Венецианский маскарад - Гордон Люси - Страница 7

— Вперед! — скомандовал он.

Они углубились в лабиринт венецианских улочек и каналов. Мощеные дороги, дома, стоящие так близко, что, кажется, они касаются друг друга своими балконами, изящные мостики, на которых так приятно стоять и любоваться плывущими гондолами… Далси была очарована городом.

— Здесь так спокойно, — поделилась она впечатлениями с Гвидо.

— Просто у нас нет машин, — ответил он.

— Вы правы, — согласилась молодая женщина. — Смешно, но раньше я как-то не замечала этого. Действительно, машинам здесь нигде просто не проехать.

— Точно, — удовлетворенно сказал Гвидо. — Совсем нигде. В Венеции можно либо ходить, либо плыть на лодке. Никто не приезжает в мой город на своих зловонных тачках.

— Ваш город? Вы всегда так говорите?

— Любой настоящий венецианец говорит так о Венеции. Тем самым мы утверждаем, что владеем ею, хотя, на самом деле, это она владеет нами. Венеция, как любящая и властная мать, никого не отпускает от себя. Где бы ты ни находился, она зовет тебя обратно. — Он внезапно остановился, смущенно хмыкнув. — А сейчас я чувствую, что она напоминает мне о мороженом.

Гвидо повел ее в кафе рядом с небольшим каналом, такое тихое, что, казалось, суета мира не проникала туда. Выбрав столик на террасе, они сели, и Гвидо подозвал официанта. Пока он делал заказ, активно жестикулируя и время от времени бросая на Далси внимательные взгляды, она пыталась понять, на каком языке он говорит.

— Вы говорили на итальянском? — спросила она, как только официант отошел.

— На венецианском диалекте, — поправил её Гвидо.

— Господи, такое ощущение, будто это совсем другой язык.

— Фактически, так и есть.

— Наверное, туристам бывает ужасно неприятно приехать сюда, выучив что-то по-итальянски, и обнаружить, что все вокруг говорят на непонятном языке, — заметила Далси.

— По правде говоря, большинство венецианцев знают английский и, конечно же, итальянский. Впрочем, — добавил Гвидо, — между собой мы разговариваем только на венецианском диалекте.

— Прямо-таки особая страна, — задумчиво произнесла молодая женщина.

— Безусловно, — его голос был преисполнен гордости. — Венеция когда-то была независимой республикой, не просто итальянской провинцией, но суверенным государством. Мы ощущаем это до сих пор.

На его лице была видна беззаветная любовь к родному городу. Далси очень хотелось, чтобы он говорил еще и еще, но тут подошел официант, и Гвидо замолчал. Молодая женщина испытала нечто вроде разочарования и пообещала себе снова вытянуть его на разговор о Венеции.

Взглянув на то, что принес официант, Далси поняла, почему у ее спутника был такой озорной вид, когда он делал заказ. Перед ними на столике стояли две огромные креманки с мороженым, ванильным и шоколадным.

— Шоколадное — мое самое любимое, — объяснил он.

— А вы думаете, мое какое? — улыбнувшись, спросила Далси.

— Не беспокойтесь, — правильно понял ее Гвидо. — Ради вас я готов есть одно ванильное.

Молодая женщина рассмеялась, но быстро одернула себя. Ей следовало играть совсем другую роль — холодной, богатой дамы. Ее глаза встретились с глазами ее собеседника, он явно хотел ее о чем-то спросить.

— И все-таки, как вас зовут? — в его голосе звучало нетерпение.

— Далси… — она притворилась, что не хочет говорить остальное.

— Далси и все? — Гвидо был настойчив.

— Леди Далси Мэддокс, — сдалась молодая женщина.

Он приподнял левую бровь.

— Вы аристократка?

— Не то, чтобы очень…

— Но у вас есть титул? — Ему хотелось все знать до конца.

— Титул принадлежит моему отцу. Он лорд.

На лице Гвидо появилось какое-то странное выражение.

— Лорд… — повторил он. — То есть вы дочь лорда?

— Да, я дочь лорда.

У нее мелькнуло ощущение, что он что-то скрывает от нее.

— И, конечно, вы не хотели мне об этом говорить, — сурово произнес он. — Я понимаю.

— Что вы понимаете? — в раздражении спросила Далси.

Он пожал плечами.

— Далси может поступать, как ей заблагорассудится, но леди Далси не должна позволять думать простому гондольеру, вроде меня, что он ее подцепил.

— Вы не подцепили меня, — возразила молодая женщина. — Неважно, как мы познакомились, но я рада, что мы это сделали.

— Признаться, я тоже, — отозвался Гвидо. — И мне нужно многое вам сказать. Но я не могу сказать все сейчас. Еще слишком рано.

— Еще слишком рано, чтобы вы поняли, что хотите мне сказать?

Гвидо покачал головой.

— О нет, — тихо произнес он. — Совсем не рано.

Глава третья

— Вы должны простить меня, если я слишком много говорю о Венеции, — улыбнулся Гвидо. — Но ведь каждый, наверное, испытывает схожие чувства по отношению к родному городу.

— Я в этом не уверена, — задумчиво ответила Далси. — Не могу сказать, что чувствую нечто подобное по отношению к Лондону.

— Так вы из Лондона? — спросил он.

— Сейчас, да, я живу в Лондоне, но воспитывалась я в поместье моего отца.

— Ну конечно же… И у вашего отца большое родовое имение? — с усмешкой поинтересовался Гвидо.

— Огромное, — согласилась Далси. Про то, что оно давным-давно заложено, она говорить не стала.

— Значит, вы росли не в городе. — Он явно добивался от нее рассказа о себе.

— Да. Я до сих пор вспоминаю, как же там было спокойно и хорошо, — начала Далси. — Часто на рассвете я просыпалась, подбегала к окну и смотрела на деревья в саду, окутанные густым туманом. Мне всегда казалось, что это дружелюбные великаны идут ко мне в гости. Постепенно полусумрак раннего утра начинали пронизывать яркие лучи разгорающегося солнца, великаны превращались опять в деревья, а я находила утешение в том, что придумывала разные фантастические истории… — Молодая женщина умолкла, смущенная своей откровенностью перед незнакомым человеком. Гвидо ободряюще взглянул на нее.

— Продолжайте.

Далси принялась рассказывать о своем доме, о детстве, которое в нем прошло. Она с грустью вспомнила о том, что ей приходилось придумывать для себя воображаемых друзей, поскольку единственный брат был гораздо старше ее. Поверяя все это своему внимательному спутнику, молодая женщина с удовольствием отмечала, что он, кажется действительно заинтересовался ее историей. Никто из семьи Далси не одобрял ее любовь к бесплодным мечтаниям, и в конце концов ей пришлось отречься от всех фантазий в пользу здравомыслия. Как ей думалось, навсегда. Теперь она невольно стала задавать себе вопрос, не спряталась ли поэтическая сторона ее души за приобретенным благоразумием лишь затем, чтобы быть возвращенной к жизни каким-нибудь прекрасным вечером, похожим на этот.

Гвидо заплатил за мороженое и, шепнув Далси о том, что неплохо бы перекусить уже по-настоящему где-нибудь еще, предложил ей руку, и они, не торопясь, покинули кафе. Он делал все очень мягко и ненавязчиво, не прерывая ее рассказа, и она так увлеклась, что, когда через пять минут они проходили по маленькому мостику, молодая женщина внезапно осознала — спроси ее кто-нибудь, как пройти до кафе, где они ели мороженое, она не нашлась бы, что ответить.

Тем временем Гвидо привел Далси в небольшой, уютный ресторанчик и, не спросив ее, сделал заказ. Через некоторое время им принесли устрицы по-венециански, фаршированные черной икрой, посыпанные перцем и политые лимонным соком. Далси даже ахнула от восхищения. Устрицы оказались раз в десять вкуснее того, что в Лондоне специально для нее готовил личный повар Роско Харрисона. Гвидо довольно улыбнулся, заметив восторг на лице своей спутницы.

— У нас лучшая кухня в мире, — нескромно заявил он.

— Я верю вам, — пылко воскликнула Далси. — Устрицы — просто пальчики оближешь.

— Вы не обижаетесь, что я не дал вам самой сделать заказ? — извиняющимся тоном спросил Гвидо.

Молодая женщина покачала головой.

— Я все равно не знала бы, что выбрать, — призналась она.

— Приятно слышать. Значит, вы полностью отдаете себя в мои руки? — рассмеялся он.