Полный котелок патронов - Зорич Александр - Страница 25

— Большое спасибо, товарищ лейтенант, за информацию, — сказал я. — Остается вопрос, как в песне: «Расскажите, зачем и кому это нужно?».

— То есть?

— Я хочу сказать, что ключевая неясность остается: кто у нас в Зоне вооружался в последнее время такими винтовками? Я, к примеру, ума не приложу… Может, вы в курсе, какой батальон из состава Анфора такими располагал?

— Я знаю, что у хорватов есть подобные «ручные пушки», RT-20 называются, — ответил лейтенант. — Другой вопрос, мне не известно, чтобы хоть одна RT-20 находилась на вооружении конкретно этого хорватского моторизованного батальона… А уж NTW-20… Кто их закупал?.. Иностранный Легион, что ли?..

— Легион, — подтвердил Тополь, подходя. — Были у них похожие штуки, да. Так что имеет смысл, наверное, послать запрос в штаб. Вам же от ставки Буянова до французов сейчас рукой подать, только реку переплыть. Пусть пошлют какого-нибудь толкового майора на рюмку чая, поговорить о жизни. Может, и повезет ему что-то разнюхать. Хотя если эти винтовки оборотистый интендант недавно списал и налево продал, вы вряд ли до правды доищетесь.

— Ты мне, Костя, другое объясни, — с проницательным прищуром, которому позавидовал бы Шерлок Холмс, промолвил я. — Как эти сволочи по Зоне с такими штангами таскались? Вариант первый: все поголовно были в очень хороших экзоскелетах. Но тогда мы сразу нашли бы убедительные обломки именно экзоскелетов, ведь дотла их так просто не сожжешь. Вариант второй: у сволочей был транспорт, то есть, прямо скажем, их сюда забросили вертолетом. Тогда попахивает спецслужбами или Севареном. Либо…

— Либо эти сволочи не вполне обычные сволочи, — перебил меня Костя. — Собственно, предлагаю тебе прерваться и заслушать выступление рядового… как тебя, говоришь?..

— Серов. Андрей Серов, — подсказал фельдшер, скромно маячивший за спинами Борхеса и Кости.

— Ну давай, Андрей, делись откровениями.

— Я, в общем… Не судмедэксперт, если что, — начал фельдшер, — но три года в медучилище учился, на вскрытиях много раз бывал. Потом уже здесь, по службе, всякое видел… Мы, короче, очень странного сейчас человека нашли… То есть вообще нечеловека.

— А кого? — криво ухмыльнулся я.

— Мутанта. Или как у вас это называется? Судя по размеру костей таза, он имел рост два с половиной метра! Точно так же и ширина плеч у него — зверская. При этом череп более или менее обычный. Но вот с челюстями полный беспредел. Зубов хорошо если двадцать четыре! Но какие это клыки!

— Ну а я ступню веселенькую нашел, — добавил Борхес, подходя. — Если по ней судить, убитому требовалась обувь примерно шестидесятого размера. Только он ее, кажется, вообще не носил.

— Откуда общий вывод, — резюмировал Костя, — что против нас действовали неизвестные антропоморфные мутанты, обладающие исключительной мускульной силой.

Вообще-то я в глубине души чего-то подобного ожидал. Уж больно странным представлялось мне, что боевая группа из восьми человек будет так себя насиловать: таскаться по Зоне с тридцатикилограммовыми штангами!

— Слышали, товарищ майор? — Я обернулся к майору Филиппову, который стоял рядом с нами, наблюдая в бинокль, как приземляются рядом с Подстанцией присланные за ранеными вертушки.

— Слышал. Я только не понял, какие выводы мы должны сделать.

— Выводы такие, что против нас действует какая-то сила, о которой мы ничего не знаем. Не сталкерская группировка. А… черт знает что.

— Лучше не придумаешь. — Филиппов тяжело вздохнул. — Ладно, пошли отсюда. Как только найдем укромное местечко, где не воняет гарью — обедаем. А то мы что-то завоевались за родину, надо и о личном счастье подумать. Потому что личное счастье быстротечно.

Я кивнул. Про быстротечность личного счастья у меня тоже была история.

История четвертая, о быстротечности личного счастья

В бытность мою студентом первого курса физфака — а было, представьте, и такое время — шевелюра у меня на голове была густой и без седины, а в голове у меня было пусто. Денег у меня тогда не было совсем. Ну то есть совсем-совсем. И где их заработать, я не имел никакого понятия.

Нет, я слышал, что можно устроиться на сборочный конвейер, скручивать какие-нибудь там велосипеды или мясорубки. Или отправиться в «Макдоналдс», складывать дабл-чизбургеры и бигмаки из подручных материалов.

Но я понимал, что если пойду работать, с физфака меня скорее всего выгонят за неуспеваемость. А быть выгнанным мне не хотелось — «что скажут мама и папа?» Тогда меня еще волновали такие вещи…

На занятия я ходил в одних и тех же джинсах, разве что свитера менял — полосатый на серый, а серый на полосатый. На занятиях же этих ничем не блистал. Ну разве что на лабораторных демонстрировал повышенную рукастость…

Не подумайте, что я впал в маразм и решил тут вам рассказать всю свою юность от первой поллюции до первой тысячи долларов. Я просто хочу сказать, что понятия не имею, чем именно я заинтересовал Анну, девушку с претензиями. Ничего из того, что должно наличествовать у настоящего самца, у меня не было и в помине.

Анна была модель. Ну то есть она сама так себя репрезентовала.

— Я — модель! — говорила Анна с длинной паузой после «я».

У меня же при слове «модель» всегда была, да и осталась одна умолчательная ассоциация — «кордовая модель самолета». А вовсе не расфуфыренная девица, с отмороженным видом чешущая по подиуму.

Анна и впрямь была видной, ухоженной, хотя и, что называется, «не моего типа» — длинные блондинистые волосы до попы, закрученные в упругие локоны, губы-подушечки, точеный узкий носик, брови белобрысыми полумесяцами. Ну и конечно, ее попа с грудью пели чувственные гимны немецкой силиконовой промышленности…

Какого ляда фигуристая и когтистая Анна поступила на физфак с его матанами и кристаллографиями, никто не понимал. Для таких барышень у нас в универе существовали совсем другие, «щадящие» факультеты, выполняющие функции сошедших с исторической арены «институтов благородных девиц»: социологический, экономический, ну в крайнем случае философский. Но потом я случайно узнал, что нашему декану Анна приходится племянницей и все встало на свои места.

В сачковании занятий Анна, племянница декана, достигла таких вершин, что это замечали даже такие отпетые прогульщики, как я. Преподаватели то и дело интересовались, кто язвительным, а кто и сонным тоном, не отчислена ли Мешкова. Пару раз я слышал, как Анна оправдывалась. Сыпала какими-то мудреными словами — «кастинг», «ребрендинг», «стрейчинг»…

Когда Анна все-таки снисходила до посещения занятий, все мужское население нашего факультета взирало на нее с каким-то отстраненным внеполовым любопытством. Отстраненным — потому что было понятно, что никому из нас не обломится. Ведь такова селяви. Но все же любопытством — женщины у нас в группах были все наперечет. И за каждой уже стояла очередь из нелюбителей знакомиться на дискотеках. Если вдруг девушка спросит меня, что именно надо делать, чтобы выйти замуж за хорошего человека, скажу: иди на физфак. Там разбирают всех. Там любой кривозубой, толстомясой и невыносимой болтливой дурочке радуются, как кладу с золотыми монетами времен Петра Первого.

Подытожим: Анна была очень даже, но для меня ее как бы не существовало.

Поэтому когда после лабораторной работы, на которой нас назначили в пару, она предложила мне прийти к ней домой, «чтобы как следует подготовиться к коллоквиуму», я был страшно удивлен. Мол, чем заслужил?

Но молодость есть молодость. Удивлялся я недолго. Сразу после окончания занятия, на котором Анной было сделано это многообещающее предложение, я смылся из универа и поскакал к парикмахеру. А потом в магазин — покупать на деньги, кстати подаренные бабулькой на день рождения, новые джинсы и новую футболку. Ну и — новое белье. И бутылку шампанского. И конфеты с цветами. И презервативы. Штук десять, не меньше…

Замечу, что сомнений в том, что заниматься мы будем отнюдь не подготовкой к коллоквиуму, у меня не было не по причине обычной мужской самоуверенности. А потому что Анна, как девушка честная и привыкшая брать от жизни самое лучшее, сразу предупредила меня, что хочет именно полусладкое шампанское, а не какое-нибудь там полусухое.