Золотая корифена - Иванов Юрий Николаевич - Страница 18

Рядом со мной плавает Скачков. Он высоко поднимает над головой перевязанную руку, а другой держится за борт. Лодка раскачивается из стороны в сторону. Акула без устали работает своим хвостом. Мы слышим, как трещат ящики с инструментами; сухо крякает бочонок с водой. Подтянувшись на руках, Валентин заглядывает с кормы в лодку. Потом влезает в «Корифену», подает руку мне… Глазам открывается скверная картина: все наше имущество перемешано в кучу. Ящики с инструментом разбиты в щепы, продуктовый мешок разорван в клочья и полкруга колбасы, наш неприкосновенный запас, торчит из-под акульего брюха. Запутавшись в брезенте, она с тупым ожесточением грызет рейки. Страшный акулий хвост чуть колеблется возле наших ног. Взмахни она им… ну не шевелись, голубушка, подожди, секунд десяток, отдохни. Валентин осторожно приседает, достает приготовленную им веревку, завязанную петлей. Кивает мне головой на широченные вздрагивающие серо-сизые лопасти, Я вспоминаю: Хейердал писал: чтобы обезопасить акулу, следует схватить ее за хвост.

— Ну! — командует Валентин, и мы падаем животами на акулий плавник. Акула дергается, пытается смахнуть нас, как букашек… я чувствую, как хвост жесткой теркой, сдирая кожу, выползает из-под моего живота. Валя, прикусив губу, затягивает вокруг основания хвоста веревку.

— Быстрее, — тороплю я его, — вырвется! Лепешка будет…

Мако дергается, по телу пробегает дрожь. Пожалуй, все…

Я поднимаюсь, весь живот ярко пламенеет. Множество мельчайших, невидимых глазу ранок сочатся кровью. Это зубы. У акулы они имеются не только но

рту, но и на всей шкуре. Маленькие острые зубки покрывают все ее тело. Это так называемая плакоидная чешуя. Бот почему для самой тонкой шлифовки ценных пород дерева мастера-краснодеревщики пользуются акульими шкурками…

— Промой как следует, — говорит мне Валентин, — а то разболится.

С носа влезает в лодку Корин.

— Фу… освежился немного, — небрежно замечает он, — а то жарища… кожа трещит.

Вместе с Валентином мы втаскиваем в лодку Скачкова. Тот невозмутимо усаживается на двигатель и начинает внимательно изучать свою трубку.

— Готовь свое сошими., — распоряжается Валентин, — слышишь, Корин?

Стась откидывает со лба мокрые волосы, вытирает ладонью лицо и достает из груды барахла бамбуковую палку с ножом на конце. Наш гарпун. Наклоняется над акулой, та неподвижна. Из пасти струйкой сочится кровь, в зубах завязли переломанные щепки. Кончиком кожа Корин осторожно дотрагивается до акульего глаза. Если акула еще жива, то из особой щелки должна выскочить кожистая шторка-веко. Но нет. Шторка не выскакивает. Корин уже имеет опыт обращения с этими удивительно живучими тварями. Однажды на судне, когда команда повально заболела сувенироманией, из акул вырезались, а потом сушились челюсти, чтобы там, на берегу, поразить воображение своих родных и близких. Корин решил тоже изготовить сувенирчик. Он обезглавил одну из акул и голову бросил в корзину. Спустя пяток минут, наточив нож, вытащил голову и сунул в пасть большой палец посмотреть, хороши ли зубы. Пасть тотчас сомкнулась, и острый, кривой, как турецкий кинжал, зуб пронзил коринский палец насквозь. Палец долго болел, и Стась даже требовал, чтобы зашли в какой-нибудь порт. Однако все обошлось благополучно. Только с той поры Стась относится ко всем акулам весьма подозрительно.

Нет, шторка не захлопнулась, и Корин, подняв гарпун над головой, поставил свою босую ступню на плоскую голову поверженной маки.

Пока Стась вырезал из акульей спины белые, чуть желтоватые пласты неприятно попахивающего мяса, я быстро избавил акулу от челюсти, распялил щепкой и как флаг поднял на самую верхушку мачты. Пускай знают все: мако, одна из страшнейших акул океана, акула-людоед, как еще ее называют рыбаки-африканцы, побеждена. И что не она, а мы сейчас съедим ее в виде изысканного ресторанного деликатеса, жемчужины японской кухни под интригующим названием "сошими".

— Вот вам и «сошими», — говорит между тем Корин, подавая нам по пласту акульего мяса, — правда, здесь кое-чего не хватает… гм, перца, лука, уксуса, масла… такой травки душистой, для приправы, холодной картошки и…

— …и музыки, — добавил Скачков, мрачно рассматривая акулятину со всех сторон и брезгливо нюхая ее.

— Точно, Петенька, музыки. Смелее! Представьте, что сидим мы в ресторане первого класса, джаз наигрывает блюз и вместо неумытой скачковской физиономии ты, Коля, видишь перед собой милую девичью мордочку с …ха, громадными фиолетовыми глазами. А официант подает к столу заморское блюдо, за которое придется платить чертовски дорого… Смелее, парни… ап!

Корин глотает кусочек мяса и тянется за другим. Он сидит на акуле и берет мясо прямо из ее спины, Валентин, мученически зажмурившись, тоже жует узенькую, сочащуюся сукровицей ленточку.

Я постарался представить себе все: и ресторан, и джазистов в черных костюмах, мордатого официанта, несущего на вытянутых руках заморское блюдо. Я даже представил себе "милую мордочку с громадными фиолетовыми глазами"… представил себе все. Но от прозрачного пластика мяса исходит тошнотворный, такой отвратительный, чисто акулий запах, что мои челюсти сводит судорогой.

— А вроде ничего, — слышу я философски спокойный голос Скачкова, — хелло, человек на акуле, выдайте еще одну порцию.

— Я в Сибири строганину ел, — говорит Валентин, — тоже сырое мясо. Только замороженное да с луком…

— Лопай, Колька, насыщайся, — петушится Корин, — привыкай, парнишка!

Мясо теплое и чуть сладковатое. Я его заглатывал, как чайка рыбу, не разжевывая. Потом съел еще один кусок, еще пластик. Желудок приятно отяжелел, стихла постоянная ноющая боль, гнездившаяся все время где-то в районе пупка… Ну что ж, придется привыкать и к акулятине. Конечно же, все дело в привычке. Живая устрица — это деликатес. Строганина — привычное блюдо сибирских охотников и рыбаков. Ну а мы должны привыкнуть к акуле. К акулятине. И что тут такого? Ничего особенного. Тем более в нашем-то положении. Скачков встает, хлопает себя по округлившемуся животу, заглядывает в воду.

— Смотрите-ка, ребята! — восклицает он. — Вода около лодки буквально кипит.

Прилипалы, лоцманы, десятка полтора беззубых рыб метались в воде, подхватывая кусочки мяса и пленок, упавших за борт. А невдалеке от лодки режут тихую океанскую поверхность акульи плавники. Один… три… восемь…

— Ха! Избавились от акулки! — Корин отрезает большой кусок мяса и швыряет его в воду. Беззубые рты, прилипалы, лоцманы набрасываются на него, треплют, раздирая на клочки. Корин вытаскивает поводец с крючком, насаживает на него белый пластик и опускает в воду… Подсечка… Через борт, трепеща плавничками, перелетает беззубая рыба. Скачков хватает ее за хвост и стукает головой о борт. Корин снова подсекает, и еще одна «беззубка» шлепается в лодку. Рыбы налетали на приманку очертя голову. Они не присматривались к наживке, не «клевали», а с ходу заглатывали свежий кусочек и попадались на крючки.

Когда в лодке лежало с десяток рыбин, Валентин остановил Корина.

— Хватит… Все равно испортятся. Давайте акулу за борт.

— Подождите, парни. Только хвост у нее не отвязывайте… — говорит Корин и помогает нам перевалить располосованную тушу в океан. Она тяжело плюхается и повисает вниз головой. Вокруг нее расплывается в воде мутновато-красное облачко. Осиротевшая свита окружает труп своей хозяйки и… нет, рыбы не пришли в отчаяние. Они нетерпеливой, жадной сворой набросились на акулье мясо и начали кусать его, рвать, торопливо заглатывая белые мышцы, сухожилия, лоскутья

— Неблагодарные… — философствует Скачков, — никакой совести. Лишь бы пузо набить.

А потом на пиршество поспешили акулы. Косые острые плавники заходили вокруг лодки; осторожно, словно принюхиваясь, акулы приближались к истерзанной мако. Затем одна из акул распахнула громадную пасть, мы ясно услышали хруст, и почти половина головы мако исчезла в акульем брюхе. Как по команде, остальные хищники набросились на окровавленную тушу… по воде плывет розовая пена. Мне кажется, что я слышу жадное сопение. Раздираемое мощными челюстями тело мако с хрустом и с каким-то неприятным, чавкающим звуком быстро уменьшается. И вот уже все, что было в воде, съедено. Акулы все выше задирают свои головы. Они хлещут по воде плавниками и вылезают из воды, стараясь отхватить от туши еще кусочек.