Легион Безголовый - Костин Сергей - Страница 39

— А как насчет привидений?

— Сомнительно. Ни одно привидение неспособно перерубить саблей наручники. И по голове старшего лейтенанта ни одно привидение не рискнет погладить. Здесь что-то другое. Мы должны искать материальное тело. Такое, чтобы могло на лошадке скакать. Условимся так: пока круг подозреваемых не сложился, главным считается Заказчик. Он же и исполнитель. Косвенные данные на предмет причастности к массовой резне эфемерных рисованных человечков и самих обезглавленных трупов держим про запас. Что делаем… Необходимо определить районы, в которых могут концентрироваться крупные безголовые соединения.

Мария откусывает лишний кусок проволоки, натягивает отремонтированный бронежилет, затягивает липучки.

— Дико все как-то. Нет, Лешка, ты не думай, я с тобой до самого конца. Но, согласись, необычность ситуации, можно сказать, глупость и неестественность, кого угодно насмешат.

— Ничего смешного не вижу, — бурчу я, ворочая ногой обугленные бумажки. — За тобой, а может, и за мной, как за слишком много знающим свидетелем, идет охота. И, решая поставленную перед нашим отделом задачу, мы спасаем прежде всего себя. И если кто-то не понимает…

— Хорошо, Лешенька. — Напарница дотрагивается до моей руки. — Будем работать. И найдем твоего Безголового. Пойду поговорю с дежурным. Может, он видел что подозрительное. А ты пока приберись здесь немного.

Вопрос, кто будет убирать царящий в отделе бардак, решился сам собой.

Мария Баобабова, стараясь не наступать на пепел и останки разрушенной мебели, идет к выходу. Открывает дверь, тут же захлопывает.

— Леша!

— Я уже приступил. — Выполнять просьбы напарницы, в том числе и об уборке помещения, нужно немедленно. Иначе вернется и начнет зудеть. “А ты ни черта для нашего отдела не делаешь, а ты ленивый, как холодец в холодильнике…”. И все такое прочее. Может и силу применить.

— Леша! Да брось ты веник. Иди сюда. Быстро.

— Ну что?

Слишком близко не подхожу. Рассматриваю бледное лицо товарища по кабинету издалека. Совсем не обязательно заглядывать в зеркало человеческой души, чтобы понять, что у кого-то слишком не очень хорошее настроение.

— Ты только не волнуйся, Лесик. Дело в том… Правда… Дело в том, что там ничего нет.

“Там” — это за дверью. Машка ее даже ногой подпирает. Непонятно только, зачем подпирать, если там ничего нет.

— Ничего нет только в черной дыре, да и то это спорное мнение, — возражаю я.

Мария, не слушая рассуждений напарника, заметьте, старшего по званию, приоткрывает перед моим носом дверь.

— Доигрались. Елки-моталки!

Конечно, я произнес другие слова, но учительница русского языка, которая учила меня наукам в средней школе, научила выражаться культурно. Есть там что или нет там ничего.

— Окончательно доигрались.

Баобабова нигде специально не училась, но тоже имеет гражданскую совесть.

Из дверей нашего кабинета хорошо просматривается до самого горизонта голая земля. Нет города, нет родного отделения. Не найти, сколько ни смотри, оставленной пустой бутылки или брошенного окурка. Не видно даже капитана Угробова. Только пустыня.

— Ущипни меня.

— Я тебя лучше пристрелю. — Баобабова вытаскивает пистолет и приставляет к моему виску. — Чтоб не мучился. А потом себя.

— Лучше наоборот, — отвожу ствол в сторону. Склоняюсь, подбираю у самого порога кусок грунта. — Жирная и плодородная. Сколько здесь пшеницы можно было бы вырастить.

Баобабова сильным ударом выбивает из моей руки влажную грязь.

— Не трогай. Улики нельзя трогать без перчаток. Вызовем следователей, они разберутся.

— Кого вызовем? — нервно усмехаюсь.

Машка понимает, что сморозила глупость, но вида не показывает.

— Предлагаю идти в глубь континента. Рано или поздно выйдем к жилью. Должен же был кто-то остаться после… Леш, а можно назвать данное природное образование техногенной катастрофой?

— Называй. — Мне все равно, как будет названа земляная пустыня. — Не думаю, что нам стоит куда-то идти. Мы одни в этом мире. Одни. И никто нам не поможет.

— Ой, Леша, только не начинай ныть. Исчезновение восьмого отделения — еще не повод впадать в панику. Представь, что исчез не окружающий тебя мир, а мы исчезли для окружающего нас мира.

Машка даже сама удивляется тому, как умно выражается. Про меня и говорить нечего. Я привык, что напарница больше работает пистолетами.

— Подумать надо, — я тоже могу умно выражаться, когда прижмет. Прикрываю дверь, оборачиваюсь.

— Доигрались!

Понятно, что произносим мы с Машкой одновременно совсем другое слово. Иногда, как это бывает у настоящих напарников, наши нехорошие мысли работают параллельно.

Кабинет, ранее напоминавший расположенную за окном свалку, чист. Ни соринки, ни щепочки, ни кусочка пепла. Вымели подчистую. Только в самом центре комнаты на голом полу лежит зеленое надкусанное яблоко.

— Узнаешь штуку?

— Думаешь, та самая штука, что Безголовый на прощание оставил?

— А мы думали — граната.

— Это ты думала, а я знал. Хороший подарок. Мы когда в последний раз обедали?

— Не двигайся, — шепчет Баобабова. Расстегивает косметичку и извлекает из бездонной тары капитанский бинокль. Долго стоит, производя исследования. — Кажется, оно шевелится.

— Налицо явная агрессивность?

— Ты у него спроси. И про обеды забудь.

Яблоко, мелко вибрируя, начинает кататься по полу, с каждым разом увеличивая радиус действия. И это нам не нравится.

— На. Держи, — Машка одной рукой вынимает из косметички саперную лопатку, — если станет рыпаться, пристукни.

Саперная лопатка в умелых руках старшего лейтенанта милиции — грозное оружие. Улика чуть сбавляет скорость, но подбрасывает нам новую неожиданность. Там, где прокатилось яблоко, пол становится черным, гладким и блестящим. А яблочко катится все дальше. Надкусанный фрукт останавливается только тогда, когда черное пятно на полу становится прямоугольным и достаточно большим, чтобы его не спутать ни с каким другим черным пятном.

— Лешка, я знаю, что это. Идеально плоский экран.

Баобабова угадывает на сто процентов. Остановившееся яблоко подпрыгивает на месте, шмякается о черную поверхность и превращается в золотистые буковки.

— Витязь, — по слогам читает Машка.

— Белорусской сборки, — догадываюсь я.

Плоский экран, услышав наши слова, вспыхивает и показывает первую цветную картинку. Городскую свалку, на которой несколько бульдозеров раскатывают горы мусора. Воронье кружит вокруг работающих машин, высматривая добычу.

— Родина, — всхлипывает прапорщик.

Экран коротко вспыхивает. Теперь мы видим коридор восьмого отделения. Мимо проходят люди, они что-то говорят, но мы ничего не слышим. Изображение без звука, но с теткой дублершей в низу экрана. Появляется капитан Угробов. Останавливается перед нами и начинает махать руками, интенсивно раскрывая при этом рот.

Баобабова, заикаясь от волнения, переводит слова начальства:

— Говорит, что еще три трупа обнаружили. Говорит, что мы бездельники. Говорит, что, несмотря на наши заслуги перед обществом, отгулов нам не видать, как потерявшим собственные головы.

— Товарищ капитан! — бросаюсь вперед, чтобы отстоять честь мундира, но Баобабова вовремя перехватывает меня.

— Смотри, новое кино.

Последняя кинолента самая интересная. Неизвестный киномеханик показывает нам события, ранее описанные на листах, которые прислал Садовник. Кладбище, кресты, черная плита, поклонники и кумиры, вылезающие из треснувшего экрана. Все настолько реально, что я чувствую искреннюю зависть к режиссеру, снявшему несомненный бестселлер.

— Ой, Лесик, глянь-ка!

Сцена массового убийства на кладбище пропадает, и на экране появляются знакомые плечи Безголового. Внизу экрана сидит девушка. Плечи вздрагивают, а девушка поднимает правую руку с загнутым пальцем.

“Кто?”

Экран гаснет, черное стекло лопается на миллионы осколков и исчезает, просачиваясь сквозь пол.