Игра на изумруд - Кузьмин Владимир Анатольевич - Страница 27

– Не просто чеснок – таежный чеснок! Не с огорода. А сейчас смотрите в котелок, колдовство будет!

Шаман сделал серьезное лицо и извлек из очередной коробочки несколько корешков, что-то пошептал, помахал корешками в воздухе и сунул их в уху. Даже если бы Авуль не стала прятать улыбку, мы бы все равно догадались, что никакого шаманства здесь не творится. Но фокус все равно получился – бульон в котелке до этой минуты был довольно мутным от разварившейся рыбы, от уже добавленных травок. А тут на глазах стал прозрачным и приобрел невероятно красивый янтарный цвет. Да к тому же и аромат, и так невозможно вкусный, стал еще ярче и вкуснее.

– Эх, красота! – воскликнул мой дедушка.

Уже через минуту мы ели уху деревянными ложками из деревянных же мисок.

– Э, а мы такую рыбу не ловили! – воскликнул дедушка, вынимая из миски кусок стерляди.

– Не ловили, – согласился дедушка Алексей. – Авуль вчера ловила. Мы в город ехали, остановку делали, немного стерляди, немного хариуса поймали. Совсем маленький мешок. Уха из щуки не очень вкусная, когда ничего другого нет, можно кушать. А хариус и стерлядь – лучшая рыба для ухи.

Я даже не догадывалась, что могу столько съесть: две миски ухи, жаренного над костром щуренка и огромного окуня.

Мы только-только справились с ухой, когда Авуль веткой вытащила из углей четыре камня и откатила их на снег. Снег зашипел, Авуль перевернула камни, чтобы остудить их с другой стороны, и уже руками подала каждому из нас. Дедушка Алексей большим ножом ловко расколол их, и вокруг заструился такой аромат, что аппетит во мне вспыхнул с новой силой. Камни оказались обмазанными глиной и запеченными в углях крупными, едва не с локоть длиной, окунями. А аромат получился от того, что рыба была обильно приправлена пахучими травками. Есть это блюдо можно было только руками, но от этого оно казалось еще вкуснее.

А Авуль, не отставая от нас в поглощении всей этой вкуснятины, успевала еще и хозяйничать: растопила комок снега в котелке, ополоснула его и протерла все теми же пихтовыми лапками. Снова набила котелок снегом и поставила на огонь.

– Чай будет, – пояснила она.

– Алексей Тывгунаевич, – обратился дедушка к эвенку, – я вчера в суете не удосужился поинтересоваться: вы к нам в гости приехали или дело в Томске имеете?

– В гости. И дело имею. Дашенька в прошлый раз помогла мне соболей продать. Я думал-думал и решил: зачем скупщикам шкурки задаром отдавать? Сговорился с охотниками, собрали добычу, мы с Настей ее сюда привезли. Выгодно продали! Обратно тоже с товаром поедем. Кому ружье купим, кому огненные припасы. Даже зеркало просили купить. А еще доктор велел Авуль привезти, чтобы посмотреть, как раны заживают. Сказал: так хорошо ни у кого не заживают.

– Это потому, что вы и свое лекарское умение применяли? – спросил его дедушка, и эвенк хитро улыбнулся в ответ. – А не страшно вам с таким ценным грузом путешествовать?

– Не страшно. Сам умею плохих людей отваживать, глаза им отводить. Авуль тоже полезное умение имеет. Дочка, покажи друзьям.

Авуль чуть смутилась, но отказывать отцу в просьбе не стала. Сходила к нартам и принесла оттуда зачехленное ружье. Аккуратно развязала шнурки и, как большую драгоценность, вынула из чехла оружие. Впрочем, оружие и в самом деле было дорогим: пятизарядный охотничий карабин Винчестера тридцатого калибра.

– Подарок, – пояснила она. – Отец вчера купил.

– Было бы такое ружье раньше, к Авуль никакой медведь не смог бы подойти, – сказал шаман. – Я сам охотник. У нас много хороших охотников. Все равно никто лучше Авуль не стреляет. Покажи, Настя.

Авуль неожиданно вскинула карабин к плечу и дважды выстрелила. С кедра шагах в пятидесяти от нас стал осыпаться снег, а вслед за ним по веткам закувыркались к земле два комка. То, что это птицы, я догадалась не сразу, потому что дерево это видела очень хорошо, но сидящих на его ветках птиц не заметила.

– Побежали за добычей! – предложил дедушка, и мы наперегонки помчались к кедру. Ну, помчались – это громко сказано, по сугробам-то сильно не разгонишься. Но до трофеев мы все равно быстро добрались, а я еще сбитую птицами ветку с несколькими шишками прихватила.

Алексей Тывгунаевич неожиданно добытым тетеревам никакой радости не выказал.

– Зачем в птицу стреляла? – неодобрительно сказал он. – Такая большая пуля все мясо вырывает.

Настя-Авуль молча взяла у нас тетеревов и показала отцу – у обеих птиц были аккуратно отстрелены головы, а сами тушки остались совершенно целы.

– Моя дочь не только самая меткая, но и самая умная! – развел руками шаман.

Капюшон от всех наших пробежек сполз у меня с головы, а я даже не заметила. Зато слышно стало лучше, и я уловила тихое «ко-ко-ко», звучавшее с противоположной стороны, а всмотревшись, увидела еще одного тетерева, сидящего на дереве. Расстояние было приблизительно таким же, как до кедра, где сидела добыча Авуль, и мне стало интересно, смогу ли я попасть так же метко.

– Авуль, миленькая, – попросила я, – а можно мне выстрелить? Разочек?

Авуль, кажется, чуть удивилась, но протянула мне карабин. Взяв оружие в руки, я первым делом оценила его вес: получалось, что долго лучше не целиться, руки могут устать и дрогнуть. Еще раз вглядевшись в тетерева, прячущегося за ветками, я вскинула карабин и почти сразу мягко потянула спусковой крючок. Отдача оказалась чуть сильнее, чем я ожидала, но не столь уж и сильная. Потому, увидев, что еще одна птица, испуганная выстрелом, пытается перелететь с дерева на дерево, я быстро передернула рычаг и решилась на второй выстрел.

– Молодец, – похвалила Авуль. – Пойдем за добычей.

Первый из выстрелов мне удался: как и Авуль, я целилась в голову птицы и смогла попасть именно туда. А вот второй выстрел сделала зря. Прав был дедушка Алексей: пуля крупного калибра разворотила бедную пичугу так, что от нее остался лишь комок перьев. Мне стало жалко ее за бессмысленное убийство. Трех других я совсем не жалела, а эту…

Потом мы снова сидели у костра, пили таежный чай, заваренный на белоголовнике и сухом смородиновом листе, и разговаривали.

– Это Володя, Дашин отец, учил ее стрелять, – рассказывал дедушка. – Я не слишком одобрял такие занятия, хоть и не препятствовал им. А сейчас вот понимаю, что учеба эта была не бессмысленной. Вижу, что внучка и в тайге не пропадет.

– Не пропадет, – согласилась Настя.

– Иди ко мне в ученицы, – предложил дедушка Алексей. – Знатной охотницей станешь. А еще научу деревья слушать, зверем повелевать, травы знать.

– Спасибо, дедушка Алексей, за предложение. И за то, что верите, будто могу всему этому научиться. Мне нравится в тайге, но жить здесь я не стану.

– Тоже верно. У каждого своя жизнь должна быть, – легко согласился эвенк.

– А вы мне вот что расскажите: не слышали ли вы про лесное племя, взрослые люди в котором не выше десятилетнего ребенка? Может, это племя давно в таежных краях жило, потом далеко на юг ушло, через степи и пустыни, к высоким горам.

Дедушка Алексей почувствовал мой интерес и не стал сразу отвечать. Сначала хорошо подумал и лишь потом сказал:

– Давно это было. Тайга тогда еще бескрайней была, и народу в ней совсем мало жило. Племена редко друг с другом встречались. Но если встречались, обязательно некоторое время вместе жили: парни из одного племени брали в жены девушек из другого, а девушки выбирали себе женихов из чужого. Но было одно племя, про которое все в тайге знали, что в нем родятся самые сильные мужчины и самые умелые женщины, что в этом племени лучшие охотники, самые удачливые рыбаки и самые мудрые шаманы. И решил вождь племени Аюльчин, что ни к чему ему родниться с другими племенами, раз его люди самые лучшие во всем. Увел свое племя на закат, к старым горам, и стал там жить. Но духи воды, гор и леса решили наказать его за гордость и нарушение обычаев. Были мужчины его племени самыми сильными и рослыми богатырями, а стали совсем маленькими, словно дети. Были девушки самыми красивыми и лучшими рукодельницами – стали уродливы и любую работу делать разучились. Вот такую историю я слышал. Только это сказка. А вот что рассказывала старая Югана, которая жила на свете еще тогда, когда не родился мой прадед. Давным-давно и вправду было такое племя, но маленькими и слабыми люди в нем стали не из-за гордости вождя Аюльчина и не из-за проклятия духов, а оттого, что много поколений прожили обособленно от других и не было этому племени притока свежей крови. Отчего так случилось, никто из них и объяснить не смог, когда они все же встретили других людей. Потому что и память у них стала плохая. Говорят, что таежные люди отвергли это племя, не разрешили ему жить поблизости от себя, и тогда племя ушло на юг, к степным кочевникам. Но может быть, и дальше.