Беатриса - де Бальзак Оноре - Страница 34

Когда Мариотта, с помощью Гаслена и горничной виконтессы, убрала со стола, послышались восторженные возгласы: наконец-то можно приступить к любимой мушке. В доме царило необычайное веселье. Все присутствующие думали, что сердце Каллиста свободно, и решили, что в самом скором времени он женится на юной Шарлотте. Один Каллист сидел в раздумье. Впервые в жизни он имел случай сделать сравнение между семейством Кергаруэт и остроумными, утонченными парижанками, и в каком же невыгодном свете представала перед ним нантская львица! А как, должно быть, потешаются сейчас в Туше над двумя жалкими провинциалками! Недаром же маркиза и Фелисите там, в Сен-Назере, так лукаво переглядывались.

Фанни, знавшая тайну сына, подметила его печаль, она видела, что он не обращает внимания ни на кокетство Шарлотты, ни на приставания виконтессы. Ее бедный мальчик тоскует, это ясно: телом он здесь, с ними, в этой зале, где некогда и сам развлекался игрою в мушку, а дух его витает там, в Туше.

«Под каким бы предлогом послать его в Туш?» — думала Фанни, которая жила одними мыслями с сыном. И наконец тревога и нежность подсказали ей решение.

— Ты, я вижу, умираешь от желания удрать в Туш, чтобы повидать ее? — шепнула Фанни на ухо Каллисту.

Улыбка юноши и краска, залившая его лицо, были красноречивее слов, и сердце любящей матери затрепетало в груди.

— Сударыня, — обратилась она к виконтессе, — боюсь, что завтра вам будет очень неудобно ехать в почтовой карете, и особенно вставать на заре. Не лучше ли попросить коляску у мадемуазель де Туш? Сходи в Туш, Каллист, — добавила она, взглянув на сына, — устрой это дело; но возвращайся поскорее.

— Я вернусь через десять минут, — вскричал Каллист. Он как безумный расцеловал свою мать, когда та вышла за ним на крыльцо.

Словно молодой олень, мчался Каллист; он застал Фелисите и Беатрису в приемной, куда они вышли из столовой после обеда. У него хватило ума предложить руку Фелисите.

— Как, вы покинули ради нас виконтессу и ее дочь? — спросила та, пожимая его руку. — Поверьте, мы понимаем, как велика ваша жертва.

— Скажите, эти Кергаруэты состоят в каком-нибудь родстве с Портандюэрами и со стариком адмиралом Кергаруэтом, вдова которого вышла замуж за Шарля де Ванденеса? — спросила г-жа де Рошфид у Камилла.

— Мадемуазель Шарлотта — внучатая племянница адмирала, — ответила Фелисите.

— Прелестная девочка, — произнесла Беатриса, усаживаясь в готическое кресло. — Господин дю Геник сделал неплохой выбор.

— Этому браку никогда не бывать, — возразила с живостью Фелисите.

Сраженный холодным спокойствием маркизы, которая всячески старалась показать, что маленькая бретоночка единственно подходящее для него существо, Каллист потерял способность говорить и мыслить.

— А почему не бывать этому браку, Камилл? — спросила г-жа де Рошфид.

— Дорогая моя, — сказала Фелисите, видя, как омрачилось лицо Каллиста, — ведь я же не советовала Конти жениться и, надеюсь, вообще была с ним очень мила. Вы просто не великодушны.

Беатриса посмотрела на подругу с удивлением, к которому примешивались пока еще неясные подозрения. Взглянув на Фелисите, Каллист понял, сколько самоотверженности было в ее вмешательстве. На щеках мадемуазель де Туш проступили два розовых пятна, что всегда означало у нее глубочайшее волнение; довольно неловко юноша взял руку Камилла и прижался к ней губами. Фелисите как будто невзначай села за рояль, повернулась спиной к Беатрисе и Каллисту, оставив их как бы наедине. Она держала себя как женщина, уверенная в честности своей подруги и верности своего обожателя. Фелисите импровизировала, — она играла вариации на темы, которые приходили ей на ум, очевидно, помимо ее воли, так были они выразительны и печальны. Казалось, что маркиза вся обратилась в слух, но украдкой она наблюдала за Каллистом, а тот, слишком юный и слишком неопытный, чтобы играть роль, предписанную ему Фелисите, замер в восторженном созерцании своего истинного кумира. Через час Беатриса удалилась к себе, а мадемуазель де Туш не могла удержать нарождавшейся ревности. Она увела Каллиста к себе в спальню, не желая, чтобы их разговор был услышан, ибо, как истая женщина, она руководилась безошибочным инстинктом недоверия.

— Дитя мое, — сказала она, — притворитесь же, что вы любите меня, иначе вы погибли. Вы еще ребенок, вы не знаете женщин, вы не умеете любить. Любить и заставить полюбить себя — две совершенно различные вещи. Вы будете жестоко страдать, а ведь я хочу, чтобы вы были счастливы. Вам противостоит не гордость Беатрисы, а ее упрямство. Если вы досадите ей, она упорхнет к Конти и поселится с ним где-нибудь под Парижем. Что будет тогда с вами?

— Я по-прежнему буду ее любить, — ответил Каллист.

— Но вы ее никогда не увидите.

— Увижу! — возразил он.

— Каким же образом?

— Поеду за ней.

— Но ведь ты, дитя мое, беден, как Иов!

— Мы с отцом и Гасленом целых три месяца жили в Вандее на сто пятьдесят франков, шагали дни и ночи по болотам и не умерли.

— Каллист! — сказала мадемуазель де Туш. — Выслушайте же меня хорошенько. Я вижу, вы слишком прямодушны и чисты, чтобы притворяться. Я не хочу развращать такую прекрасную душу, как ваша, я все устрою сама. Беатриса полюбит вас.

— Возможно ли это? — произнес юноша, молитвенно складывая руки.

— Да, — ответила Фелисите, — но прежде всего надо заставить ее отказаться от того обязательства, которое она сама добровольно наложила на себя. Вам не придется лгать, это я беру на себя. Только не расстройте ничего в трудном деле, которое я затеваю. Маркиза наделена аристократической взыскательностью, она не просто недоверчива, но и умна: никогда еще охотнику не доводилось выслеживать более осторожную дичь; и уж тут, бедный мой мальчик, охотник должен слушаться своей собаки. Вы обещаете беспрекословно повиноваться мне? Отныне я буду вашим Фоксом, — добавила она, намекая на любимую гончую Каллиста.

— А что мне надо делать? — спросил юноша.

— Ничего или почти ничего, — ответила Фелисите. — Каждый день в полдень вы будете приходить сюда. А я, в качестве нетерпеливой любовницы, буду поджидать вас в коридоре, из окон которого видна дорога на Геранду. Завидев вас, я быстро подымусь к себе в спальню, чтобы вы не застали меня и не догадались по моему поведению о силе моей страсти, которая становится вам в тягость; но раза два-три вы заметите меня и помашете платком. Затем пройдете через двор и медленно, со скучающим видом, подниметесь по лестнице. В этом, дитя мое, тебе не придется притворяться, не правда ли? — добавила она, опустив голову. — Итак, поднимайся по ступенькам медленно и все время смотри в окно, которое выходит в сад, ища там Беатрису. Если она будет в саду (а она будет там, ручаюсь), если она тебя заметит, ты еще больше замедлишь шаги и пройдешь через маленькую гостиную в мою спальню. А если ты увидишь, что я из окна спальни слежу украдкой за тобой, изменник, ты быстро бросишься наверх, чтобы я не поймала твоего взора, вымаливающего ласку Беатрисы. А тут ты входишь в спальню, ты мой пленник... Да, да, мы не выйдем из спальни до четырех часов. Вы можете читать, а я буду курить; чтобы вы не скучали в ее отсутствие, я подберу для вас самые интересные книги. Ведь вы еще не знаете Жорж Санд, я нынче же ночью пошлю слугу в Нант за ее произведениями и прикажу купить еще несколько книг неизвестных вам авторов. Из спальни первой выйду я, а вы все будете читать и появитесь в маленькой гостиной только тогда, когда услышите, что я разговариваю с Беатрисой. Всякий раз, когда вы увидите, что на рояле лежит раскрытая тетрадь нот, вы будете просить у меня разрешения остаться. Позволяю вам быть со мной грубым, если только вы можете быть грубым со мной, и все пойдет как по маслу.

— Я знаю, Камилл, вы питаете ко мне чувство, которое ни с чем не сравнимо, и именно поэтому я огорчен тем, что увидел Беатрису, — произнес Каллист с подкупающим простодушием. — Но чего вы рассчитываете достичь?

— Через неделю Беатриса будет без ума от вас.