Пылкий любовник - Мэй Сандра - Страница 3

Еще через год молния сожгла дотла старый дом Смитов. Это была обычная в здешних местах сухая гроза посреди раскаленного июля. Телефона у Билла не было, да и не доехали бы сюда никакие пожарные. Только если посочувствовать... Воды-то все равно не было. Все обмелело.

На выплаченную страховку, по подсчетам Билла, можно было только от души напиться с горя, но он не стал этого делать, а принялся строить новый дом. Упорства ему всегда было не занимать, работать он был приучен с детства, а торопиться было некуда. Так он считал.

Первым делом на ранчо выросли закрытые загоны и просторный открытый кораль для лошадей. Ежели кто думает, что кораль – это просто пустое место, огороженное плетнем, так это не так. Билл строил на совесть. Крепкая загородка, хорошие ворота, специальные щиты на шарнирах, чтобы можно было отделять кобылиц от жеребцов, жеребят от взрослых и так далее. Потом пришел черед сарая и всяких подсобных помещений, и только в самую последнюю очередь Билл принялся за дом.

Вначале он планировал построить нечто вроде достаточно крепкой хижины, ему бы за глаза этого хватило, но в это лето он познакомился с Мэри Лу. И влюбился в нее. А она – в него.

Билл смотрел в огонь и улыбался, вспоминая тот прекрасный год.

Мэри Лу была веселой и смелой девушкой. Жизнь на ранчо ее не пугала, ее вообще ничего не пугало, потому что смотрела она только на Билла. А он – на нее. Честно говоря, сейчас он даже не мог вспомнить, о чем они тогда разговаривали, что обсуждали... Помнил только ее гладкую кожу, блестящие светлые глаза и тихий смех в темноте. Словно журчание ручейка. Словно майский дождик на заре.

Ради Мэри Лу стоило постараться, и Билл пересмотрел свои взгляды на хижину. Он наскоро соорудил маленький домик – сейчас это часть большого дома, нечто вроде флигеля, соединенного с основным зданием. Чтобы построить настоящий дом, Билл закупил нужную литературу, продал несколько лошадей, а на эти деньги приобрел настоящие стройматериалы.

Мюриель родилась в Маленьком Доме, а еще полгода спустя Мэри Лу не стало, и Биллу почти расхотелось жить. Он уехал на дальние пастбища вместе с полугодовалой дочкой и не возвращался на ранчо еще полгода.

Честно говоря, Билл повел себя, как самый типичный мужчина. Если не считать того, что большинство нынешних типичных мужчин предпочли бы все же отдать крошечного ребенка в более умелые руки. В этом смысле Биллу просто не хватило воображения. Мюриель была его дочерью, этим все было сказано, как же он мог куда-то ее отдать? Двадцатишестилетний вдовец, Билл Смит, сам выросший без матери, никогда не воспринимал свое поведение как подвиг. Маленькое существо требовало на первых порах куда меньше внимания, чем, скажем, жеребенок или теленок. Спать в тепле и есть вовремя – вот что требовалось Мюриель. Подгузники и пеленки Билл нарезал из собственных старых, протертых до состояния тончайшего батиста рубах и простыней, теплым одеяльцем служила выделанная шкура койота, подбитая фланелью, а кроваткой – большая ивовая корзина. На кобыльем и коровьем молоке девочка росла здоровенькой и крепкой, свежий воздух окружал ее по определению, а говорить она училась если и не у собственного отца – Билл был по натуре молчалив, – то у других ковбоев, которых летом на дальних пастбищах собиралось человек по тридцать-сорок.

У нее были лучшие в мире игрушки – лошади. Она играла с жеребятами и щенками. Ковбои вырезали ей кукол из дерева, играли на губной гармошке и банджо, а иногда привозили из города леденцы в бумажных кулечках. В три года Мюриель Смит села на настоящую лошадь, в пять – скакала без седла и уздечки не хуже индейцев, в семь – стреляла из настоящего ружья. В восемь лет отец впервые доверил ей перегнать жеребых кобылиц на новое пастбище, она справилась с этим блестяще (Волк и юная Сиу ей немножко помогали). К этому времени «Соколиное Перо» было отстроено полностью, и у Мюриель впервые в жизни появилась своя собственная отдельная комната с настоящей кроватью, настоящими игрушками и настоящими платьями, которые девочка, впрочем, терпеть не могла.

Когда Мю исполнилось семь, тетки из опекунского совета все-таки исхитрились настичь Билла в промежутке между дальними пастбищами и домом, и вопрос был поставлен ребром. Попечительский совет намерен добиваться от шерифа соблюдения законов США. Девочка должна ходить в школу и жить в надлежащих условиях, иначе ее заберут в приют.

Шериф, толстый усатый дядька, знавший Билла еще мальчишкой, сокрушенно вздыхал, потел и сопел, но терять свою должность не желал. Билл выслушал все его доводы, а потом позвал дочь и все ей объяснил. Мюриель упрямо поджала губы и исподлобья взглянула на шерифа. Тот с неодобрением заметил, что девочка еще слишком мала, чтобы рассказывать ей абсолютно все, на что Билл резонно заметил, что врать нехорошо. После недолгих дебатов Мюриель согласилась на школу в городке, но вытребовала себе разрешение приезжать и уезжать верхом.

Дочь Билла Смита отлично ориентировалась в прерии, могла взнуздать самую строптивую лошадь, разжигала костер при помощи трута – однако школа превратилась для нее в самое сложное испытание. И Билл здесь помочь не мог почти ничем.

В самом деле, не драться же ему с малолетками за то, что они кидаются в Мюриель песком и дразнят ее «навозной кучей»? За то, что весь класс демонстративно отказался сидеть рядом с «дикаркой»? Потом – это уже совсем недавно – настал черед более активных боевых действий. Одноклассники Мю подговорили старших парней, и те, подкравшись к Барону, прижгли ему круп горящей сигаретой. Собственно, больше всего в этой истории пострадали нападавшие. Старших парней озверевший Барон гонял по школьному двору до полного изнеможения, причем не бил копытами, что было бы для мальчишек смертельно, а вполне сознательно кусал их за тощие задницы. На младших, зачинщиков, налетела сама Мюриель, видевшая все из окна школы. Ей, положим, тоже крепко досталось, но расквашенные в кровь носы и выбитые молочные зубы Джимми Бауэра, Неда Плимса и Тедди Спарроу вызвали в городке бурю. Мамаши упомянутых юных идиотов нажаловались в попечительский совет, директриса срочно вызвала к себе Билла, Билл едва не наговорил ей того, что ни при каких обстоятельствах нельзя говорить дамам, и спасло всех от грандиозного скандала только наступившее лето. Впрочем, Биллу ясно дали понять, что в школе Мюриель больше делать нечего, и прямая дорога ей лежит в интернат.

Билл вполголоса выругался и выплеснул остатки виски в камин. Июнь катится к концу, значит, у него есть всего два месяца, чтобы принять решение. Твердо он знал только одно: для того, чтобы отправить Мюриель в интернат, теткам из опекунского и попечительского совета придется пристрелить его. Это как минимум.

2

Морин Килкенни чувствовала, что умирает. Хуже ей было только в пятилетнем возрасте, во время поездки на «русских горках» в Луна-парке. Тогда они с дедушкой, сбежав от бабушки, тайком отправились на этот замечательный аттракцион.

Помнится, после того, как ее – и дедушку – добрые люди вынули из вагончика, тошнило ее минут пятнадцать. И общие ощущения – точно такие же, как сейчас: если это не смерть, то уж и непонятно, какая она на самом деле. Дедушке тоже было худо – особенно когда бабушка все узнала.

Морин закрыла глаза, судорожно сглотнула и постаралась не вспоминать ни о чем неприятном. Как назло, немедленно вспомнился запах тухлого мяса. Морин открыла глаза и взялась рукой за горло. Ее лицо стремительно заливалось приятным зеленоватым оттенком.

Внезапно из пустоты слева возникла очень загорелая, очень жилистая и очень большая рука, сжимавшая флягу, издававшую отчетливый запах денатурата. Хриплый голос доброжелательно – насколько позволял данный тембр – посоветовал:

– Глотните, мисс. Будет легче.

Видимо, невидимый благодетель имел в виду, что лучше уж одним махом покончить с мучениями, чем продолжать агонию. Морин сделала попытку покачать головой, но от этого приступ тошноты только усилился, и она поспешно схватила флягу, решительно поднесла ее к губам, зажмурилась и сделала глоток.