Корделия - Грэхем (Грэм) Уинстон - Страница 45

— Морис, скажи, чтобы нам принесли ужин прямо сюда. И чтобы больше не беспокоили. Понял? Меня ни для кого нет.

— Да, сэр.

Из кабинета они вышли в маленькую гостиную с небольшим столиком на двоих. Стивен закрыл дверь.

— Это так чудесно, что я не верю своим глазам. Расскажи мне, как это получилось. Времени достаточно. Я распорядился не начинать представление без моего сигнала.

Корделия огляделась.

— Надо же, какая ты важная персона. Иметь право отложить представление…

— Это ты — важная персона. Позволь мне… — он потянулся к вуали.

Корделия сама подняла ее, и он впился жадным взглядом в ее лицо.

— Ты постоянно меняешься. Я даже не начал по-настоящему узнавать тебя. — Он коснулся ее щеки. — Господи, мне всякий раз приходится знакомиться с тобою заново!

Глава XIX

Они поужинали — смеясь и болтая. Корделия пребывала все в том же приподнятом настроении, словно все напасти канули в Лету.

Стивен и сам оттаял рядом с ней. После ужина он провел ее по узкому проходу в ближайшую к сцене ложу, отгороженную от нее ажурной решеткой. Здесь были позолоченные кресла и тяжелые бархатные портьеры.

— Когда-то дамам не разрешалось посещать мюзик-холлы, поэтому для знатных особ придумали такие ложи, чтобы они могли любоваться зрелищем, не рискуя быть узнанными.

Корделия глянула вниз. Только что начался первый номер. Актер, одетый как рабочий, с глиняной трубкой во рту и шляпе без полей, исполнил шуточную песенку. Но Корделию больше интересовал сам театр. Перед сценой, параллельно ей, стоял длинный стол — за ним сидела и курила веселая мужская компания. Остальные столики были разбросаны по всему залу, как в школьной столовой; все места были заняты. Девять десятых аудитории составляли мужчины. Над дальним концом зала навис балкон, где также стояли столы и стулья. На заднем фоне виднелся бар.

Корделия делила внимание между сценой и своим кавалером, а он с нее глаз не сводил, отмечая ее реакцию на каждый номер, испытывая волнение от ее близости — он мог в любое мгновение заключить ее в объятия. Она то и дело с улыбкой поворачивалась к нему; их лица почти соприкасались. Они разговаривали шепотом: Корделия задавала вопросы либо делала замечания, а Стивен отвечал ей.

После каждого номера из-за ближайшего к сцене столика вставал импозантный мужчина с военной выправкой и восковыми усами и начинал хлопать, а зрители охотно следовали его примеру. Когда же аплодисменты стихали и вновь поднимался занавес, он зычным, хорошо поставленным голосом объявлял следующий номер.

По голубому потолку были рассыпаны золотые, неизвестные науке созвездия. Арку над авансценой украшали белые гипсовые завитушки и золотые и синие цветы. Над полукругом сцены виднелись розовые бутоны из ситца. Корделия догадывалась, что сказал бы по этому поводу мистер Фергюсон, но ее впечатление не пострадало.

Возможно, на нее действовало присутствие Стивена. Ей понравились "Братья Раузы" — два маленьких, очень серьезных человечка с абсолютно бесстрастными лицами, в черном трико и с черными усиками. Они кувыркались и соединялись в немыслимые акробатические фигуры; жарили яичницу, стоя на проволоке — причем выражение их лиц оставалось прежним.

Мисс Лотти Фримен понравилась ей несколько меньше. Артистка вышла в слишком обтянутом, телесного цвета трико с блестками и дешевой бижутерией; на голове у нее красовался котелок с загнутыми полями. Этот костюм показался Корделии вызывающим, а сопрано мисс Фримен — чересчур писклявым. Зато мужчины пришли от нее в восторг и без конца вызывали. У Корделии возникло ощущение, будто ей открылась доселе неведомая сторона жизни.

Общая атмосфера зала, теплая и дружелюбная, оказалась лучше, чем она ожидала. Ей импонировал маленький оркестр, аккомпанировавший выступающим, веселые, зажигательные мелодии и весьма непосредственное поведение музыкантов, которые в паузах курили и переговаривались. Иногда в зале звякали ножи и вилки: какой-нибудь проголодавшийся зритель терял интерес к происходящему на сцене и уделял больше внимания еде. Но большинство довольствовались пивом и легкими закусками. Человек с военной выправкой обращался ко всем — и зрителям, и артистам — по имени и запросто обменивался с ними шуточками. Под конец дальний угол зала утонул в голубоватых клубах дыма.

Синьор Палермо был неподражаем, однако несколько затянул свой номер; зрители заерзали. Кто-то прочел трогательный отрывок о замерзшей собаке. Потом снова вышла мисс Лотти Фримен, в пальто и кепи путевого обходчика; на этот раз Корделия отнеслась к ней с большей симпатией. Девушка затянула песенку "Обходчик", при этом она попросила зрителей подпевать. Все хором грянули:

Незамысловато и трогательно. Стивен с Корделией присоединились к общему хору и, когда песня кончилась, радостно улыбнулись друг другу. Они забыли свою горькую разлуку и в этой уютной атмосфере, вдали от темных, сырых улиц, среди беззаботных гуляк, попеременно становились то водопроводчиком Хербом и его калекой женой, то Джеком и Тедди после удачного дня на бирже, то учителем Артуром и студентом-медиком Джо, то армянским евреем Майклом и Фредом, водителем омнибуса.

Гвоздем программы стали "Бостонские менестрели" — четверка мужчин, загримированных под негров: с курчавыми париками, лоснящимися черными лицами и широко раздвинутыми в улыбке губами. Они играли на аккордеоне, банджо, тамбурине и прищелкивали кастаньетами.

Начали с песенки "Если уж быть цветком, то маргариткой". За ней последовала "Суэйни-ривер", а затем "Хозяин лежит в земле сырой". На глазах у Корделии выступили слезы.

Они досмотрели представление до конца, и только тогда Корделия опомнилась и поняла, что уже десять часов. Ей давно пора домой!

— Куда ты спешишь? — увещевал Стивен. — И кого ты боишься? Двух жалких стариков, которые даже не заметят, в котором часу ты вернулась? Останься еще ненадолго! Хочешь есть? Могу предложить сандвичи и богатый выбор напитков.

Но она ни за что не соглашалась остаться, и Стивен поручил слуге приготовить его коляску. Пока они ждали, вошла барменша — женщина лет пятидесяти, с добродушным лицом и обесцвеченными волосами. Стивен представил их друг другу:

— Это Чар, старый друг нашей семьи. А это мой друг, Корделия.

— Добрый вечер, Корделия, — сказала барменша. — Рада познакомиться.

Она окинула Корделию оценивающим взглядом, отчего той стало не по себе.

В коляске она вспомнила о дневнике Маргарет. Она думала показать его Стивену и спросить совета, но теперь это казалось мелким и несущественным, хотя по-прежнему волновало ее, так же, как слова Дэна.

— Волшебный вечер, — сказал Стивен. — Побольше бы таких!

— Да, Стивен. Спасибо тебе за все.

— Эти две недели должны стать апогеем нашего счастья. Что бы ни случилось потом, как бы мы ни распорядились своей жизнью, постараемся взять от этих дней как можно больше.

— Почему вдруг такой серьезный тон?

— Не вдруг. Между нами все очень серьезно — с самого начала. Но ведь еще ничего не решено, правда? Значит, нужно жить сегодняшним днем. Завтрашним, послезавтрашним…

Корделия устремила взор на его красивый, мужественный профиль. Стивен повернулся к ней, и в его глазах вспыхнули огни. Его присутствие и утешало, и будоражило.

— Мы не могли бы побыть вместе, как в июле? — шепнул он. — Поедем ко мне, это в паре миль отсюда. Сейчас там никого нет, кроме спящих слуг. Это слишком чудесно, чтобы упустить такую возможность. Один шанс из тысячи! Прошу тебя! — он с мольбой накрыл руку молодой женщины своей ладонью и впился взглядом в ее лицо, пытаясь во тьме угадать его выражение.