Наследство Империи - Ипатова Наталия Борисовна - Страница 46

– А Игрейна где? – спросила Мари, выдержав первую волну заразительной общей радости.

Справедливости ради следовало отметить, что объятий и поцелуев досталось ей чуточку меньше, чем Брюсу, стоически переносившему приступ пылких чувств. Натали, конечно, ее тоже обняла и поцеловала, но затем – отпустила, тогда как Брюса продолжала прижимать к себе. Игрейна тут была бы как нельзя кстати. Кстати пришелся бы любой, кто не дал бы Мари Люссак почувствовать себя довеском, спасенным так уж, за компанию. Не Норму же, большому, хмурому и уставшему мужику, проявлять бурные чувства.

– А? Куда вы ее дели? Ссадили где-нибудь на планете? Не детское дело и все такое, да?

Норм взглядом попросил помощи.

– Игрейна... – сказала Натали и смолкла, лихорадочно вспоминая обещания, данные «кукле». – Э-э-э... уехала. Ее контракт закончился, а нам попался... попутный корабль, который следовал туда, где она сможет заключить новый договор. Мы решили, что это счастливый случай... Она просила вас, Мари, извинить ее.

– Не слишком красиво с ее стороны. – Мари скривилась в гримаске. – Мы столько времени были вместе, она была мне... как сестра. Даже лучше, потому что мы никогда не ссорились! Она... она даже не соблаговолила выяснить, чем для меня все это кончится, с пиратами. Могла бы и задержаться на пару дней, мы с отцом что-нибудь придумали бы ей с новым местом. Неужели отец прав: те, кого мы нанимаем за деньги, сделают не больше, чем им оплачено? Норм, ведь это не так? – Принцесса посмотрела на гарда с отчаянной надеждой, будто бы он один способен был спасти ее веру в людей. – Не всегда – так? Вот вы...

– Не надо плохо думать об Игрейне, – сказал ее рыцарь-герой. – Я не видел большего мужества и благородства души. Никто больше нее не заслужил, чтобы образ его хранили в сердце.

– Да вы так говорите, словно она умерла! – вскинулся Брюс. – Уехала и уехала. Не собственность, в конце концов, имеет право решать. То еще удовольствие: дергаться за нас и психовать. Хотя, если честно, я бы ее повидал. Она классная.

Слава богу, эти дети еще не узнают за словами смерть.

– Могу я, – сказала Мари тоном приветливой, воспитанной девочки из хорошей семьи, и один бог знал, как дорого ей это далось, – откуда-нибудь позвонить папе?

– Натали, – позвал Кирилл с порога.

Женщина взглянула на него недружелюбно: она была занята. В сотый раз она вытягивала из сына, как оно было, и изумлялась тому, что Брюска, которого в иные дни не заткнуть и который бывал не прочь приврать что-нибудь про приключения, становился замкнут, когда речь заходила о том, что случилось на самом деле. Он вырос. Вырос...

– Натали, – повторил Император, когда она вышла к нему и остановилась на пороге. – Я не очень тактичный человек. Я никогда в точности не знаю, когда правильнее сказать, а когда – смолчать. Ну... у вас был случай это заметить. То, что я хочу вам сейчас сказать... в общем, на самом деле я не хочу, но думаю, что надо. Черт! Наверное, даже и не надо. От этого произойдут только мучения и сложности и ничего по-настоящему правильного... конструктивного. Но, думаю, я должен. И, наверное, вы должны это выслушать. И увидеть. Брюс не простит ни вас, ни меня... Я сам себе не прощу, если мы разминемся в двух шагах, сделав вид, будто чего-то никогда не было. Одним словом, пойдемте со мной. Вы все увидите сами.

Придерживая Брюса за плечо, – она нуждалась в осязаемом доказательстве того, что сын вернулся к ней, – Натали вслед за Кириллом вышла в широкий центральный коридор и двинулась вниз, в глубь шахтного комплекса. Завихрения воздуха, как невидимые духи, касались ее лица и волос. Сын оглядывался недоуменно: и этот путь, и эти фокусы были для него внове.

Не менее получаса спуск влек их вниз, пока путники не оказались в просторной, скудно освещенной пещере – полости в скале, чем-то похожей на ангар.

Чем-то?

Господи! Это они.

– Привет, ребята! – сказал Кирилл, обращаясь не к Натали с сыном.

– Здравия желаем, чиф, съер, – ответили вразнобой, и Натали вертела головой, пока не обнаружила динамик на ближней стене. Как просто. А мы-то передавали друг дружке наушники. – Как там наверху?

– Холодно, – Кирилл улыбался во весь рот. – Я вижу, вы не вылетаете. На воротах этакая бородища инея! Вольно, ребята.

– Дык... Холодно там! А ну как смазка загустеет, батареи сядут. Атмосфера опять же, гравитация... И вообще, вдруг бой – а мы уставши?

– Ну-ну, расскажите мне про смазку. При кельвиновом нуле летали, а тут – загустеет? Не грузите мне вакуум, Пятый. Эгиль?

– Не сочтите за дерзость, само собой. Вы к нам нынче с гостями? Вы нас представите?

– Щас, разлетелись. А Первый у нас где? Опять в опере? Свистните ему в наушник, потом дослушает.

– Забирайте выше, съер. Первый у нас нынче балуется теоретической физикой. Теоретически. Как вы думаете, ему дадут второе высшее? Диплом, а дальше, может, и степень?

– Нет, я тут. Смотрю. Я не думал, что вы решитесь. Я имею в виду всех вас.

Брюска застыл на месте, и только поворачивался от одной боевой машины к другой. Брови мальчишки остановились где-то посередине лба.

– Это они? Черные Истребители Зиглинды? Назгулы!

Слава тем, кто способен летать без намека на гибель,

Благо им проноситься по синему гладкому небу...

Натали медленно шла вдоль ряда Тецим-IX. Они казались огромными: двенадцать метров в длину, четыре метра по выступающим точкам стабилизаторов. Они проплывали над головой, как стремительные хищные рыбы: только вытянутой рукой, пальцами достанешь холодное гладкое брюхо.

И нет ничего красивее. Эй, Патрезе, как насчет этих нулей, приписанных к Империи справа?

– Ну, здравствуй... Рубен. Как ты?

Анатомически у Тецимы нет глаз. Но и так ясно, куда он смотрит.

– Мой? Это он и есть?

Цепкая материнская рука поймала Брюса за плечо. Сюда. Прочее потом.

– Как это? – спросил мальчишка, будто глазам своим не верил. – Кибернетические высокотехнологичные боевые модели? Искусственный разум?

– Объяснишь ему, Кир?

– Что ж, попытаюсь. Нет, Брюс, это не кибернетика. Кредо Зиглинды не допускало психологической зависимости человека от электроники. При прежней власти – назовем ее так – доступ граждан к цифровым технологиям был ограничен. Я имею в виду – рядовых граждан. Тебе, как гражданину Новой Надежды, трудно объяснить целесообразность подобной политики: у вас права и свободы. Там, в каждом из них, – человек. Кадровый офицер, пилот с боевым опытом.

– Ты, твое Величество, еще скажи: скелет в ложементе.

– Не скелет? – уточнил Брюс. – А что?

– Сознание. Разум. Душа. Говорят, еще чувств разных до кучи. Этот вон даже женился. Понравился, стало быть.

– Это твой отец, Брюс, – сказала Натали.

Мальчишка медленно закрыл рот и длинно, выразительно сглотнул.

– Даже пригласить посидеть некуда, – сокрушенно пожаловался Назгул. – Разве что в кокпит, по старинке. А?..

Показалось или он подмигнул? Движения и интонации Первого удивительно легко интерпретировались в человеческие жесты и мимику, оставляя всех в замешательстве: как он это делает? Блистер он сдвинул, словно приподнял бровь, и Натали, чувствуя себя до крайности неловко, огляделась в поисках лесенки.

Кирилл сделал то же самое, всем телом вздрогнул, метнулся взглядом обратно и осознал, что произошла катастрофа. Происходит в эту самую минуту, пока все они стоят задрав головы, ищут нужные слова, млеют, воссоединяются семьями, и прочая и прочая сладость и радость...

В устье пещеры-ангара стоял Норм. Человек Люссака. Ну... не человек... но несущественно в данном контексте. Стоял и пялился, и лицо у него было в точности как у Брюса, включая приоткрытый рот и совершенно круглые глаза. Вот только этот видел Назгулов в бою, знает, что они такое, и... и что всего одно слово кому надо – и ему никогда больше не придется работать по найму.