Наследство Империи - Ипатова Наталия Борисовна - Страница 47

Девять машин класса Тецима, законсервированных и незатейливо упрятанных под самым фонарем. Сиречь под носом Зиглинды, которой они не достались при передаче войскового имущества. Разве тут отмажешься?

И теперь у меня элементарно нет выбора! Папе уже позвонили, Люссак несется сюда с эскадрой сопровождения. Он придет, и ему покажут! И всему приключению придет конец.

Кирилл положил руку на кобуру, очень слабо надеясь, что успеет первым. Отсюда он не видел на Норме лучемета, что, разумеется, вовсе не значило, будто на гарде его нет.

– Теперь я знаю, кто вы, – сказал Норм.

– Мог бы и раньше догадаться.

– Мог. Просто не было до этого дела. «Вляпаться в ваши тайны» – так вы сказали?

И в точности таким же жестом положил руку на плечо Брюсу. Кирилл взвыл. Неужели опять игра в заложники? Мы же только что с этим покончили! И пушки Назгулов, внимательно и молча наблюдающих со стороны. Если эти откроют огонь, во что превратится пещера? В ад!

– Брюс! – окликнула женщина. – Помоги мне!

Ни слова не говоря, Норм снял руку, и мальчишка кинулся цеплять лесенку на борт. Гримаса «сайерет» вслед ему истолковывалась совершенно однозначно: и на меня катили?

– Я поговорю с мамой, – сказал Первый. – А потом, Брюс, с тобой.

И я должен поверить, будто это совсем не то значило? Ты мне сразу не поправился, как только в первый раз из шлюза вылез! И вот что теперь делать?

– Продолжим без него? – спросил Эгиль, тот самый разговорчивый Пятый. – Он отключился. Какие новости снаружи, съер? И не пора ли нас откопать? Честное слово, хочется уже пожить как людям, в ангаре.

– Ну как ты вообще?

Натали поерзала в ложементе. Холодный. Она была тогда такой глупой, такой... смелой, такой одинокой, Роман женщины, которая никому не нужна, с мужчиной, нужным буквально всем. Во всей огромной Галактике у нее не было ничего, кроме этого голоса в наушниках, и темноты, обнимавшей ее.

Мы все тогда сошли с ума, а безумие не проходит бесследно.

– Нормально – в целом. Твои родители – прекрасные люди. У меня есть, – она помедлила, – дом. Мы ни в чем не нуждаемся. Брюска... летает, само собой. Кто бы сомневался в том, что растет Эстергази. – Назгулу... Рубу совершенно незачем знать, что дом смыло, а сына – крали. Мужчина в таких случаях спрашивает только «кто?», хватает плазменную пушку и идет разбираться. У меня теперь есть диван, где я провожу жизнь, и множество уютных домашних обязанностей, которые эту жизнь составляют.

– А я даже рядом с коляской ни разу не прошелся. Эх... Я хотел сводить вас в тысячу мест. Я, – в приступе свирепой физиологической откровенности, – даже живота твоего не видел.

– О, аквариум был будь здоров! Как-нибудь, может, получится показать тебе снимки с УЗИ.

Помолчали. Те ли мы спустя двенадцать лет? Есть ли представление о времени у человека... тогда она не могла воспринимать его иначе, но теперь, когда под ногами есть планета, и рука сына в руке, и нас уже двое, все по-другому... у существа, в заснеженной пещере ожидающего приказа ринуться в бой? Кто он нам – на нашем диване? Что ему ответить и что у него спросить? Что теперь между нами общего? Ты не был с нами Каждый Наш День!

Вот беда: зачем меня вылечили?

– Ты, – ведь знала, что он спросит, – нашла себе хорошего мужика?

– Не могу сказать, чтобы сильно искала, Рубен. Меня взяли невесткой в хороший дом...

– ...не для того, чтобы ты приносила жертвы!

Тысяча оттенков в мужском голосе. Благодаря наушникам кажется, будто звучит он внутри головы. О да, он знает, что должен сказать, и даже с пеной у рта будет настаивать на том, что сказал это искренне, вот только... Вот только ему невыносима даже мысль о ком-то еще, и это слышно сквозь всю мужскую твердость в этом вопросе.

– Только не говори мне про Императора, хорошего, но одинокого.

– А что бы и не сказать? У него на тебя такой... кхм... пульс!

– Я одинокая мать, – усмехнулась Натали. – Что он может мне предложить, кроме своего пульса? Разделить с ним грузовик? Так и тот нынче по цене металлолома.

Тут она ощутила нечто вроде укола совести: с какой стороны ни глянь, у Кирилла действительно не было ничего, кроме грузовика. Потому что Черная Девятка – та еще собственность. Голову за нее оторвать могут, а на торги ее не выставишь. И эта промороженная пещера годится, только чтобы прятать в ней награбленное. Как в сказке.

Каждый из нас потерял в этом деле все, и только у меня снова есть сын. Да, и еще отец – у Брюса.

Как много отдала бы Натали, чтобы, как прежде, свернувшись в тесной кабине, в обнимающей ее темноте, почувствовать абсолютное, всепоглощающее счастье!

Женщина с мальчиком ушли – Брюс ошарашенный, а Натали как будто расстроенная чем-то. Кирилл давно уже отчаялся научиться понимать женщин, тем более, как выяснилось, им и не надо, чтобы их понимали. Пусть идут, сейчас без них легче. И робота с собой прихватят. Остались Девятеро, собравшись в круг, и их хозяин, сидящий перед ними на ящике.

А в подполе у нас – Империя!

Соображение это греет, как мысль о заначке. Моя армия!

Вопрос: а греет ли это их?

Биллем, Бьярни, Торен, Грэм... Динки, Эгиль. Рэдиссон, которого мы зовем просто Рэнди. Моуди. Этот всегда молчит, я даже по голосу его не узнаю. И Рубен Эстергази, Лидер, вежливо стоит в сторонке, о своем думает.

У парней назрел разговор.

– Что у нас впереди? – спрашивает за всех Торен Адамсон. – Вы пришли, съер, потому что мы наконец понадобились или так, проведать? Есть ли у нас цель, по которой стрелять?

– Пока нет, – честно отвечает Кирилл. – Я не занимаюсь вопросами планетарной власти. Круг моих интересов несколько уже.

– А если вы умрете? – это Эгиль. – Мы так и останемся здесь, зарытые и забытые?

При жизни этот засранец был маленького роста. Еле-еле дотянул до нормы, поступая в Имперские ВКС, а кое-кто утверждал, будто и не дотянул. Будто бы подложил под пятки папины деньги. Теперь по размеру он не больше и не меньше других Тецим, однако осталась привычка компенсировать малый рост неудержимой болтовней.

– Когда ты проводишь дни, слушая музыку, играя в многомерный «морской бой», в одном и том же составе и при одной и той же температуре окружающей среды, кажется, будто время не течет. Но когда видишь... мальчишку, понимаешь, что где-то жизнь проходит мимо.

Это Биллем, большой спокойный парень, всегда озабоченный тем, чтобы его поняли правильно.

– То есть вам приспичило повоевать?

– Нам приспичило пристроиться к какому-нибудь делу, съер. Не поймите нас превратно.

Кирилл сокрушенно вздохнул. Они тут слушают всякие трансляции и набираются вредных идей. Вы видали это: выдвинуть Императору претензии? Это, между прочим, бунт.

– Войны нет, – сказал он. – Были бы вы кадровыми военными, чем бы вы сейчас занимались? Пухли бы со скуки на авианосцах три месяца в год, остальное время пухли бы на планете от той же скуки. Спивались и волочились за бабами.

– Да мы б ничего... поволочились, – буркнул кто-то, чей голос Император не узнал. – Не ко всем же жен-красавиц привозят.

– Кстати о бабах, – ввинтился в разговор Эгиль. – Почему Империя для нас ничего не придумала? Какая-нибудь заправка...

– Империя, – ответил Кирилл, – думала о вас как об оружии. Вы созданы для войны.

– Ты едва ли представляешь, Эгиль, сколько стоит девочка для тебя, – хмыкнул комэск. – Займись лучше чем-нибудь полезным для инфочипов. А то как было тебе двадцать два, так и осталось.

– Что бы мы делали в мирное время? – задумался вслух Рэдиссон. – Командир, а нельзя ли нам где-нибудь по найму служить? Все лучше, чем тут морально разлагаться. И ущерба для чести в этом, как мне кажется, нет. Не может такого быть, чтобы где-то не воевали. То-то мы б сгодились. А Его Величество мог бы стать... ну... менеджером нашей... эээ...