Две дамы и король - Играева Ольга - Страница 31

Вид у него был помятый. Он изо всех сил старался сохранять вежливый тон и хорошие манеры, но было ясно, что это дается ему с трудом после вчерашнего.

— И тут что еще — в первый раз он им предлагал.

Обычно брал самую дешевую и денег всегда в обрез.

А тут такая вещь. Одна говорит, этот Коля недавно пришел бутылку покупать, а та на три рубля у них подорожала, так он чуть в обморок у прилавка не грохнулся, все уговаривал ее продать в долг, мол, три рубля позже принесу. Канючил-канючил, да без толку…

Продавщица не поддалась — с алкашами дело ненадежное, да и хозяин у них там, Алиев, недавно гайки закрутил, они в долг теперь — ни-ни… Девки и поостереглись…

— Что за алкаш? Что можешь о нем сказать?

— Да я поговорил с участковым — там Михал Иваныч, — он говорит, что вроде спокойный мужик и ничего такого за ним никогда не числилось. Всегда где-то работает — то грузчиком, то разнорабочим, ну, выпивает, пару раз соседи на него жаловались — жену бьет, визг у них там порой стоит ночью… А так, чтобы он был замешан в каких-то делах — не водится за ним такого. С собутыльником своим, с которым его вместе задержали, иногда подерется, ну, с разбитой мордой домой придет… В общем, безвредный, безобидный…

Раньше не привлекался, только так, на несколько суток. Жена у него, двое детей, — рассказывал Гриша.

— А что за собутыльник?

— Да тоже местный. Водопроводчик в дэзе — такой же.

— Ну, и чего говорят по поводу серег?

— Да ничего толком не говорят. Базарят, права качают… Честно говоря, вчера с ними поговорить как-то не очень получилось. Устали все вчера слишком, — признался Гриша, кося глазами и еще больше разлохмачивая рукой светлую шевелюру.

— Да, слушай, — вспомнил Вадим. — Участковый не говорил, что оба были замечены в последние дни в каких-то непомерных тратах, что деньги у них завелись против обыкновения?

— Да вроде нет, денег не заметили, и гульбы особенной тоже не было. Только вот эти сережки, которые они пытались продать…

Занозин с сочувствием поглядел на блеклого, выпадающего в осадок Гришу:

— Ну, ладно, давай своих алкашей.

Гриша пошел за задержанными, и через несколько минут в коридоре послышались возня, вопли и истерика — причем, что было удивительно, истерика женская. Занозин с Карапетяном, заинтригованные, выглянули в коридор. На подходе к кабинету стоял Гриша и двое милиционеров с задержанными. На груди одного из помятых алкашей — длинного, вислоусого — билась внушительных размеров девушка, по всей видимости, боевая подруга. Девушка отличалась выбеленными волосами, забранными в хвостик на затылке, красными мощными щеками и всесокрушаюшим голосом. «Ой, не пущу-у-у! — вопила она и цеплялась за куртку длинного. — Ой, отпустите вы его-о-о-о! А-а-а-а!» Обликом и манерами девушка напоминала продавщицу овощного ларька со стажем, еще с советских времен, таковой, видимо, и была на самом деле. Она поддала звука, явно рассчитывая на слабые нервы милиционеров. Те морщились, но терпели. Сам вислоусый, на чьей груди билась девушка, глядел в сторону и вообще имел отсутствующий вид, как бы говорящий: «Ну, что с бабы возьмешь». Второй задержанный — невысокий, склонный к полноте молодой мужик с серым лицом — лыбился.

— Ладно, Оксан, — пытался успокоить посетительницу Гриша. — Хорош голосить, будто его на каторгу отправляют. Максимум пятнадцать суток дадут за появление в общественном месте в нетрезвом виде, — пошутил он. Кстати, познакомились они всего минуту назад, но Гриша уже общался с ней по-свойски.

Толстощекая Оксана подняла голову, злобно посмотрела на мента и завыла вреднее прежнего — с какими-то невыносимыми ультразвуковыми взвизгами.

Отдирать ее от вислоусого пришлось силой, два милиционера еле справились. Они с трудом посадили ее на скамейку перед кабинетом, а Гриша уговаривал возлюбленную задержанного, что вот приехали специалисты из управления, они во всем разберутся. Оксанка косилась на Занозина и Карапетяна, причем последний явно привлек ее повышенный интерес — на долю секунды она позабыла выть и застыла с открытым ртом, но тут же возобновила свой плач и готовности прекратить скандал не выказывала. Она то и дело вскакивала со скамейки и рвалась снова пасть на грудь задержанного.

— Мадам, — вступил вдело специалист, коим оказался, естественно, Карапетян. Он рукой остановил милиционеров, вознамерившихся в очередной раз усадить подругу длинного на скамейку, и укоризненно посмотрел на Гришу, как бы говоря: «Зачем? С дамами надо лаской…» Гриша ответил ему недоверчивым взглядом: «Лаской, лаской… С каждой возиться никаких сил не хватит». Но у Карапетяна сил хватало на все. Он взял Оксанку под руку и стал прохаживаться с ней по коридору, негромко увещевая и гладя по руке. Он не доставал ей до мощного плеча. Длинный покосился на эти манипуляции Карапетяна, но ничего не сказал.

И чудо произошло.

— Ладно, под твое слово! — угрожающе произнесла Оксанка и, утихомиренная, плюхнулась на скамейку. — Ответишь, ежели что! — предупредила она Карапетяна и стала устраиваться на скамейке, всем видом показывая, что просидит здесь столько, сколько нужно, да и вообще в любую минуту может вернуться к воплям.

Вся компания предпочла быстро прошествовать в кабинет. Там все расселись и для начала помолчали.

Занозин разглядывал задержанных, пытаясь определить, что они за птицы. Те пялились по углам и имели скучный вид.

— Ну что, друзья, влипли, — бросил Занозин пробный камень.

— С какой стати влипли?

— А я-то тут при чем? За компанию пошел…

Оба задержанных заговорили агрессивно и одновременно:

— За что нас вообще замели, командир?

— Что мы такого сделали? В магазин уже зайти нельзя…

— Мы никого не трогали! Культурно проводили время…

— Мои серьги! Кому хочу, тому продаю…

— Шагу ступить по улице нельзя — хватают почем зря…

Менты с полминуты слушали этот бестолковый галдеж, потом Занозин замахал руками, утихомиривая задержанных приятелей.

— Так чьи серьги? — спросил он.

— Изъяли у Щетинина, — дал справку Гриша.

— Ну, мои, — выдержав паузу, проговорил низкорослый.

— Сам, что ли, носишь? А уши вроде не проколоты… — не меняя серьезного выражения лица, поинтересовался Занозин.

— Иди ты, знаешь куда! — взвизгнул Коля, аж подпрыгнув на месте.

— Откуда они у тебя?

— А чего это я должен отчет давать, откуда у меня что? Может, тебе интересно, откуда я свои штаны взял? Где взял, где взял…

— Купил то есть? — иронически спросил Занозин.

Щетинин промолчал — сообразил, что утверждение его, будто серьги он купил, прозвучало бы несколько не правдоподобно.

— Да какое вам дело, купил не купил!

— Ты вот что, не задирайся, — жестко предупредил его Занозин. — И хамить мне я тебе не советую. А что касается того, какое нам дело, скажу. Эти серьги сняли с убитой в вашем доме женщины.

— Чего-о-о? — изумился Коля.

Санек даже потерял свой индифферентный вид.

Он повернулся в сторону приятеля и посмотрел на него с удивлением:

— Ну, ты даешь. А сам — Валькин любовник, Валькин любовник…

— Какой любовник? — насторожился Карапетян.

— Подождите, мужики, подождите, — оторопел Коля. — Подождите, — повторил он.

Было видно, что Коля взволновался и пытается собраться с мыслями. Он хмурился, лицо его дергалось, сам он ерзал, хватался за колени и края стула руками и чуть ли не подпрыгивал.

— Почему… Да почему я должен тебе верить… про убитую и что серьги с нее? — наконец сформулировал он.

— Если ты мне не веришь, то сейчас сюда приедут родственники жертвы — и я уверен на сто процентов, опознают серьги, — Занозин продолжал говорить очень жестко.

Коля совершенно преобразился и выглядел деморализованным. «Господи, неужели я спьяну кого-то убил?» — мучительно думал он про себя, напрягался и не мог вспомнить ничего определенного.

— Ладно, мужики, меня-то отпустите, — подал голос Санек. — Я тут вообще ни при чем. Мы с Коляном пиво пили, поспорили, золото или нет, ну и пошли в магазин проверять… Я-то ни при чем и серьги эти первый раз в его руках в тот самый момент увидел.