относились к ней спокойно, однако какой-нибудь американец, вроде меня, находил ее очень странной и крайне причудливой.

Мы быстро оставили центр городка позади. Шофер направился в сторону Мидлхэма, следуя пространным инструкциям Эндрю, и вскоре мы снова оказались в открытом поле, двигаясь в сторону Вест-Тенфилда. Он расположен между Рипоном и Мидлхэмом, но ближе к последнему. Место это знаменито благодаря своим конюшням, где выращивались и тренировались беговые лошади, и здесь также находилась вошедшая в историю коллекция драгоценностей, известная под названием «Северный Виндзор» во времена королей династии Плантагенетов Эдуарда IV и Ричарда III.

Мы продолжали ехать вперед по извилистым дорогам графства, узким и немного ненадежным из-за близости болот. Тем утром они выглядели мрачными и дикими. В августе и сентябре они выглядят совершенно иначе, напоминая лиловое море, когда по вереску одна за другой прокатывались волны под непрестанно дующим ветром, — это захватывающее двух зрелище.

— Мы почти приехали, — пробормотала я себе под нос, когда машина покатилась по старому каменному мосту через реку Эре, а затем въехала на главную улицу Вест-Тенфилда. Это была типичная деревня в долине — очаровательная, живописная и очень-очень старая.

Я взглянула направо, и передо мной открылся знакомый вид — ряд красивых каменных коттеджей с красными черепичными крышами, стоящих вдоль берега реки; зеленые лужайки перед домами сбегали к самой воде. А позади них, выделяясь на фоне бледного зимнего неба, стояли старая норманская церковь и рядом с ней мормонская башня в окружении древних дубов, ясеней и вечнозеленых кустарников.

Я протянула руку и сжала ладонь Эндрю. Я знала, как сильно он любит это место.

Он улыбнулся мне и начал складывать документы, быстро засовывая их в портфель и закрывая его.

— Тебе удалось много сделать? — спросила я.

— Да, даже больше, чем сделал бы в этом проклятом офисе. Я рад, что ма вчера стала закручивать гайки и что я, в конце концов, передумал, так что мы сможем провести уик-энд с нею. Нам обоим это будет очень приятно.

— Еще бы! И, может быть, мы завтра поедем кататься верхом?

— Хорошая мысль, Мэл. Мы проскачем до Мидлхэма и присоединимся к жокеям и конюхам из конюшни, когда они галопом будут прогуливать лошадей. Если только ты согласишься снова очень рано встать.