Ювелир с улицы Капуцинов - Самбук Ростислав Феодосьевич - Страница 29

Карл Кремер не спешил — обдумывал донесение, которое сегодня Фостяк передаст Богдану. Вчера губернатор в его присутствии позвонил коменданту и приказал усилить охрану военных складов на окраине города. Оказывается, там сейчас сконцентрированы огромные запасы горючего для самолетов, действующих против Сталинграда. Кроме того, на склады поступило теплое обмундирование для солдат и офицеров Восточного фронта; с будущей недели его начнут отгружать воинским частям.

Склады следовало бы поднять в воздух именно сейчас, но как это сделать? Охраняют их отборные части эсэсовцев. Через колючее проволочное заграждение пропущен электрический ток. Но ведь там горючее для самолетов, которые сбрасывают бомбы на Сталинград… Склады эти во что бы то ни стало надо уничтожить!

Богдан пришел около двенадцати, когда в магазине было полно людей. Сняв с вешалки сданное на комиссию пальто, Фостяк пригласил Стефанишина в примерочную. Богдан обносился, и хлопцы обещали ему подобрать что-нибудь приличное, хотя на его богатырскую фигуру найти что-нибудь подходящее было нелегко. К счастью, пальто подошло. Через несколько минут Богдан вышел из магазина, оглянулся и направился в сторону Люблинского базара. Полы его нового пальто разлетались. Богдан торопился сообщить друзьям о складах с горючим и обмундированием.

Люблинский базар — оживленнейший уголок города. Снег, смешанный с грязью, образует здесь липкое болото. В центре — деревянные ряды, сбоку, в стороне, — “раскладка”. Тут можно купить все, начиная от бронзовых канделябров и сентиментальных французских романов и кончая “почти новыми” сапогами.

Сразу за базаром — длинный ряд всевозможных мастерских. Тут ремонт примусов и кастрюль, портновские и сапожные мастерские и парикмахерские, “забегаловки”, где из-под полы завсегдатаям отпускают самогон стаканами. Дельцы в потрепанных пальто и черных шляпах, крестьяне в домотканых свитках, музейные пани в старомодных манто, полицаи, неопрятные, с подведенными глазами проститутки…

Богдан купил на базаре несколько немецких эрзац-сигарет и направился в мастерскую, над которой на огромном фанерном щите горел неестественным красным пламенем примус. В углу полутемного помещения, заваленного ведрами, кастрюлями, ковырялся человек в замасленной одежде. Около него топталась бабуся с дырявой кастрюлей.

— Завтра, бабушка, сделаем, — говорил ей человек, поблескивая живыми глазами. Круглое лицо его, обрамленное короткой бородкой (не поймешь, бородка ли это или человек просто давно не брился) немного вытянулось от нетерпения. — Сегодня нельзя, бабушка. Завтра заберете кастрюлю, как новая будет.

Когда старушка, наконец, ушла, мастер набросил на дверь крючок и обернулся к Богдану.

— Я же предупреждал — ко мне лишь по неотложным делам!

Богдан сел на табурет.

— Именно неотложное и есть, Евген Степанович.

— И не Евген Степанович я, а Василь Петрович, и не Заремба, а Воляпюк, — поморщился тот. — Когда я вас научу?..

— Так мы же одни, Евген…

— Василь Петрович! — перебил Заремба. — Привыкать надо, а то сболтнешь где-нибудь нечаянно.

— Ладно. Я только что из магазина. Есть очень сажное сообщение…

Выслушав его, Заремба посидел минутку молча.

— Трудная задача, — вздохнул он. — Не под силу нам. Голое место, к складам не подползешь. Подстрелят, как куропатку…

— А если подъехать на машине — вроде бы получить что-то? — предложил Богдан. — Будто бы из какой-то воинской части. Документы приготовить, ну и…

— Эсэсовская охрана, — покачал головой Заремба. — Они на этом зубы съели. И где ты найдешь образцы документов?

— Можно попытаться… напролом, — не сдавался Богдан.

— Тебе не подпольщиком быть, а разбойниками командовать! — вскипел Заремба. — Вот так всегда: как черт в воду. Не выйдет! Рисковать можно, когда есть хотя бы одна сотая процента надежды. А тут и этого нет.

Богдан помрачнел.

Заремба развернул газету, вытащил селедку, луковицу и полбуханки хлеба.

— Давай присоединяйся…

Вдвоем они быстро съели селедку. Богдан заку­рил. Стоял у окна, наблюдая, как дворники расчищают улицу, сбрасывая снег в люк канализации. Внезапно чуть ли не подпрыгнул.

— Идея! — крикнул он вдруг. — Евген Степанович, идите-ка сюда!

— Не Евген Степанович… — начал было тот, но, увидев возбужденное лицо парня, спросил: — Чего тебе?

— Посмотрите. — Богдан указал на дворников.

— Ну и что?

— Канализация…

— Ну, канализация…

— А ведь склады на территории города, понимаете?

— Не пойму…

— Если там проходит канализация, то через нее можно пробраться на…

— Постой, постой, — потер лоб Евген Степанович, — а ведь это и впрямь идея!

Богдан сел на перевернутое ведро, вынул еще сигарету. Закурил и спросил:

— Вы Илька Шкурата не знали? — Заремба покачал головой. — Он со мной вместе заканчивал школу, сейчас где-то на фронте воюет. В двух кварталах от нас жил. Так вот, его отец — большой специалист по канализации. Илько, бывало, говаривал: “Батько знает там ходы лучше, чем улицы в городе”.

Заремба поднял на Богдана глаза.

— Над этим стоит подумать, — сказал. — Может, это и есть та сотая часть процента. А старик Шкурат надежный?

— Вполне! Хотя, — вспомнил, как тот когда-то драл Богдану уши, поймав в саду, — сухарь и, кажется, эгоист… Но возможно, это субъективно…

— Добро, я расспрошу про него, — перебил Заремба. — Теперь беги. В восемь буду у вас.

Шкурат сидел за столом и посасывал почерневшую от времени трубку. Когда Заремба объяснил все начистоту, старик сдвинул мохнатые брови и сказал:

— Согласен. — Долго набивал трубку, пустил под потолок струйку едкого махорочного дыма и добавил: — Но ведь гитлеровцы кое-где завалили люки…

— Много выходов в районе военных складов? — спросил Евген Степанович.

— Если не завалили, выйдем! — ответил старик.

Был намечен следующий план диверсии. Из партизанского отряда Дорошенко доставить взрывчатку. Это задание поручили члену организации — ветврачу, имевшему возможность легально выезжать из города. К этому времени Шкурат должен был обследовать входы в канализационную систему в районе военных складов, а Богдан — добыть для трех участников диверсии электрические фонари, резиновые сапоги и ватники.

Через три дня ветврач привез из отряда тол. Шашки, похожие на мыло, лежали в чемоданчике, и Богдану не верилось, что в этих желтоватых кубиках таится адская разрушительная сила. Заремба научил его прилаживать капсюли. Пришел Шкурат. У него была сумка с едой. Посидел, пососал трубку, потом бросил:

— Пошли…

До условленного места добирались поодиночке. Уже совсем стемнело, когда сошлись на безлюдной улице. Шкурат поднял крышку люка и полез пер­вым. За ним спустился Заремба. Богдан осторожно оглянулся и стал опускаться в люк. В соседнем доме громко хлопнули двери, послышались чьи-то голоса. Богдан спрыгнул и опустил за собою люк. Внизу уже мерцал фонарик-Богдан шел за Шкуратом. Старик двигался легко, опираясь правой рукой на короткую палку, а левой касаясь стены канализационной трубы. Все ему здесь было привычно; он не обращал внимания даже на зловонную жидкость, которая противно чавкала под ногами.

— Ничего, привыкнете, — бросил он, заметив, как Заремба и Богдан затыкают носы.

И действительно, притерпелись, постепенно тошнотворные запахи перестали их мучить, но идти было по-прежнему трудно. Пот заливал Богдану глаза, сердце колотилось так, что казалось, вот-вот вырвется из груди. Сколько же они прошли? Кажется, еще шаг — и силы иссякнут…

Шкурат остановился.

— Отдых, — сказал. — Дальше будет тяжелее.

— А я думал, хуже быть не может, — вздохнул Богдан.

Заремба молча оперся на стену, стараясь избавиться от нестерпимой боли в пояснице. Богдан видел, как дрожат у него колени. “Да, — подумал юноша, — как-никак возраст дает о себе знать… Мучается, а молчит… Из железа человек!”

Богдан осветил фонариком циферблат и свистнул: целый час уже бредут они. Сколько же еще? Он присел на корточки, опустив на пол мешок с то­лом. Отдыхать так отдыхать: ежели впереди еще труднее — значит, надо собраться с силами.