Как распинали мистера Кэйтерера - Хэммет Дэшил - Страница 4

— Прошу прощения! — воскликнул я.

— И правильно делаете.

Белый шрам, наискось перечеркивавший смуглый лоб молодого человека, придавал его лицу, омраченному негодованием, странно зловещий вид, несколько смягченный, однако, полным отсутствием признаков жестокости.

— Я пришел сюда по договоренности с мистером Кэйтерером. — Я вовсе не хотел, чтобы меня заподозрили в том, что я за ними шпионю. — Посыльный сказал, что я могу заходить смело. Заверяю вас, что при других обстоятельствах я не посмел бы войти без стука и никоим образом не имел намерения и даже мысли врываться в... э-э... в такой момент.

Молодой человек замигал и обратил взгляд своих серых глаз в сторону мисс Бренэм, которая, мило порозовев, собирала бумаги со стола своего шефа. Когда он вновь посмотрел на меня, то перестал мигать, а лицо его несколько повеселело.

— Так вы и есть та ищейка на побегушках?

Я кивнул, хотя выбор его слов меня несколько покоробил.

— Превосходно! — Он осмотрел меня медленно и внимательно с макушки до пят. — Должно быть, вы по своей части дока! Первый раз вижу, чтобы сыщик выглядел, говорил и вел себя так непохоже на сыщика, а я уж их навидался — кое-кто из них меня даже за решетку сажал.

— Вы мистер Наджент? — спросил я, пренебрегая покамест его определенно не делающим чести признанием.

— Да, а вы мистер Тин. Садитесь, разберемся.

Он устроился в кресле мистера Кэйтерера, я тем временем сел на стул, который утром занимал папа, а мисс Бренэм собрала бумаги и вышла, тихо притворив за собой дверь.

Последовавшие затем расспросы оказались совершенно бесплодными, поскольку молодой человек решительно отказывался сообщить о себе что-либо стоящее.

— Дядя Хоп сам может вам все рассказать, — упрямился он. — Вам я не скажу ничего, что не рассказывал ему, а ему я говорю все, что могу разгласить.

— Но это серьезное дело, мистер Наджент, и сдержанность, весьма похвальная и необходимая при других обстоятельствах, по моему мнению, как вы могли бы уяснить, здесь неуместна.

Он закончил набивать сигарету, зажег ее и выдвинул ящик стола, дабы тот послужил ему подставкой для ног.

— Это для дядюшки Хопа серьезно, для вас, может, — но не для меня. Я просто наемный служащий. Мое дело — поездка, веселье и зарплата, а всякие неполадки мне только на руку, потому что от них веселья больше, да и денег перепадает. — Безответственное отсутствие лояльности он подчеркнул широкой беспечной улыбкой, полускрытой облаком сигаретного дыма. — Так что не надейтесь, что у меня голова будет болеть от ваших проблем.

— Минуту назад, мистер Наджент, вы сказали, что подвергались аресту; насколько я помню, ваши слова звучали как «сыщики засадили меня за решетку». Вы не соизволите уточнить обстоятельства?

— Дохлый номер, парень! — Было ему, сколько я мог судить, лет двадцать шесть — двадцать семь, так что слово «парень» в его устах звучало нелепо. — Мы, уголовники, не больно-то афишируем свое прошлое.

Допрос прошел совершенно безрезультатно; перед лицом самых убедительных доводов, какие я только мог измыслить, Наджент отказывался хоть в малейшей степени помочь мне, выразив полное безразличие к делам собственного дяди и напирая на то, что его интерес к этому делу чисто финансовый, если не считать, как он выразился, «шанса кого-нибудь подстрелить». Спустя три четверти часа я решил, что с меня этой белиберды более чем достаточно, и, завершив разговор, распрощался, даже не дав себе труда в соответствии с правилами вежливости скрыть свое разочарование.

Когда я вернулся в папин кабинет, он и мисс Кинан сидели за столом, а между ними распростерлась послеобеденная газета. В обязанности нашей стенографистки входило и внимательное прочтение газет, с тем чтобы вырезать и подклеивать статьи на интересующие нас темы, то есть о преступлениях, преступниках, подозреваемых, а равно и жертвах. За несколько лет мы собрали таким образом целую библиотеку подобного рода. Но сейчас, приблизившись к письменному столу, я обнаружил, что внимание папы и мисс Кинан приковывала, как это случалось нередко, страничка комиксов.

— Если ты не прекратишь вынюхивать, чем я занимаюсь, я тебя стукну чем-нибудь! — Ради угрозы папа оторвался от своего — следует ли мне добавить «пустого»? — развлечения. — С Наджентом виделся?

— Да, сэр, хотя и без особого успеха. Я нахожу его совершенно безответственным, чтобы не сказать глупым, молодым человеком, и все его речи — пускание пыли в глаза.

— Ну-ну. А я о нем кое-что разузнал. Во время войны бросил колледж, чтобы записаться добровольцем. Околачивался в тренировочных лагерях, пока война не кончилась. Впоследствии продолжал занятия в Южной Америке, Азии, потом на Балканах. Полученные навыки использовал в любой заварушке, куда только мог влезть. В прошлом году провел пару месяцев в Японии. Никаких родственников, кроме Кэйтерера, нет. Другой профессии, кроме солдатской, нет. Денег тоже нет.

— Очень хорошо, сэр, — ответил я. — Я обнаружил еще кое-что. Когда я вошел в кабинет мистера Кэйтерера, Наджент и мисс Бренэм предавались... э-э... демонстративным изъявлениям чувств.

Мисс Кинан резко вскинула голову, отбросив короткие каштановые волосы назад, глаза ее озарились мрачным блеском.

— Целовались, вы хотите сказать?

— Именно, мисс Кинан.

— Ну-ну, — буркнул папа. — Это может нам пригодиться, но если юноша целует дядину секретаршу — это еще не преступление. Было бы странно, если бы он ее не целовал.

— А она хорошенькая? — спросила мисс Кинан.

— Спроси Робина. По-моему, так просто скользкая особа!

— Она обладает, — осторожно ответствовал я, — весьма привлекательной внешностью.

— Блондинка, бьюсь об заклад!

На это я не ответил, так как связь подобного замечания с нашим расследованием оставалась для меня столь же загадочной, как и способ, каким мисс Кинан пришла к подобному выводу.

— Послушайте, мистер Тин, — в лицо мисс Кинан еще звала нас с папой по фамилии, хотя мне доводилось слышать, как, говоря о нас заглазно, она отбрасывала даже этот последний барьер между работником и нанимателем, — вы ведь не собираетесь рассказывать об этом мистеру Кэйтереру?

— А почему бы и нет? — спросил я; следовало бы спросить скорее, по какому праву она оспаривает мои намерения, но это привело бы к перебранке с папой, который преднамеренно поощрял ее постоянное вмешательство в наши дела.

— Ну, потому... потому, что это вовсе его не касается. Верно? — обратилась она к папе за поддержкой.

— Совершенно верно, — согласился папа с таким видом, будто и впрямь так думал. Я-то знал, что он не всерьез, просто он органически не мог принять мою сторону против мисс Кинан, какие бы глупости ему ни приходилось в результате защищать.

— А я думаю, нет. — Я стоял на своем. — Он нас нанял собирать сведения о его делах, и все, что нам удалось узнать, — его собственность.

— Вы меня удивляете, мистер Тин! Вы же поэт!

— Мисс Кинан, это правда, что по призванию и зову души я поэт, но верно и то, что в результате родительского насилия я детектив; а поскольку я детектив, то и выполнять свою работу я намерен наиболее профессионально и эффективно. Не секрет, что многие аспекты нашей работы были и остаются для меня отвратительными, но я не могу на этом основании их избегать.

Папа с преувеличенной сердечностью шумно захлопал в ладоши.

— Вот это мой мальчик, правда, Флоренс! — похвастался он с той фальшивой гордостью, которую так любил проявлять. — Хладнокровен, как головастик! Щеночек ты мой!

— Знаете, что я думаю? — произнесла мисс Кинан. — Что эта мисс Бренэм очаровала вашего сына и он на них доносит из ревности!

— Возможно. — Как еще можно ответить на столь идиотское обвинение? — Во всяком случае мне кажется, что если я скрою эту или какую-то иную информацию от мистера Кэйтерера, то это станет нарушением моего долга, так что я ему обязательно сообщу.

Так я и сделал на следующее утро в кабинете бизнесмена.