Родина Богов - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 45

– Добро бы, если так. Но наши старцы привередливы и потребуют доказательств, что не было сговора и что бритый богодей-свидетель лжет, норовя столкнуть нас со Скуфью. Есть у тебя то, что убедит посошных?

– Есть, – Сувор вынул засапожник. – Передай его старцам. На голове освобожденного мной раба знаки Правды и Кривды. Пусть вначале позрят на его голову в косых лучах закатного солнца, чтоб позреть клейма, что я оставил, отпуская кощея. А потом заново обреют и сравнят письмена. Ваши посошные досужие и прочтут, им иных доказательств не нужно.

Родислав спрятал нож.

– Но ромеи непременно измыслят иную хитрость и заставят повернуть обров назад.

– Богодеи в тот час же утратят власть, как только чудовище вкусит сладость богатой империи. Никто уже не сможет оттащить обров от добычи, ибо они возомнят, что сами способны получать дары от бога. Взор безоких будет всегда устремлен в Середину Земли.

– А если они осядут на наших землях? Если змей и впрямь замкнет в круг всю Скуфию? Оттуда легко совершать набеги на ромейские провинции и жить самим по себе. И мы потеряем полуденные земли.

Сувор оперся на меч и молвил с затаённой надеждой:

– Услышали бы тебя боги! Тогда свершился бы мой тайный замысел. Пусть змей возьмет себя за хвост! Пусть вкусит своей крови и пожрет сам себя!

13

Обнявшись за плечи словно братья и уперевшись лбами, исполины стояли на широко расставленных ногах и пытались пошатнуть друг друга, однако несмотря на то, что Уветич совсем недавно оправился от голодных скитаний, ничуть не уступал Космомыслу. Тем паче, что Зимогор оказался старше годами почти вдвое, что прибавляло ему выносливости и бойцовской воли, но вряд ли богатырю с гор Бала Кан приходилось участвовать в поединках, ибо трудно было в то время сыскать себе подходящего соперника.

Пожалуй, целый час они стояли без движения, и только жилы да перевитые канаты мышц то напрягались, увеличиваясь вдвое, то расслаблялись и едва заметно дышали перед тем, как вобрать в себя очередной напор горячей крови. И никто не хотел уступать, поскольку оба исполина мысленно созерцали прекрасный образ Краснозоры, который вдохновлял их биться насмерть, наполняя силой и жаждой победы.

По древним правилам поединков никто из них не мог отнять руки от противника или отвести чело, дабы выйти из этого положения, борьба могла длиться многими часами, прежде чем кто-либо из соперников не передавит другого, у кого руки или ноги окажутся слабее или не выдержит лобная кость. Рукопашная исполинов совершенно не походила на борьбу людей обычного роста и силы, где прежде всего побеждала ловкость, стремительность и отвага; богатыри сходились, прежде всего, чтобы помериться силой своей исполинской воли, и вместе с ней выносливостью, мощью и прочностью тела, где был важен каждый палец, каждая кровеносная, сухая или сырая жила, как называли мышцы, способные выдержать нечеловеческое напряжение.

По Преданию, подобные поединки происходили и на Родине Богов, но не из-за спорной поленицы; миролюбивые, мыслящие о небесном русы не зря были созданы Даждьбогом богатырями, поскольку разум был бы слаб и несовершенен, будь он не в ладу с телом, не имея его мощи и выносливости. Только сочетание этих двух начал – высокого чела, обращенного к небу, и высокой же, но земной плоти вкупе рождало волю настоящего исполина. Они сходились в рукопашной только раз в году на празднике Солнца, принося победу в поединке, как самую дорогую жертву богам, ибо нет на свете вдохновенней созерцания для божьего ока, чем борьба, наполненная нескончаемой силой воли и невиданной мощью плоти сотворенных на земле богоподобных исполинов.

Случалось, в этих многодневных схватках у богатырей рвались жилы, мышцы и лопались черепа, но бывало и иное: от долгого стояния в крепком захвате кожа на руках и лбах незримо истиралась напрочь, но наземь не падало ни единой капли крови, которая взаимно уходила в жилы соперника и возвращалась назад. В Былые времена, когда бессмертные исполины сходились в поединке, забыв о времени, и если оказывались равносильными, случалось, что в местах соприкосновений их плоть срасталась и они, в недавнем прошлом противники, не могли оторваться друг от друга, доживая свою вечность в братских объятьях.

Но у смертных богатырей, сошедшихся в противоборстве на необитаемом острове ранней весной, не доставало столь времени, чтобы не то что жить одной кровью, а и кожу истереть. Каждый спешил скорее одолеть соперника, чтоб взять корабль и пойти к желанному острову Молчания, где победителю досталась бы прекрасная Краснозора. И потому от нетерпения они простояли всего лишь до полудня, после чего, с умыслом или ненароком, Уветич ослабил десницу, и Космомысл в тот же час взял его могучую шею сгибом руки и стал сжимать, однако Зимогор не растерялся, и преодолевая сопротивление, склонился и перехватил ногу исполина. Таким образом, замкнув друг друга до полной неподвижности, они лишь редко и глубоко дышали, обратившись в единый бугристый от вздутых сырых жил ком, стоящий на четырех ногах. И никто уже не в силах был изменить этого положения и достигнуть превосходства.

Ватага, стоящая поодаль, затаила дыхание и непроизвольно напрягала мышцы, повторяя движения поединщиков. Любой из них мог бы прийти на помощь, но даже не помышлял о сем, ибо когда схватывались исполины, все прочие арвары цепенели от свечения, исходящего от них. Только в миг высшего напряжения борьбы воля соперников отчасти высвобождалась и ее огонь поднимался над плотью, образуя искристые сполохи. Богатыри словно окаменели, сплетясь неподвижными телами, и этот незримый ход борьбы должен бы навеять скуку, ибо развязка была так далека, что не хватит дня, а то и грядущей ночи, однако завороженные варяги каменели сами, ибо от сего невиданного зрелища невозможно было оторвать глаз.

Несмотря на примерное равенство сил, Космомысл вроде бы находился в более выгодном положении, поскольку зажатая сгибом руки голова противника была чуть ниже уровня плеча, но намертво захваченное противником бедро не позволяло гнуть Уветича вниз, ибо тот норовил оторвать его ногу от земли и лишить опоры. А в любом поединке ничего нет важнее спасительного и дающего уверенность ощущения незыблемой тверди под босыми ступнями. Исполину оставалось только с нарастающей силой сдавливать шею соперника, дабы не позволить ему перевести руки под колено, увеличить рычаг и опрокинуть навзничь. Космомысл крепче стиснул пальцы в замке, сосредоточил всю волю на правой сжимающей руке и тем самым медленно перелил силу спины в предплечье, как переливают расплавленное железо из печи в каменную оправу. И так же, как металл, застыли до предела натянутые сухожилия, а мышца вздулась до размеров головы и окостенела – теперь Зимогору было не вырваться из захвата.

Однако следовало выдержать так неведомо сколько часов, пока не замедлится ток крови в шее соперника и не начнут опадать и деревенеть его сырые жилы. Запястьем левой руки Космомысл чувствовал мощное биение сердца Уветича и по нему определял время, ибо в глазах стояла алая темень и было не понять, день ли еще длится или наступила ночь. Скованная голова Зимогора не давала ему пошевелить даже плечом, но нижняя часть тела оставалась свободной, и потому он начал еще шире расставлять ноги, тем самым проседая вниз, и медленно подтягивал сцепленные руки под колено, истирая кожу словно мельничными жерновами.

И теперь начинался совершенно иной поединок: кто вперед достигнет своей цели, тот и одолеет. И нечего было надеяться на помощь богов, ибо они и в иные времена не помогали схваткам исполинов, а ныне и вовсе, погрузившись в сон, не зрели и не внимали единоборству, победа в котором стала бы жертвой не им, а хоть и бессмертной, да земной поленице.

Космомыслу казалось, что бой сердца Уветича замедляется, но это могло останавливаться время, пронизанное искристым сиянием воли, разросшейся до исполинских размеров и от переизбытка вырвавшейся наружу. Но в любом случае соперник притомился, ибо замок из его рук все чаще замирал на одном месте, хотя до коленного сгиба оставалось расстояние в два пальца. Ничуть не расслабляя руки на шее, Космомысл готовился обратить ногу в железный столб и только ждал мгновения, когда соперник соберется с силами, чтобы сделать последнее движение к уязвимому месту.