Две дамы и король - Играева Ольга - Страница 32

Милиционеры повернулись к Саньку.

— Чего ты там про любовника толковал? — еще раз спросил Карапетян.

— Так ведь Колян сказал, мол, серьги его жены, Вальки — мол, любовник у нее завелся, вот и подарил…

Гриша хмыкнул. Занозин посмотрел на Щетинина:

— Так было дело?

Коля, так и не нашедший для себя ответа на главный вопрос, сокрушенно кивнул.

— Ладно, отпускай его, — дал Занозин команду Грише.

— Ступай, Санек, — обратился к тому Гриша. — Только пока далеко не отлучайся и, если вызову, пулей сюда. Да, и Оксанке передай, что в следующий раз, если появишься в пьяном виде в публичном месте, точно на пятнадцать суток упрячу.

Борющийся с похмельем Гриша рассмеялся собственной шутке, а Санек недолго думая встал и, кивнув всем на прощание, скрылся за дверью. Из коридора раздались новые вопли Оксанки — на этот раз радостные. Присутствующие в комнате несколько секунд прислушивались к происходящему в коридоре и, когда там все стихло — Оксанка с сожителем удалились восвояси, — облегченно вздохнули.

— Ну что, поговорим всерьез? — предложил Занозин растерянному Коле.

Тот ответил беспомощным взглядом.

— Так откуда серьги? — еще раз задал тот же самый вопрос Занозин.

Коля усиленно забегал глазами. Он никак не мог для себя решить, что делать — врать или говорить правду. Зачем ему понадобилось бы врать в данном случае, какая в этом вранье состояла бы выгода, Коля объяснить не смог бы. Единственное объяснение — так, на всякий случай… Ничего более вразумительного в голову не приходило. Но вопрос тем не менее стоял и требовал ответа. «Может, сказать, что нашел на улице, и вся недолга? Где сядут, там и слезут…» — рассуждал Коля, забыв, что уже проговорился Саньку — серьги он обнаружил дома. Продумать вранье про улицу он еще не успел — и вздумай его мент спросить, где, на какой улице, в каком месте он якобы нашел серьги, Коля бы просто застыл с раскрытым ртом. А кроме того, вранье про улицу даже ему самому в его нынешнем беспомощном состоянии после ночи, проведенной в ментовке, не казалось убедительным. Но разговоры про дом и кухню тоже покажутся ментам глупыми, неубедительными и вводящими в заблуждение, был уверен Коля. Тоже мне объяснение — на кухонном столе откуда ни возьмись появились золотые серьги с бриллиантами! Кто в это поверит? Бред какой-то… Но кроме этого бреда, никакого иного объяснения у Коли не было.

Коля молчал, не в силах ни на что решиться. Вся его внутренняя борьба отражалась на лице гримасами, но Коля этого не замечал и лицо свое не контролировал. А Занозин оценивающе смотрел на него и не мог поверить, что Щетинин способен был убить Киру Губину. Все говорило за то, что убийца был личностью в высшей степени хладнокровной, сильной и решительной. А перед Занозиным сидел молодой спивающийся мужик, трясущийся по любому поводу, рыхлый, нездоровый, уже не умеющий собрать волю в кулак. Хотя… Жизнь приучила Занозина ни о чем не судить категорично.

— Ну, хорошо, — зашел Занозин с другого бока.

Он пока сохранял жесткий, но доброжелательный тон. — Твой приятель говорил что-то про любовника жены… Что это за история?

— Да, эта… — неохотно замычал Коля. — Я думал, откуда еще серьги возьмутся? Ясно, что от любовника, больше неоткуда… Ну, и сказал Саньку — мол, раз от Валькиного любовника, то теперь серьги мои, имею на них полное право.

— А про любовника уверен, что он серьги подарил?

Кто он такой?

— Да откуда я знаю? — раздражился Коля на непонятливость ментов и продолжил злобно:

— Откуда еще серьги возьмутся? Она, сука, конечно, с любовником каким-нибудь трахается, а он ей за это подарки дарит… Богатого, видать, завела.

"О-о-о, — подумал Занозин. — А мы ревнивые…

Вот это новости".

— Так ты что хочешь сказать, будто толком ничего не помнишь, откуда серьги взялись? — спросил он.

Коля глянул на него как баран на новые ворота и честно отрицательно мотнул головой.

— Слушай, — с напором начал Занозин. — Ты, кажется, не понимаешь, в какую историю вляпался…

— Колись, Щетинин, колись, пока не поздно! — завопил в унисон и Гриша, желая помочь товарищам из управления. Он отлип от стола, на котором размещался, и кинулся к Щетинину. Карапетян поймал его за ремень.

— Серьги с убитой в вашем доме женщины обнаружены у тебя, — продолжил Занозин, остановив рукой Гришу. — Откуда они взялись, ты объяснить не можешь или не хочешь. Продавщицы из магазина говорят, что у тебя не хватало на бутылку накануне. Что из этого следует? А из этого следует, что ты зашел с досады в лифт и в состоянии аффекта и, может быть даже, белой горячки убил женщину, снял с нее драгоценности, взял деньги из сумочки. Деньги потратил на выпивку, а через неделю пошел серьги продавать, чтобы достать на бутылку. Для суда достаточно. И пока ты мне не объяснишь более или менее правдоподобно, откуда у тебя серьги, я не склонен придерживаться иной версии происшедшего.

Разумеется, в эту версию Занозин сам не верил.

Такой, как Коля, в состоянии белой горячки (еще не факт, что в этом состоянии человек физически способен на убийство) не догадался бы стереть отпечатки пальцев с сумочки или, пуще того, надеть перчатки.

Потом, он мелковат и не кажется крепким. Может, был раньше, но не теперь, в стадии ярко выраженного алкоголизма. Кстати, эксперты утверждают, что, судя по отметинам на шее, убийца был высокого роста, выше Губиной, а этот — мелочь пузатая… Но Занозину было важно хоть что-то вытянуть из Коли, зацепить конец хоть какой-то ниточки.

— Да от любовника, точно от любовника! — заорал Щетинин. — Не помню я, откуда у меня серьги!

— Слушай, — вздохнул Вадим. — Ты же понимаешь, что мы спросим у твоей жены, у соседей, знакомых и выясним, что никакого любовника нет. И нет никаких подарков от него. Давай вспоминать.

Вадим знал, что это легко сказать — вспоминай, а от такого, как Коля, воспоминания выудить — тяжкий труд, легче повеситься. Он решил, что разумнее будет Колю не трясти и не запугивать, а помочь ему.

— Ну, когда у тебя был последний раз выходной? — осенило Занозина.

— Ну, по средам и воскресеньям у меня выходной, — буркнул Коля.

— Значит, в прошедшую среду был твой выходной… — Занозин держал в уме, что убийство произошло со вторника на среду, ночью. — Что ты делал накануне, во вторник вечером? — Что, что… — засмущался Коля. — Известно, что.

Валька, как сейчас помню, на сутках была, дети у бабки. Пошел за бутылкой.

— Куда пошел, в какой магазин?

— Да в наш же, круглосуточный. Там цены самые низкие в округе, я всегда туда хожу…

— С Саньком ходил?

— Не, Санька, кажется, не было. У него лучше спросите…

— Так, — продолжил Занозин, чувствуя, что подбирается в главному. — А что в магазине?

— В магазине? — переспросил Коля и замолчал, напрягаясь. — Да ничего…

— Продавщицы вроде вспоминают, у тебя не хватило на бутылку — водка подорожала…

— Точно! — оживился Коля. — Точно! Так и было! Не хватило! А они, стервы, эта… в долг не давали.

— А дальше что?

— Да ничего…

— Откуда ты все-таки достал выпить? Ведь достал?

— Достал…

— Откуда?

Коля снова замолчал, парализованный неожиданно пришедшей мыслью: «Неужели я действительно зашел в лифт, убил женщину, взял у нее деньги и водку купил?» Ничего подобного он не помнил, но поклясться, что такого не было, тоже не мог. И больше, сколько ему вопросов ни задавали, не сумел вымолвить ни слова.

Когда Колю увели, Занозин оглядел коллег и объявил:

— Ну, что? Надо просить санкцию на обыск в квартире Щетинина. Чем черт не шутит, а вдруг обнаружим доллары, или рубли в большом количестве, или еще что-нибудь, принадлежавшее Губиной, чего мы пока не заметили… Да с женой его надо поговорить — есть к ней вопросы.

Гриша энергично и понимающе кивал на каждое слово Занозина. Карапетян хранил молчание. Занозин вполне понимал его молчание. Он и сам по-прежнему не верил, что Щетинин убийца. Но как ни крути, получалось, что к смерти Губиной несчастный алкаш имеет отношение.