Сочинитель - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 21

Неужели Обнорский все-таки прав, и где-то в руководстве РУОПа сидит «крот»? Неужели такое возможно? Чисто теоретически — да, конечно, возможно, любой опер знает, что на этом грешном свете бывает все, плюс еще немного. Но практически… «Ващанов, Ващанов… Человек он, конечно, неприятный… Но, кстати, в отличие от многих и многих других милицейских начальников — в оперативной работе разбирается хорошо. Он же сам из оперов, из „земельщиков“… А что, опера никогда не ссучивались? Да сколько угодно — вон, в „Крестах“, „ментовские хаты“ под завязку укомплектованы — правда, в основном сержантами да младшим офицерским составом…»

Никита Никитич вылез из-за стола и несколько раз взмахнул руками, прогоняя дремоту. В кабинете, где несмотря на восьмой час вечера находились еще человек восемь, было душно. Кудасов снова сел за стол и продолжил разговор с самим собой: «А если все-таки Ващанов? Хуже нет, когда возникают подозрения, которые ни подтвердить, ни опровергнуть — все это сильно деморализует… А сколько раз бандюганы, якобы случайно, паскудную информацию про ребят „роняли“ — специально, с заведомым умыслом на компрометацию. Проверить бы… А как? „Литеры“ ведь на Геннадия Петровича не закажешь, „опушников“ на него не сориентируешь[18]. А может быть, попробовать в лобовую его «пробить»? «Обставиться» грамотно насчет второго, серегинского экземпляра досье, предъявить его Ващанову, снять реакцию… Нет, ерунда сплошная получится — он же не пацан, всю жизнь в розыске, глупо ждать, что Гена завибрирует. Только спугнуть можно, да еще и Андрея подставить… Хотя — Ващанов ведь квасит по-черному… Почему он так засаживает-то? Каждый день почти… Так водку жрать — любые мозги пропить можно… А если Гену попробовать «прокачать», когда он «на кочерге»[19]?»

Никита Никитич досадливо сморщился — накануне, как раз во время его встречи с Обнорским, в РУОПе отмечали присвоение Геннадию Петровичу полковничьего звания… Кудасов тоже был зван на «фуршет», как и все остальные начальники отделов с заместителями… Не прийти Никита не мог, но, придя, постарался смыться побыстрее — не любил он пьянки на работе, да и вообще пить не любил. И в отделе своем почти «сухой закон» установил — не от ханжества, кстати, а исключительно руководствуясь все теми же принципами «технологической достаточности»: пьющего опера легче переиграть, легче подставить, у него больше уязвимых мест… Но ведь все трактовать можно в зависимости от подхода — некоторые коллеги за спиной Кудасова говорили, что он просто «брезгует с товарищами по оружию стакан поднять». Вот так-то…

«А обмывали полковника, видать, знатно — то-то у Гены сегодня глаза, как у взбесившегося кролика были. И выхлоп изрядный…». Никита даже пожалел, что так рано ушел с фуршета — была отличная возможность присмотреться к тому, как Ващанов на водочку реагирует: «плывет» ли, «держит ли голову», отключается ли…

Его размышления прервал телефонный звонок. Трещал зеленый аппарат, номер которого был известен далеко не всем — когда Кудасов находился в кабинете, он всегда отвечал на звонки по этому номеру, как бы не был занят.

— Алло, — сказал Никита. — Слушаю вас…

— Привет, товарищ сыщик, — откликнулась трубка Дашиным голосом. — Вы меня еще помните?

Кудасова бросило сначала в жар, потом в холод. Даша… Неужели она в Питере? Звонок был обычным, не междугородным… Господи, хоть бы она была здесь! Дашка! Ведь как почувствовала, что человеку плохо.

— Слушаю вас, — ровным голосом произнес Никита Никитич. — Где вы находитесь?

Это были совсем не те слова, которые ему хотелось прокричать, но в кабинете было полно ребят… Да и сам по себе телефон — аппарат ненадежный.

— А-а… Конспирация, — засмеялась Даша на другом конце провода. — Это мы понимаем… Как у вас со временем, товарищ?

Дурачась, она произнесла слово «товарищ» с забавным английским акцентом — «тоуарисч».

«Тоуарисч» вытер тыльной стороной ладони испарину со лба и прежним ровным тоном ответил:

— Да, конечно. Я располагаю временем. Где вы находитесь?

— А находимся мы… — судя по всему Даша прервалась на мгновение, чтобы взять и прикурить сигарету, — в отеле «Санкт-Петербург», который раньше именовался «Ленинград». А из нашего окна — «Аврора» хорошо видна… Как тебе стихи?

Никите Никитичу показалось, что Даша малость «вдета». Он стиснул трубку в руке:

— Сообщите, пожалуйста, номер…

— Легко! Вам, как великому комбинатору, конспиратору и координатору не составит труда разгадать этот ребус! Первая цифра — как первая в моем телефоне. Вторая — как третья в нем же. Третья — как в названии фильма Рязанова, где играли Басилашвили и Гурченко… Жду вас, тоуварисч!

Кудасов положил запикавшую гудками отбоя трубку на рычаги аппарата. «Так: „два“, „семь“ и… Черт, как же этот фильм назывался?… Кажется, что-то про гусаров…»

— Максим, — спросил Никита Никитич листавшего какие-то бумаги за своим столом Егунина. — Ты не помнишь, как называется фильм Эльдара Рязанова, где играли Басилашвили и Гурченко?

Егунин поднял голову и недоуменно посмотрел на шефа. Кудасов был абсолютно серьезен.

— «Вокзал для двоих?» Или «на двоих»… Я не помню точно.

— Ничего, — сказал Никита Никитич и начал аккуратно укладывать «досье Челищева» в свой сейф. — Спасибо, Максим. Я сейчас отъеду — завтра с утра работаем по плану.

«Двести семьдесят два… Гостиница „Ленинград“, двести семьдесят второй номер…»

Кудасов быстро оделся, вынул из сейфа и сунул в «наплечку» пистолет Стечкина, запер сейф и вышел из кабинета, провожаемый удивленными взглядами оперов.

— Он что, в кино собрался? — спросил тихонько Вадик Резаков Максима Егунина. Максим пожал плечами:

— Вряд ли. Хотя было бы лучше, если он туда сходил… Тебе не кажется, что Директор в последнее время малость перегревается?

— Кажется, — вздохнул Вадик. — Не железный же он, в конце концов… Еле на ногах держится, а тут еще навалилось столько на мужика. Его, говорят, опять сегодня Ващанов в кабинете «строил» — вопли аж до коридора доносились…

— А чего ж с пережора-то не поорать? Святое дело, — хмыкнул Егунин. — Вчера, по оперативным данным, такое разгуляево было — полный вперед! Люди из управы осьминогами выходили…

Опера улыбнулись друг другу и снова углубились в свои бумаги.

А у Геннадия Петровича Ващанова нынешнее утро выдалось и впрямь тяжелым — голова просто на куски разламывалась, пришлось ее немножко коньячком подлечить. Правда, повод для вчерашнего застолья был самым, что ни на есть законным: досрочное присвоение специального звания «полковник милиции» — это вам не муха на палке! Для тех, кто понимает, конечно. Полковник милиции — это, ведь, не какой-то там задроченный армейский «полкан». Это… Да что там говорить! Слава Богу, в министерстве все утвердили и подписали очень быстро — быстрее даже, чем сам Геннадий Петрович надеялся. По его-то самым скромным расчетам приказ должен был прийти ко Дню милиции, не раньше… Парадный полковничий мундир, правда, Ващанов пошил себе заранее — хоть и был человеком суеверным. А вышло — как в воду глядел, вот тебе и суеверие! Накануне, перед фуршетом, Геннадий Петрович несколько раз примерял китель у себя в кабинете — нравился он сам себе в полковничьих погонах несказанно… Даже покой какой-то на Ващанова снизошел, а то ведь в последнее время с нервами совсем ерунда начала твориться — от переутомления, наверное… Лукавил Геннадий Петрович — не хотел признаваться самому себе, что нервишки-то у него не от усталости разболтались, а от страха, потому что уже много лет приходилось ему «обслуживать» Антибиотика — Виктор Палыч завербовал его давно, еще в восьмидесятых годах, и с тех пор не отпускал. Не за бесплатно, конечно, старался Ващанов (и даже очень не за бесплатно) — но ведь и риск-то какой! А с другой стороны, Палыч — человек слова! Пообещал, что «полковника» досрочно дадут — пожалуйста! И все же мучил, мучил Геннадия Петровича страх, превращавшийся постепенно в настоящий психоз — он уже не мог заснуть, не приняв «дозу» на ночь… Ладно, нервы ведь и подлечить можно, подкорректировать, так сказать.