Мигрант, или Brevi Finietur - Дяченко Марина и Сергей - Страница 20

— По-разному. В общем, все.

— Тебя кто учил?

— Бабушка.

Крокодил представил себе старушку с огромным ножом, которая сперва режет внука, а потом учит его затягивать раны.

— Тимор, — сказал Крокодил. — Почему для вас так важно быть полноправными гражданами? Я чувствую, что это важно. Почему?

Парень глядел на выход из бухты, где разбивалась о рифы волна.

— Хорошо, — вкрадчиво продолжал Крокодил. — Зачем полноправному гражданину умение затягивать раны?

— Это не умение затягивать раны, — сказал Тимор-Алк почти с отчаянием. — Как ты не понимаешь? Это умение быть больше, чем ты есть. Делать невозможное. Человек — свой хозяин, это первый шаг. Человек — хозяин мира, это второй шаг. Кто не хозяин себе — не хозяин ничему. Зависимые — беспомощные, не хозяева, ничего не решают. На самом деле они не люди…

— Так я и думал, — пробормотал Крокодил.

— Нет, — Тимор-Алк быстро поправился. — Люди, конечно. Но они как дети. Живут, радуются, не принимают решений.

— А какие решения ты хотел бы принимать? — осторожно спросил Крокодил.

Мальчишка открыл рот — и вдруг нахмурился, прямо глядя ему в глаза:

— Ты меня провоцируешь? Как Камор-Бала? А потом расскажешь ему,что я тут наговорил?

Крокодил поперхнулся от возмущения. Тимор-Алк, больше не глядя на него, встал и, чуть заметно прихрамывая, зашагал прочь.

Крокодил проспал в тени, на песке, несколько часов. После сна почувствовал себя не столько отдохнувшим, сколько разбитым. Затекла спина, ломило колени, саднили ступни, и очень хотелось есть.

Отыскав тропинку, по которой удалились Аира с пацанами, он потихоньку потрусил им вслед, надеясь, что никаких важных тестов не пропустил. Сказано было — «Вечером сдаем регенерацию». До вечера, думал Крокодил, есть время: солнце еще высоко.

Солнце высоко, колодец далеко…

В лесу перламутровыми брызгами носились мотыльки. Жуки нежнейших оттенков, огромные, как грецкие орехи, качались на длинных травинках, заставляя их пригибаться к земле. Под кронами бесшумно метались тени — не то птицы, не то летучие мыши, не то еще какое-нибудь чудо местной фауны.

Крокодил заблудился.

Вот только что была тропинка — и вдруг ее не стало. Негустой подлесок, жесткая трава, сплетенные ветки; он попытался вернуться по своим следам — но скоро потерял их, потому что примятая трава поднялась моментально.

Незачет, грустно подумал Крокодил. Интересно, способность ориентироваться в лесу тоже входит в перечень необходимых навыков полноправного гражданина, жителя мегаполиса?!

Никаких мхов на стволах, никаких муравейников с южной стороны пней, никаких примет, которые и в земном-то лесу не очень помогут горожанину, а здесь и подавно. Карты острова Крокодил не видел сроду. Ему казалось, что все здесь маленькое и компактное, заблудиться невозможно. И вот.

Он прислушался. Голосов не было слышно: шуршали, звенели, пищали, мелодично повизгивали мелкие лесные обитатели. Откуда-то издалека, очень издалека, прорывался шум воды. «Если это ручей, — подумал Крокодил, — он выведет меня на берег. Толку в этом не много, но, по крайней мере, я не буду кружить по лесу, как идиот».

И он зашагал туда, где ему слышалась вода, — пошел без дороги, огибая зеленые и белые стволы. На ходу отломил знакомый гриб, похожий на полбуханки плохого хлеба, и стал жевать его сырьем.

Проглотил через силу несколько кусков, остаток выкинул. Тьфу.

Шум воды делался все громче и громче. Крокодил, пригибаясь под ветками, то и дело выбирая место, куда ступить босой ногой, подбирался все ближе к большому и влажному; воздух сделался заметно холоднее. На ветках росой висели брызги. Впереди ощущалось открытое пространство; вот замелькали просветы между стволами. Вот открылось небо.

Крокодил остановился, для верности ухватившись за ближайшую низкую ветку. Перед ним лежал каньон с отвесными стенами, поросшими кустарником, и по дну каньона катилась белая, как невеста, одетая в пену река.

— До чего разнообразный рельеф, — сказал он вслух и не услышал своего голоса. Вода грохотала и пела, перетягивая булыжники, прыгая с переката на перекат. Выше по течению, метрах в тридцати от Крокодила, через каньон был перекинут веревочный мостик. Вдоль обрыва шла тропинка, истоптанная многими ногами, — здесь пролегал, похоже, один из основных маршрутов испытания.

Крокодил приободрился. Дорога направо, несомненно, вела к берегу. Дорога налево — возможно, к лагерю. Эта река, столь шумная, узкая и грозная — не та ли широченная, полноводная и спокойная речка, где подростки ловят рыбу для пропитания? Не та ли, куда макали Тимор-Алка?

Он зашагал по тропинке, стараясь не смотреть вниз, на дно каньона. Высоты он не боялся никогда, но от белой воды кружилась голова, и это было неприятно. Вот так, легко, люди получают репутацию провокатора; Аира знает, что делает. Подростки, вероятно, теперь совсем уверились, что Крокодил — часть испытания. Но если Аира все говорит и делает в открытую — Крокодил, противный мигрант, втирается в доверие и прикидывается своим…

Он услышал голоса в лесу. Прислушался: нет, не показалось. Громко, четко выговаривал слова Аира. Что, устроил новое испытание в отсутствие мигранта?!

Крокодил торопливо свернул на еле заметную тропку, ведущую от каньона в лес. Рев воды моментально стал тише. Аира продолжал говорить, и через несколько шагов Крокодил смог различить слова.

— …к нему? Это, знаешь ли, гражданское обвинение первой степени: предвзятость государственного чиновника при исполнении обязанностей…

— Меньше всего я хочу тебя в чем-либо обвинять, — отозвался хрипловатый и низкий, очень напряженный женский голос. — Я прошу тебя изменить ситуацию, пока возможно.

— Невозможно.

— Махайрод, ради этого мальчика я рискну репутацией, индексом, всем.

Задержав дыхание, Крокодил выглянул из-за веток. Аира разговаривал с голограммой; его собеседница, высокая полная женщина, была одета в пальмовую юбку. Пышное ожерелье лежало на большой увядшей груди, не прикрывая наготу и не украшая ее. Содержание разговора, его интонация и лексика не вязались ни с обликом собеседников, ни с окружающим пейзажем.

— Твоему внуку ничего не угрожает, — после короткой паузы заговорил Аира. — Его судьба зависит только от него. Ты унижаешь его опекой, а меня оскорбляешь дикарскими домыслами.

— Зачем ты это делаешь? — шепотом спросила женщина.

— Что именно?

— Вот это, все?

— Выражайся яснее. Я делаю свою работу.

— Свою работу?! Твоя работа — принимать Пробу у мальчишек?

— В том числе.

— Не смей трогать моего внука! — из ее горла вырвалось натуральное рычание. — Если ты признаешь его не годным к несению гражданства — я подам апелляцию.

— Он получит то, чего заслуживает.

— Я эксперт не хуже тебя. Я знаю, что он годен. Если ты не дашь ему гражданства, значит, ты предвзят, и я это докажу.

Крокодил не видел лица Аиры. Тот стоял, опустив руки вдоль тела, расслабленно и неподвижно. По его позе нельзя было прочитать его чувства. Женщина смотрела прямо и, наверное, могла бы разглядеть Крокодила. Но происходящее в лесу не интересовало ее. А может, узкий канал связи позволял ей видеть только собеседника.

— Ты знаешь, какой у него болевой порог? — тихо спросил Аира. — Ты, эксперт?

Белое, суровое лицо женщины дрогнуло:

— Ноль четыре. Но он управляет собой.

— Ты отправила мальчика с порогом ноль четыре сдавать Пробу? — в голосе Аиры впервые прозвучало нечто кроме отрешенного холода.

— Я отправила?! Это его выбор. Он достоин быть гражданином!

— Если бы он был мой внук…

— Выбирай слова, Махайрод. Я записываю наш разговор.

— Я тоже.

— Ты предвзят! Ты должен был отказаться принимать у него Пробу. Сразу, как только увидел его в списках.

— Нет, не должен! — Аира повысил голос, и Крокодил расслышал отчетливо прорвавшуюся ярость. — Он такой же, как все, подросток. Я принимаю у него Пробу, как у всех!