Скандальная мумия - Хиршфельд Корсон - Страница 36

Пэтч нетерпеливо фыркнул:

– Боюсь, вы не расслышали мое имя – Крили Пэтч. Может быть, вы знаете меня как Посланца, с тех пор как Князь Света Шикльтон Дун был вознесен…

Дакхауз фыркнул в ответ:

– Никогда ни о ком из вас не слышал. Боюсь, это вы не расслышали меня. Наша мумия пока что на обозрение публики не выставляется.

Пэтч фыркнул громче:

– Послушайте… – Он прикрыл микрофон рукой и громко сказал в сторону: – Да, я знаю. Терпение, Как, Господи? А, как Давид с филистимлянами: стратегия побеждает. – И снова в телефон: – Директор Дакхауз, наверное, я недостаточно ясно высказался. Нашу церковь Бог благословил щедрой паствой. Когда я прочел о вашей мумии, я сказал себе: «Крили, это же такой маленький музей, наверняка ему нужна финансовая помощь. Уверен, что хороший фант пришелся бы кстати. Почему бы тебе не позвонить туда и не предложить…»

– Э-гм! – прокашлялся Дакхауз. – Преподобный Пэтч? Как же, конечно! Я ваш большой почитатель. Но нам так часто звонят психически нездоровые люди, поэтому, боюсь, и случилось это недоразумение. Конечно же, для вас можно будет организовать осмотр мумии…

– Мы можем быть у вас через двадцать минут.

– Без проблем. Скоупс еще не вернется к тому времени, но спросите у входа меня, и я лично вами займусь.

Через девятнадцать минут улыбающийся Хорейс Дакхауз провел Пэтча и Джинджер в лабораторию музея. Дакхауз открыл дверь и пригласил их войти.

– Вот она, на столе, в большом эмалированном лотке. Скоупс пока что не перенес ее в кафетерий на пресс-конференцию… Ой! – Он бросил смущенный взгляд на Джинджер. – Я забыл, что эта мумия голая…

– Отврати глаза! – приказал Пэтч и обратился к Дакхаузу: – Накройте чем-нибудь интимные места.

– Ничего страшного, – сказала Джинджер. – Я прошла курсы первой помощи и в школе еще была добровольной медсестрой.

– Ну, только туда не гляди, – велел Пэтч. – Не отводи глаза от лица.

Джинджер уже видела это лицо. Бородавки. И Джинджер решилась. Игнорируя предупреждение Пэтча, она опустила взгляд к интимным частям мумии, вспомнив, как Князь помахивал своим предметом в двенадцати дюймах от ее лица – в ту ночь, когда его вознесли. Да, тогда эта штука была существенно больше. Куда как больше. Джинджер потом мечтала о ней. И – да, не обрезанный. Сейчас он весь сморщился. Бедный маленький орешек, подумала Джинджер, и на глазах у нее выступили слезы. Она пыталась себе сказать, что Князь на небесах, возлежит с ангелами, а это только смертная его оболочка, но сердце все-таки болело. С Князем люди были счастливы: радостные гимны, ритмичные проповеди, ни тебе угроз дьяволом, ни выкриков. А как бы весело ей было стать женой Князя…

Она знала, что должна быть благодарна. В конце концов, сейчас она стала кем-то – Свидетелем, звездой, как хотела мамочка. Но сидеть рядом с Посланцем – это была хилая награда по сравнению с возможным счастьем быть Княгиней Света. Тыльной стороной ладони Джинджер вытерла слезы и произнесла безмолвную молитву по своему павшему – нет, вознесенному – Князю Света.

С дрожащими губами, со щемящей тоской смотрела она на безжизненную скорлупу. Неужто это действительно он? Она наклонилась поближе, шмыгая носом, принюхиваясь к следу знакомого стойкого запаха: «олд спайс» Дуна. Без вопросов: это и есть ее Князь.

– Что ты делаешь? – Пэтч увидел, как Джинджер низко наклонилась к лицу мумии. – Не смей его целовать, ради Бога! Ты же не знаешь, где он мог быть…

Джинджер повернулась к нему, решительно сжав челюсти.

– Я его не целовала. Я его нюхала.

У Пэтча губы скривились гримасой отвращения, Дакхауз зажал ладонью нос и рот. Джинджер с грустью посмотрела на Посланца:

– Это он, нет сомнения, – сказала она, вытирая катящуюся по носу слезу.

Пэтч придвинулся ближе, разглядывая лицо.

– Действительно, на него похоже, но…

– Кто такой этот «он»? – спросил Дакхауз. – Этой мумии уже тысячи лет!

– Это он, – повторила Джинджер, отвернувшись к стене, раздраженная этими двумя стариками и полная грусти, что видит своего Князя таким недвижным, серым, мертвым. – Его лицо. Его бородавки. И его «олд спайс». И его…

Она вовремя поймала себя за язык.

Пэтч упал на колени, обращаясь к пустому воздуху:

– А что думаешь Ты?

Джинджер и Дакхауз тревожно переглянулись.

– Да, – сказал Пэтч не ему, не ей и не мумии, но какому-то высшему существу. – Я тоже. И он сейчас рядом с Тобой, его дух? Я согласен. Это святотатство. Ему место в Храме Света, в подходящей раке. Да, конечно. Сию же минуту.

Глаза Пэтча открылись и остановились на Дакхаузе.

– Вот это, – он показал на мумию, – бренные останки Шикльтона Дуна, Князя Света, чья душа взошла на небо, вознесенная архангелом Гавриилом, и кто ныне сидит одесную от Господа. Мне дано указание перенести Князя в Храм Света. – Он шагнул к столу. – Мы его увезем с собой.

– Черта с два! – У Дакхауза отвисла челюсть, он брызгал слюной, прыгал между Пэтчем и мумией, размахивал руками, не давая Пэтчу подойти, и криками звал охрану.

– У вас есть какой-нибудь большой ящик? – спросил Пэтч.

27

Ящик стоял, прислонившись к стене офиса мистера Траута, согнув колено и держа ногу в шести дюймах над полом. За ним стоял Персик, а Младший сидел в кресле через стол от отца на бубликообразной подушке в пластиковом чехле.

– Давайте еще раз, – сказал Траут. – Вы попросили эту Джинджер, очень вежливо, поехать поговорить со мной, и она на вас набросилась?

Младший кивнул:

– Просто спятила. Ящик пытался ее от меня оттащить, и… Траут договорил за него:

– Подошел какой-то сопляк в юбке и отрубил нашего качка выстрелом из рогатки? А тебя подстрелил в задницу?

– Так и было.

Младший уставился себе в колени, поправляя пенорезиновое сиденье с дырой. Одну руку он положил под него снизу, ощупывая рану – болезненную контузию размером с клубничину.

Мистер Траут развернулся лицом к Персику.

– Так. А ты, значит, на это смотрел.

– Нет, сэр. Я пытался ее удержать, но она оказалась очень сильной, и…

Траут покачал большой, как у гончей, головой.

– Просто стыд и срам, что Четвертое Июля еще так не скоро. Вы могли бы маршировать на параде Дня Независимости, как на той картине: один на костылях, один с перевязанной задницей стучит на барабане, и еще один наяривает на флейте. Ха! Вот думаю, не выгнать ли вас троих и не нанять ли этого сопляка и эту девочку.

– Мы доставим эту деточку. И расплатимся с тем хмырем в платье.

– Держитесь подальше от них обоих – они вас могут опознать. Скажите спасибо, что копов здесь еще не было – это они, наверное, номера вашей машины не запомнили. Если появятся, я им скажу, что вы целый день разгружали говяжьи туши на третьем складе.

– Отлично, па.

– А зачем ты поехал на собственной машине вместо незаметного грузовичка с заляпанными номерами – никогда мне не понять. – Траут протянул Младшему руку ладонью вверх. – Ключи, пожалуйста.

– Только не мой «камаро»! Я же не могу…

– Будешь ездить на «бьюике», пока пыль не осядет. – Траут посмотрел на сына вопросительно: – Ты же не хочешь, чтобы твой отец был лжецом?

Младший посмотрел недоуменно, но все же покачал головой.

– Я так и думал. Так что гребите все трое на третий склад. Там разгрузки этой говядины как раз на целый день хватит.

Крили Пэтч вцепился в рулевое колесо:

– Ты только представь себе: этот дурак Дакхауз еще спрашивает, собираемся ли мы все-таки внести обещанный вклад! Я ему сейчас двадцать пикетчиков туда пришлю, как ему этот «вклад» понравится?

Джинджер поерзала на сиденье.

– Я не знаю, смогу ли я, преподобный Пэтч. Я, гм…

– Что? – Пэтч обращался не к ней, а к солнцезащитному козырьку автомобиля. – Да, конечно. Рака рядом с одеждой Вознесения Дуна.

Джинджер завопила – автомобиль занесло влево от середины.