Пылкий любовник - Мэй Сандра - Страница 4

Мир полыхнул белыми и синими искрами под стиснутыми веками. В желудке взметнулся костер, пищевод скукожился и, видимо, сгорел полностью. Дыхание прервалось, а остатки запасов кислорода в легких куда-то делись. Ноги отнялись, руки стали горячими и потными. Но самое интересное заключалось в том, что тошнота прошла бесследно. Вместе с головной болью.

Чуть погодя, Морин Килкенни решилась приоткрыть один глаз. Нет, это все еще не небеса. И даже не чистилище. Это – все тот же омерзительный драндулет, который по неизвестной причине был четыре часа назад охарактеризован транспортной компанией как автобус. Автобус, перевозящий живых людей из Хьюстона в Сакраменто, а оттуда – в Каса дель Соль, штат Техас.

Морин повернула голову налево и едва не зажмурилась обратно. Рядом с ней скалился совершенно младенческой улыбкой настоящий бандит из прерий. Черные усы закручивались над двумя рядами белоснежных клыков (других зубов у бандита, похоже, не было и быть не могло), глазки были маленькие и черные, из-под широкополой шляпы свисал залихватский чуб. Спаситель Морин был одет в клетчатую рубаху и потертые джинсы, впрочем, именно так была одета вся мужская часть пассажиров автобуса. Видя, что умирающая решила повременить и не покидать грешную землю, усатый разулыбался еще шире и хлопнул Морин по плечу.

– Я же говорил! Ничего нет лучше настоящего кукурузного пойла на жженом сахаре! От всего – как рукой. Рекомендую еще глоточек – и спать. В Сакраменто едете?

– Да. Нет! Дальше.

– В Каса дель Соль! Отлично. Ничего, в Сакраменто довольно долгая стоянка, подышите воздухом. Меня зовут Дженкинс. Уолли Дженкинс, к вашим услугам. Папаша мой проживает в Каса дель Соль, но я лично перебрался в Сакраменто. И то сказать, чего я забыл в Каса дель Соль? Папаша мой отлично управится со скотиной и без меня, а задница у меня не железная, чтобы протирать ее седлом безо всякого ущерба...

Морин осмелела и сделала еще глоточек. Мир приветливо подмигнул ей – и через мгновение девушка уже спала.

Морин Килкенни было двадцать пять лет. Была она чистокровной ирландкой, родилась в городе Дублине и до шестнадцати лет была подданной английской короны. Потом мистер Килкенни, ее отец, решил, что три взрыва подряд на пороге его адвокатской конторы – это немножечко слишком, и перевез семью в Штаты. Адвокаты не бедствовали во все времена и при любом государственном устройстве, поэтому проблем с оплатой учебы Морин у семьи Килкенни не возникло. Они были далеко не бедными, считая на английские фунты, а уж в долларах их состояние стало и вовсе значительным. Можно было бы поселиться в Нью-Йорке, однако по неведомой причине мистеру Килкенни приглянулась Флорида. То есть в практическом смысле он был совершенно прав – именно во Флориде полно богатых бездельников, а климатические условия довольно часто толкают их на совершение самых разных поступков: от противоправных действий до вступления в наследство и подделки подписей на долговых обязательствах. Адвокату Килкенни работа нашлась сразу же и в большом объеме.

Морин Флорида не очень нравилась. Слишком здесь было лениво и жарко, слишком часто налетали тайфуны с океана, и совершенно никто не интересовался английской и американской литературой девятнадцатого века. Морин интересовалась. Этот интерес, вкупе с развивающимися успехами мистера Килкенни и быстро растущим счетом в банке, привели девушку в университет Филадельфии, где и климат был мягче, и единомышленники нашлись. В двадцать два года Морин получила ученую степень и призадумалась о будущем.

У нее была возможность остаться в университете, но за годы учебы она вдоволь насмотрелась на всякого рода ученых дам, аспиранток, ученых секретарей и прочую публику. Такой судьбы себе Морин не хотела. Оставалось понять, чего же ей хочется на самом деле. В ожидании просветления Морин устроилась учительницей в колледж и приготовилась нести разумное, доброе и вечное цветам жизни.

Первый, так сказать, цветник располагался в городке с красивым именем Батон-Руж, штат Луизиана. Свободолюбивая, как все урожденные ирландцы, Морин практически сразу не сошлась во взглядах на творчество Байрона с директрисой. До уроков дело так и не дошло, но это и к лучшему, потому что в коридоре школы Морин встретила стайку старшеклассниц – и прокляла акселерацию, рабовладельческий юг и неправедно нажитые капиталы. Высоченные нимфы, разряженные в шелка и кожу последних моделей парижских домов моды, даже не взглянули в сторону маленькой худенькой девушки, боязливо прижимающей парусиновый рюкзак к груди.

Следующая школа, напротив, породила в Морин серьезные сомнения – а так ли необходимо было давать неграм равные права с белыми? Это было замечательное учебное заведение в Сан-Антонио, и от тюрьмы оно отличалось только отсутствием автоматчиков на вышках. Все остальное – решетки на окнах, колючая проволока на ограде и «тревожная кнопка» для учителя в каждом классе – вполне соответствовало. На первом же уроке Морин предложили: покурить травки, потрахаться на задней парте, сходить в туалет, потрогать у Билли Рея и катиться... скажем, к чертовой матери. Англо-американская литература и здесь никого не заинтересовала.

Потом настал период детских садов, где Морин отдохнула душой, но никак не использовала полученные в университете знания. Время шло, и нынешней весной она предприняла последнюю попытку стать учителем.

Первый урок был ужасен. Ватные ноги, дребезжащий от страха голос, рассыпавшийся по полу конспект урока – все было бы ничего, будь это только на первом уроке. Но такими же оставались и второй, и пятый, и восемнадцатый по счету уроки.

С грехом пополам дотянув до конца учебного года, Морин Килкенни удрала к родителям во Флориду и с месяц предавалась самобичеванию на пляже в Сарасоте. Потом на ее имя пришло письмо, в котором ее подружка по университету сообщала, что выходит замуж и мечтает, чтобы к алтарю ее сопровождала Морин. Подружку звали Миллисент Риджбек, а проживала она в настоящее время, согласно почтовому штемпелю, в Каса дель Соль, штат Техас. При упоминании о Техасе Морин сразу живо представила себе бескрайние просторы прерий, стада... то есть табуны, мустангов, а также некий обобщенный образ смуглого красавца в голубых джинсах и остроносых сапогах, сжимающего в углу невообразимо чувственного рта тлеющую сигару и пристально взирающего на Морин из-под полей потертой ковбойской шляпы. В чертах лица красавца из грез отчетливо проглядывали Гэри Купер, Шон Коннери и Ален Делон, и Морин не сомневалась, что мгновенно узнает ковбоя своей мечты, как только встретит его на самом деле.

Она написала Миллисент, что непременно приедет, и вместо самобичевания занялась верховой ездой. К концу второй недели обучения у нее страшно болели ноги и то, к чему ноги прикрепляются, однако лошади перестали ей внушать суеверный ужас, да и в седло залезать она научилась без помощи тренера. Техас, я уже иду к тебе!

В следующем письме Миллисент прислала свой подробный адрес, а также любезное приглашение пожить у нее до свадьбы. Морин собрала вещи – и села в самолет, перенесший ее в город Хьюстон, где, как известно, живут самые умные люди Америки, которым почему-либо не досталось место в Силиконовой Долине.

Хьюстон ее разочаровал. Все умные люди, видимо, совершенствовали и оттачивали свой ум где-то в кулуарах, потому что на улицах Морин попадались только толстые тетки в шортах и футболках, а также довольно неприятные на вид подростки. Не сразу, но она сообразила, что на дворе летние каникулы, и потому неприятным на вид подросткам просто некуда деться.

В Хьюстоне она провела полдня и ночь, а утром приехала на автовокзал и принялась искать свой автобус. Вокруг стояли разнокалиберные красавцы, оснащенные кондиционерами и мини-барами, однако Морин, следуя указаниям диспетчера, миновала все это великолепие – и оказалась перед помятым и грязным чудовищем, чей внешний вид недвусмысленно говорил: Вторую мировую войну я пережил, теперь могу ездить, как хочу. Автобус «Хьюстон – Сакраменто – Каса дель Соль» обладал яркой и неповторимой индивидуальностью, и очень быстро Морин Килкенни почувствовала ее неординарность на себе.