Сочинитель - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 22

А «фуршет» удался на славу! Шумно было, весело, всего вдоволь — и закуски, и выпивки! И тосты сердечные произносились, и «ура» троекратно кричали… Душевно, короче говоря, посидели, качественно так — словом, по-русски… И песни попели — народные, блатные (какой же мент блатных песен не любит!) и «свои»: «Нашу службу» и «Голубую бессонницу звезд»… Хорошо попели, до слезы, истово. Так вот хором с мужиками попеть — это ж как в атаку сходить, душа просветляется до откровения Божьего…

Не обошлось, правда, и без маленьких эксцессов. Во-первых, кто-то в коридоре наблевал — но это-то ладно, утром «пятнадцатисуточники» подтерли, — а вот Володька-то Колбасов что отмочил! Умереть — не встать: он (с устатку, видать) перебрал сильно — «в осадок выпал», и его, болезного, глубокой ночью дежурный водитель домой повез. Водила-то попался новенький, неопытный — Вовиного адреса не знал, а Колбасову пригрезилось вдруг, что его мафия в плен захватила. И адрес свой поэтому Володя сначала просто категорически отказывался называть, а потом — схитрить решил, кинул «ложный», куда его и попытался затащить водитель к великому ужасу ничего не понимавших в офицерских делах жильцов… Настоящего адреса он так и не назвал — держался стойко, и в конце концов мирно заснул на заднем сиденье «Жигулей», загадочно-горько всхлипнув напоследок: «И ведь всем все по хую!». Перспективный парень Володька Колбасов, далеко пойдет… Нет, славно посидели, — по-доброму, по-товарищески, никто ни с кем не залаялся, не сцепился. А то, вон, в УУРе однажды доотмечались — до стрельбы дело дошло. Все ж на нервах, понимать надо…

Единственное, что несколько смущало Геннадия Петровича поутру — это досадный провал в собственной памяти… С большой натугой он вспомнил, что вроде бы под занавес банкета собрался заявиться к своей любовнице Светлане — танцовщице из «Тройки»… А вот доехал он до нее или нет, и если доехал, то как там события развивались — это уже измученный мозг не отфиксировал.

Вспомнив о Светлане, Ващанов посмурнел — надо бы сменить бабу, слишком много позволять себе стала! Пару месяцев назад Геннадий Петрович купил, наконец, машину «Запорожец». Ну да, это, конечно, не «мерседес» и даже не «девятка» — так ведь и откуда деньги-то взять на такие «лайбы» честному менту? А на «Запорожце» все ж таки — что бы там про него ни говорили — передвигаться можно… Да, так вот — решил, значит, Ващанов на своем «железном коне» за Светочкой заехать, чтоб деньги попусту на такси не выкидывать. А эта тварь неблагодарная, как «Запорожец» увидела, так прямо и зашлась вся. Ты что, говорит, Гена, вот на этом меня везти собираешься? Ты бы, говорит, еще на велосипеде приехал! Сука… И вообще, на нее у Геннадия Петровича что-то в последнее время, как в народе выражаются, «не стоял» — как Светочка ни старалась языком и руками… Так эта блядь еще и заявила, что дело не в ней, а в том, что он, Ващанов, слишком много выпивать стал! Нет, менять ее надо. Хотя и денег жаль вложенных — сколько этой профуре надарено всего — на три «Запорожца» хватило бы… Кстати говоря, к машине своей после того, как Светлана так грубо и нетактично ее охаяла, Ващанов подходил редко. «Запорожец» сиротливо мок под осенними дождями на ГУВДэшной стоянке, а Геннадий Петрович, всякий раз проезжая мимо него на служебном «форде», с раздражением думал про себя: «Чтоб ты сгнил!» И все-таки — как же вечер закончился? Утром-то Геннадий Петрович осознал себя дома, на диване — в мокрой куртке и грязных ботинках. Жена, корова эта разъевшаяся, даже раздеть не соизволила… Нет, может быть, и впрямь притормозить чуток с выпивкой? Провалы в памяти — это плохой признак, это, говорят, первая стадия алкоголизма… Да как тут притормозишь, если нервы-то — совсем чего-то расшатались. Отдохнуть бы где-нибудь по-человечески, с хорошей бабой — красивой, понимающей и душевной, да какой тут отдых…

«Отошел» более-менее Ващанов лишь где-то к середине дня. Только-только успокаиваться начал, и на тебе — звонок по телефону с приглашением заскочить вечерком к Виктору Палычу… И ведь не откажешься, хочешь — не хочешь, а идти надо… Очень боялся все-таки Ващанов прямых контактов с Антибиотиком, потому что знал прекрасно — на встречах чаще всего и сгорают… К тому же Палыч ведь никогда просто так не дергает, только по необходимости, а каждая его необходимость — это новая «работа» для Геннадия Петровича, очередные нервные затраты, новые страхи… А в этот раз и подавно ясно, о чем речь пойдет — о Мухе с Ильдаром… Как будто он, Ващанов, волшебник, как будто все может. «Уйми Кудасова!» — а как он его уймет, и так ведь делает, что может… Никитка, падла, нормального разговора не понимает, а подкопаться под него сложно… Хотя — можно, конечно. Подкопаться под любого можно.

Для очистки совести Ващанов вызвал к себе после обеда Кудасова и устроил ему легкий разносец — так, чтобы служба медом не казалась… Про Муху с Ильдаром говорить, конечно, Геннадий Петрович ничего не стал — Никитка хоть и туповатый парень, но и не дурак совсем, мигом бы все просек. Он и так весь последний год как-то странно на него, Ващанова, поглядывает… Или это только кажется?

Протерзавшись до вечера, первый заместитель начальника РУОПа убыл на секретную внеплановую встречу с Виктором Палычем в его «загородную резиденцию» — маленький уютный кабачок «Домик егеря». Ресторанчик располагался в живописном местечке под Репино, да только не радовала почему-то Геннадия Петровича природа всякий раз, когда ему приходилось наведываться в ресторанчик…

Антибиотик уже ждал новоиспеченного полковника в своем кабинете:

— Заходи, Генуля, заходи дорогой! Как — званьице-то обмыл уже?

В радушии своем Антибиотик был почти искренним, потому что свято следовал принципу думать о своих людях, как о детях родных — до той поры, пока «детишки» слушались, конечно, пока они не начинали глупостями всякими заниматься.

— Спасибо, Виктор Палыч, — прижал руку к сердцу Ващанов. — Без вашей помощи ничего и не было бы…

Антибиотик махнул рукой — пустое, мол, рассмеялся добродушно:

— Вижу, вижу, — наотмечались вчера… А звезду — носи на здоровье. Только про работу не забывай, да про друзей… Нам, Гена, расслабляться и лавры пожинать рано — работать надо. Это разные там белоручки, у которых папы с мамами богатенькие, могут балду гонять, а мы — люди трудовые…

Поняв, что полковника совсем замучил «сушняк», Виктор Палыч не погнушался лично поднести Ващанову большой фужер «Хванчкары» — других вин Антибиотик почти не признавал, он, вообще, был достаточно консервативен в некоторых своих бытовых привычках. Геннадий Петрович принял напиток с благодарностью и в один присест, с легким пристоном, отправил его в усталый организм. Виктор Палыч с неудовольствием отметил характерную тряскость рук Ващанова, однако вслух ничего не сказал. Геннадий же Петрович, усвоив живительную красную влагу, как-то порозовел, ожил, вроде как помолодел даже:

— Спасибо вам, Виктор Палыч, спасибо!… Теперь бы еще до генеральской звезды дожить — и можно считать, что жизнь состоялась!

Нет, все-таки волшебное какое-то вино водилось в запасах у старика. Ващанов и сам не понял, как вдруг вырвалось у него заветное и сокровенное — свою мечту о генеральстве он тщательно скрывал от всех…

Антибиотик хмыкнул ласково, без тени издевки:

— Будет тебе и генеральство, Гена, никуда не уйдет. Все ведь в наших руках. Давай-ка, садись да прими еще бокальчик — выпьем за дружбу и наше благополучие! Так сказать, за то, чтобы у нас все было, а нам за это ничего не было…

Геннадия Петровича уговаривать не пришлось — он с наслаждением опустился в уютное кресло, хлобыстнул еще фужер «Хванчкары». Антибиотик же сделал всего лишь один глоток из своего бокала и, также присев за стол, заговорил задушевным тоном:

— Смешная штука — жизнь, Гена! Как в ней мало мудрых людей встретить можно… Слепы люди, и прозревать ведь не хотят, упорствуют! Вот, взять, к примеру, хоть твою «контору» — сколько кричат: оргпреступность, оргпреступность! А ведь ежели к вопросу с умом подойти, так и что страшного в этой организованности? Когда люди организовываются, они ведь от беспредела лютого уходят, от крови ненужной… Плохо ли, когда авторитеты за молодежью приглядывают? Ну, молодым-то, понятное дело, хочется воли побольше — поскакать, подурковать, — как ее, молодежь эту, без пригляда оставить? Кто их править будет? Нас, стариков, не так ведь много и осталось… И мы ведь даже и милиции готовы помогать — там, где она сама не справляется. Выгода-то может обоюдной быть! Даже при большевичках это понимали. Вот у меня, скажем, был при Романове еще заводик — джинсы клепал… Подпольно, правда, в открытую-то ведь коммуняки работать не давали. Ну, да не в этом суть — даже тогда люди с людьми договаривались… И всем хорошо было: трудящимся, которые джинсы получали, милиции — тем, кто там поумнее был, да и «братве» работа находилась… Сейчас, конечно, времена другие — все сложнее стало. Скурвился народ. Совсем страх и совесть люди потеряли, каждый норовит откусить шматок помясистее и того, баклан, не понимает, что откусить — не самое главное… Главное — это, чтобы организму впрок пошло, чтобы не высралось потом откушенное дристней кровавой. Порядок нужен, порядок… В государстве — свой, у нас — свой. А кто у нас против порядка буром попрет, так мы тех сами отдадим…