Ампирные спальни (Imperial Bedrooms) - Эллис Брет Истон - Страница 24

– Что это значит?

– Это значит, просто хотел предупредить, – говорит. – Отныне ты соучастник.

– Не смей мне больше звонить…

– По-моему, мы оба заинтересованы в том, чтобы от него избавиться, – говорит Рип, и я с силой захлопываю дверцу.

* * *

В ту ночь мне снова снится паренек-призрак (тревожная улыбка, полные слез глаза, лицо настолько безупречное, что кажется маской), он парит в коридоре у двери в спальню, держа в одной руке наше с Блэр фото двадцатипятилетней давности, а в другой – кухонный нож, и песня «Сhina Girl»* разносится эхом по комнатам, и я не в силах этого вынести: встаю с постели, распахиваю дверь, надвигаюсь на паренька, а когда наношу удар, нож падает на пол. А когда просыпаюсь утром, на руке синяк, оставшийся от того удара.

* «Китаянка» – песня Дэвида Боуи и Игги Попа, спетая Игги Попом в 1977 г. (альбом «The Idiot»), а Дэвидом Боуи – в 1983-м (альбом «Let’s Dance»).

* * *

Рейн появляется в спортивном костюме и без макияжа, вся дерганая из-за назначенной на завтра пробы (поначалу вообще отказывалась ехать, но я сказал, что, если не приедет, все отменю), и она на голодной диете, поэтому ужинать мы не идем, а когда пытаюсь ее обнять, говорит: «Давай чуть позже», и приходится снова прибегнуть к угрозе, и потом заглушать возникшую из-за этого панику текилой «Гран-Патрон»; потом я заваливаю ее прямо на полу в офисе и ебу до беспамятства сначала там, а потом в спальне, и во всех комнатах полыхает свет, а в динамиках стереосистемы надрывается Fray, и хотя, по идее, текила должна была ее вырубить, Рейн продолжает рыдать, и от слез я завожусь еще больше. «Чувствуешь его?» – спрашиваю. «Чувствуешь его у себя внутри?» – повторяю снова и снова, выходя на коду, ощущая ее содрогания не от блаженства – от ужаса, и в квартире дубак, но когда спрашиваю, не замерзла ли, отвечает: «Какая разница». И сегодня я впервые смотрю на черный «мерседес», курсирующий по Элевадо, без страха, даже с улыбкой, как он то и дело притормаживает, давая возможность тому, кто скрывается за тонированными стеклами, получше разглядеть сквозь пальмы окна квартиры 1508 на пятнадцатом этаже. «Я же тебе помогаю», – говорю ласково, стараясь ее успокоить, но в ответ слышу что-то нечленораздельное. «Ты только о себе думаешь», – выговаривает наконец. «Ну, слушай, харэ, завязывай», – просит, когда снова лезу к ней с поцелуями, нашептывая, как она мне нравится. «Я же знаю, зачем все это», – говорит, пытаясь прикрыться полотенцем, которое я тут же срываю.

– Зачем? – шепчу, вливая в нее новую порцию текилы.

– Для твоего сценария. – Произнося это, она захлебывается от рыданий.

– Не моего, а нашего. Ты в нем соавтор, детка.

– Нет, не соавтор! – кричит, и на лице – страдальческая гримаса.

– А кто же?

– Только материал.

И, заметив наконец мигающий красным индикатор полученных сообщений в лежащем на ночном столике мобильнике Рейн, я спрашиваю (продолжая одной рукой поглаживать ее грудь, а другой – слегка стискивая горло):

– Где он?

* * *

Звонит Трент Берроуз и говорит, что хотел бы встретиться в Санта-Монике, после того как закончит ланч с клиентом в ресторане «У Майкла». Трент в костюме и сидит на одной из скамеек у входа на пирс «Санта-Моника»* и, когда я подхожу, отрывается от телефона, снимает темные очки и разглядывает меня с опаской. Мимоходом бросает, что освободился раньше, чем предполагал, поскольку за ланчем неожиданно легко уговорил клиента (известного своим упрямством актера) согласиться на роль, сулящую бесчисленные выгоды как ему, так и всем заинтересованным лицам.

* Santa Monica Pier – по сути, небольшой парк, выступающий в океан. Открыт более ста лет назад. На нем располагаются ресторанчики и аттракционы.

– Я был уверен, что не придешь, – говорит Трент.

– Почему мы не могли встретиться в ресторане? – спрашиваю.

– Не хочу, чтобы нас видели вместе, – говорит. – Зачем давать врагам такой козырь?

Идем по дощатому настилу к пирсу. Трент снова надевает темные очки.

– Никогда не думал, что буду беспокоиться о таких вещах, – говорит.

– Благодаря мне твой клиент проходит сегодня пробу, – сообщаю довольным тоном, все еще в эйфории после ночи с Рейн.

– Ага, – говорит. – Благодаря тебе.

Выдерживаю паузу.

– Я думал, ты поэтому предложил повидаться. Поразмыслив, Трент отвечает:

– В некотором смысле.

* * *

Пустое колесо обозрения, мимо которого мы проходим, едва различимо в густом тумане – один лишь смутно угадывающийся контур, и за вычетом нескольких рыбаков-мексиканцев вокруг ни души. Рождественские украшения еще не сняли, и обмотанная гирляндами полуосыпавшаяся ель привалилась к облупленной стене зала игровых автоматов, и от ярко раскрашенной тележки с чуррос* тянет сладковатым запахом, и на том, что говорит Трент, мне не дают сосредоточиться другие звуки: приглушенный шум прибоя, крик низко парящих чаек, обращенный к нам оклик цыганки, предлагающей погадать по ладони, песня The Doors, исторгаемая каллиопой.

* Испанская сладкая выпечка в виде жареной «колбаски» из заварного теста. По вкусу и запаху напоминает пончик.

– Неужели из-за Блэр? – спрашиваю вдруг.

Трент останавливается и всматривается в меня, точно желая понять, не ослышался ли.

– Нет. Даже близко. К Блэр это не имеет никакого отношения.

Вновь бредем по дощатому настилу пирса, удаляясь от берега, и я жду, когда Трент что-нибудь скажет.

– Я сразу к делу, – наконец изрекает он, взглянув на часы. – Мне еще надо в Беверли-Хиллз до трех успеть.

Пожав плечами, сую руки в карманы пайты. В одном из карманов айфон – сжимаю его в кулаке.

– Я так понимаю, с Рейн Тернер ты закругляешься, – говорит. – У нее сегодня проба, и потом – все?

– В каком смысле «закругляюсь», Трент? – уточняю невинно.

– В смысле, прекращаешь свои разводы. – И потом, брезгливо поморщившись: – Ты же мастер разводить девушек.

– И как же я их, по-твоему, развожу, Трент? – спрашиваю, стараясь звучать благодушно и слегка насмешливо.

– Обнадеживаешь, спишь с ними, покупаешь разные вещи, морочишь голову, а когда выясняется, что не можешь выполнить своих обещаний… – Трент останавливается, снимает темные очки и недоуменно на меня смотрит. – Мне продолжать?

– Очень интересная версия. Насмотревшись на меня, Трент возобновляет

прогулку, но вскоре вновь останавливается.

– Странно, что ты их не просто… Как бы точнее выразиться?.. Кидаешь? А еще стараешься навредить, когда они тебя вычислили.

– По-моему, Меган Рейнольде не на что жаловаться, – огрызаюсь. – По-моему, она меня использовала по полной.

– Зачем ты вообще работаешь? – спрашивает. Причем с неподдельным интересом. – Деньги у тебя вроде есть…

Отмалчиваюсь.

– В смысле, таких трат, как ты себе позволяешь, никакие сценарии не покроют, – говорит. – Разве я не прав?

Пожимаю плечами.

– Мне хватает. – И снова пожатие плеч:

– Гарантирую тебе, что Рейн Тернер роль не получит. – Трент вновь трогается с места, на ходу надевая темные очки, словно ища за ними спасения. – Я поговорил с Марком. Я поговорил с Джоном. Ты, конечно, можешь крутить ей мозги и дальше, но…

– Трент, знаешь что? Это не твое собачье дело.

– К сожалению, тут ты не совсем прав.

– Вот как? – говорю, стараясь смягчить язвительность. – Почему же?

Внезапно мы оба переключаем внимание на пьяного человека в плавках, загорелого и бородатого; энергично жестикулируя, он показывает на что-то, видимое ему одному в конце пирса. Трент снова снимает темные очки, и глаза его почему-то бегают, и он даже не пытается скрыть своего волнения, и берег, оставшийся далеко позади, словно растворился в тумане вместе со всеми звуками, и кажется, будто мы парим над водой одни, совсем одни, если не считать двух девочек-китаянок с мотком сладкой ваты, от которой они отщипывают липкие клочья.

– Все намного сложнее, чем ты думаешь, – говорит Трент тревожным полушепотом, и глаза его по-прежнему бегают, и хочется их как-то остановить, но лучше пусть бегают, чем меня буравят. – Намного… масштабнее. Все, что от тебя требуется, – это ус… ус… устраниться. – Он заикается, но быстро берет себя в руки. – Больше тебе ничего не надо знать.