Бегство (Ветка Палестины - 3) - Свирский Григорий Цезаревич - Страница 25

Стены на министерских высотах украшены большими фотографиями, выполненными мастерами. Крупным планом - спины в белых талесах. Молятся на фоне Стены плача. На другом фотопанно - взволнованные русские олим выходят из самолета с надписью на борту "Аэрофлот".

Тишина в коридоре молитвенная. Сразу нашли кабинет генерального директора. Приемной к нему, видно, не запланировали, пришлось сделать выгородку из коридора - некрасиво, но что поделаешь? И здесь те же фотографии: спины в талесах, "Аэрофлот" на разгрузке, - национальный колорит. Негромко постучали. Выглянула секретарша. Сообщила, что генеральный директор Арье Бар у министра. Собирался уезжать, сюда может не зайти. Посовещались. Решили ждать генерального в приемной Шарона. Иначе можно разминуться. Однако всей группой туда не итти, не толкаться.

Эли и Саша отправились в приемную министра, другие остались ждать в дальнем углу коридора, возле лифта. Что-что, а мимо лифта начальство не пройдет.

Через полчаса заглянул помощник Шарона, задержал взгляд на буйных рыжих кудрях Эли, спросил неуверенно: - Эли из амуты? К кому вы? - Повертел в руках его бумаги, поинтересовался: - Все просчитали? На сорок процентов дешевле?.. Сколько, говорите, вас пришло? От всех городов? Ждите, вас позовут.

Эли и Саша выскочили к остальным, - обрадовать. А заодно и покурить.

Ребята расположились вдоль стены, в мягких коричневых креслах. Чинно сидели, дисциплинированно, не сводя глаз с лифта.

Долго ждать не пришлось. Минут через десять в коридор торопливо вошли двое рослых парней в спортивных майках. Мускулы у парней налитые. Похоже, культуристы. Поглядели на просителей строго, высказались не очень деликатно:

- Вон отсюда! Ну?..

Эли вздрогнул. Саша взглянул на культуристов с любопытством. Объяснил, что они приглашены официально.

- Вон, говорят вам! - взревели культуристы. - Мы - охрана министерства.

Один из охранников так закрутил руку Эли, что его российский пиджак лопнул по шву. И кинул посетителя в сторону дверей головой вперед. Второй культурист пытался сделать тоже самое с Сашей, но сам отлетел вперед головой.

Приглашенных было девять. Кроме старика Аврамия и Эли, молодежь. Крепкие ребята. Сбились в углу коридора, за копировальную машину, - белую, чистенькую, как и все вокруг, объявили решительно: - Не уйдем!

Охрана вызвала полицию. Переговоры заняли не менее получаса. Наперебой пытались объясниться с щеголеватым, затянутым ремнями полицейским офицером, и все как о стенку.

- Нас можно выпроводить только силой! - раздраженно заключил Эли.

- Хотите выносить, так выносите... как свои знамена, - саркастически добавил стоявший за ним старик Аврамий.

Саша вдруг начал багроветь, быстро шагнул к окну и открыл его. Сказал изменившимся тоном:

- Начнете нас выбрасывать, предупреждаю, я прыгну в окно.

У полицейского офицера вытянулась шея. Он выглянул в окно - высокий третий этаж, внизу гранитные плиты.

- Перестаньте валять дурака! Мы на службе, - воскликнул он.

- Кто со мной? - спросил Саша у ребят, теснившихся за спиной. Вперед шагнул рукастый Евсей в старенькой ковбойке, безработный инженер. Подтвердил мрачно: - При первой попытке применить насилие мы оба прыгнем вниз.

Полицейские и не шелохнулись. Понимали, шутки плохи. Но ругаться принялись яро. Восемь голосов отвечали им в той же тональности. Министерский коридор загудел, как иерусалимский рынок Махане Иегуда.

Эли окликнул секретаршу, попросил взять письмо Шарону. Секретарша и головы не повернула. Тогда он открыл крышку копировальной машины, за которой они по-прежнему теснились, вложил бумагу, нажал кнопки - двадцать копий вылетели в один миг.

Письма предлагались теперь всем и каждому: хмурому офицеру безопасности с кобурой на животе, полицейским в форменных черных кепи, толпе любопытных, теснившейся за стеклянной дверью. Из одного письма сделали голубя с широкими крыльями, пустили вдоль коридора. Эли возглашал, как Диоген из бочки:

- Ищу человека! Кто передаст весть господину Шарону? Ищу человека!

Министр показался в коридоре минут через двадцать. Направился широким шагом в сторону гомонящих, которые сразу затихли. Неторопливо проследовал мимо них, - грузный, щекастый, глядя куда-то в потолок. Почти скрылся за стеклянной дверью, когда Эли выкрикнул на иврите: - Арик, еш байя! ("Арик, есть проблема!")

Заметив краем глаза сгрудившихся на лестнице полицейских, чиновников, любопытных свидетелей необычной сцены, Шарон мгновенье колебался, затем обернулся круто, - полы его летнего пиджака пошли вразлет, круглый живот заколыхался, выпятился горой. Впрочем, голос министра прозвучал вполне миролюбиво, по домашнему:

- Есть проблема? Какая проблема?

- Мы представители олим! Из шести городов! Нас не пускают!

- Ка-ак? - в низком голосе Шарона слышалось подлинное удивление. Сейчас... я как раз опаздываю к Премьер-министру. Но... завтра. В шесть вечера. Принесите всё. Будем говорить.

Напряжение схлынуло. Все были рады. Молодые офицеры полиции не скрывали удовлетворения: обошлось без драки, без кровопролития.

Ариель Шарон вошел в лифт и уехал. Остальные спускались по лестнице чуть ли не в обнимку с полицейскими. Только старший офицер приотстал, шепча что-то в свои "воки-токи". Смеясь над недавними страхами, Эли, Саша, Аврамий и Евсей медленно сошли, вместе со всеми, в вестибюль, где под низким ячеистым потолком горели ярким голубым огнем лампы дневного света, радуя взгляд, как праздничная иллюминация.

Здесь, под безжалостным искусственным светом, их ждал взвод автоматчиков. Резко прозвучала команда:

- Руки за спину! Выводить по одному!

Звякнули наручники. Полицейские деловито отстегивали их от своих поясов. Саша бросил взгляд на полицейского офицера, который на лестнице дружелюбно похлопывал его по спине.

- Арест? Что мы сделали?

- Отказались уйти из министерства.

- Как?! Шарон пожал нам руки... И мы выходим, вместе с вами.

- Приказано арестовать! - Молоденький офицер автоматчиков с двумя полоскам на зеленых погонах щелкнул подкованными каблуками. - Сопротивляться не советую.

- Тогда оформим протокол, - вставил Эли.

- Никаких протоколов! У меня приказ! И я не должен никому объяснять.

- Чей приказ? - Саша выступил вперед, приблизился к командиру автоматчиков почти вплотную: - Скажи, если ты еврейский офицер!

Сузившиеся глаза офицера ничего хорошего не предвещали. Саша вытащил из кармана фотоаппарат, подаренный Довом, начал щелкать кадр за кадром. Двое солдат бросились на него, - вывернули руки. Согнутый пополам Саша хотел крикнуть офицеру, что это произвол, увидел - худощавое гордое лицо командира автоматчиков светилось удовлетворением: его приказ был исполнен за секунды, как положено. Командир поднял невысоко руку, - это был сигнал. Вперед шагнули несколько солдат с автоматами, заброшенными за спину. Сам же офицер застыл с приподнятой рукой окаменело. Не офицер, а монумент.

Саша понял - сейчас будут вязать. Он пошевелил кистями рук, почти физически ощущая на своих запястьях наручники. Никаких лагерных ассоциаций, в этот момент, не возникло. У тела своя память: оно ждало привычной и резкой боли, когда винт наручников входит в кость.

Вспомнилось в тот момент совсем другое, - исхудалое морщинистое лицо Курта Розенберга, когда Курт сказал печально: "Они такие же евреи, как я падишах..." И, неожиданно для самого себя, вскричал диким голосом:

- Ребята, это переодетые арабы! Не поддавайся - бей их! И полицейские, и офицер безопасности были готовы к чему угодно, все на своем веку перевидали?! Но к этому?! Молоденький командир автоматчиков раскрыл от неожиданности рот.

- Арабы?! Какие арабы?! - потрясенно повторял он.

- Документы, если ты еврейский офицер! - Саша заставил предъявить документы, записал имя, звание и номер его воинского удостоверения. Эли, единственый из олим, говоривший на иврите свободно, тут же оценил возможности уникальной ситуции, принялся задавать офицеру и полицейским вопрос за вопросом: