Золотая корифена - Иванов Юрий Николаевич - Страница 17

глава IV

Скачков остается за кормой лодки. — Петр ловит акулу. — Мако-людоед, — Схватка в океане, — Корин готовит «сошими», — Рыбы спешат на пиршество. — Бочонок пуст. — К берегу — в Африку

Остаток ночи был отвратительным: лег спать и видел во сне акулью морду, ее зеленые глазки подмигивали, а пасть растягивалась в мерзкой усмешке. И рты. Много-много больших беззубых ртов. Они жадно, торопливо раскрывались, показывая бело-розовое небо и мягкие оранжевые десна…

Проснулся весь в холодном поту. В тех местах, где меня хватали рыбьи рты, багровели большие синяки. Темные пятна на коже были окружены ободками нагноения. Как видно, у рыб из акульей свиты были все же зубы, но только очень мелкие. Невидимые на глаз. В ранки попала слизь с зубов, и поэтому меня так знобило: слизь с рыбьих зубов действует на человеческую кровь, как яд.

Голова тяжелая. В висках ломит. А солнце уже пробует свои силы. Скоро оно начнет подпекать, подсушивать нас.

Я поднимаю глаза на Скачкова.

— Горизонт чист… — говорит он, — только акула. Уже часа три бултыхается возле лодки.

Просыпается Валентин, делает несколько приседаний. Открывает глаза Корин. Садится, долго трет лицо ладонью. Думает о чем-то, потом, словно приняв какое-то решение, хлопает себя ладонью по коленке, достает коробку. Роется в ней, позвякивая блестящими блеснами, свинцовыми грузилами, карабинчиками, крючками…

— Акула здесь, — останавливает его Валентин, — после завтрака немного отбежим. Тогда и покидаешь…

Потом мы с Кориным сооружали гарпун, привязывали к бамбуковой палке нож. Мы забыли о Скачкове и вспомнили лишь тогда, когда услышали испуганный, невнятный вскрик и плеск воды. Лодка резко рванула влево, к упал на Корина, тот грохнулся на дно лодки и чуть не пропорол себе живот гарпуном. Вскочили на ноги: корма пуста. Скачкова нет…

— Э-Э-Э-!.. На пома-а-а!.. — услышали мы его крик. Валентин, прыгая через банки, подскочил к румпелю, крутнул его, и лодка понеслась к Скачкову. Тот отчаянно бултыхался в воде. Казалось, что его кто-то тянет Б глубину: Петр то выскакивал на поверхность, то погружался в воду с головой. Вынырнув, он отчаянно, невнятно вскрикивал. Из его рта торчала трубка, Валентин повернул рычаг, лодка замедлила свой бег и заколыхалась возле Скачкова.

— Руку! — Корин наклонился над водой, схватил Петра за руку, я вцепился в его трусики. Дернули…

— В-вай!.. — вскрикнул Петр. Корин выхватил из его рта трубку, бросил ее на дно лодки. Дернули Скачкова еще раз; подбежал Валентин, обхватил., свесившись за борт, Петю за пояс.

— Акула! Я держу акулу! — крикнул тот. — Беритесь за поводец!

Что? Акула? Я наклонился ниже. Вокруг Петиной руки намотан конец капронового поводца. Веревка, врезавшаяся в кожу, отвесно уходила вниз, в фиолетовую глубину. Там металась из стороны в сторону акула и вся ее обеспокоенная свита.

Схватившись за веревку, я дернул ее двумя руками на себя, и ребята втащили Скачкова в лодку. Потом все втроем мы вытянули несколько метров капрона на борт, закрепили его и повалились на брезент.

— Где моя трубка? — отдышавшись спросил Петр. — Понимаете, кричать не мог: торчит в зубах. А выплюнуть жаль. А тут эта гадина в глубину тянет. Клюнула! В общем попалась, подлая…

— Клюнула! — воскликнул Валентин, — Я вот тебе дам «клюнула». Еще бы немножко и… Тоже мне, сообразил! Конец на руке наматывать…

— Так кто его знал…. в общем не сварило у меня здесь немножко, — Скачков постучал чубаком трубки по голове и поморщился: я перевязывал руку. Кожа в нескольких местах была содрана. Потом он вопросительно поглядел на Валентина, и тот, еще раз для острастки сердито хмыкнув, достал коробку с табаком.

Скачков затянулся, блаженно закрыл глаза и, привалившись спиной к борту лодки, несколько минут молчал. И мы тоже. Успокаивались, Только акула не могла прийти в себя, она металась, пытаясь избавиться от крючка, застрявшего в челюсти, но где там.

— Ну давай. Выкладывай, — сказал Валентин, и Петр, затянувшись, рассказал как было дело.

— В общем так. Раз «адмирал» приказал — сижу на корме и думаю, как словить эту мерзкую акуленцию. Говорят: раз акула преследует судно — жди покойника. Это все моряки знают.

— Хватит про покойников, — остановил его Валентин,

— Да я это так. Между прочим. Сижу, разматываю конец и думаю, И придумал: взял и насадил на крючок кусок колбасы. Кругляшок свой. Не съел я его, все нюхал. Потом думаю: "А, черт с ним! Все равно не наешься, а попробовать можно". Только в воду бросил, стал конец с руки сматывать, а она цап! Ну я пятки вверх и в воду… Дергает она меня, тянет вниз, а я кричать не могу: трубку жаль выплевывать.

Акула рвалась, пытаясь сойти с крючка. Но нет. Теперь-то уже мы с ней расправимся. Валентин поднялся, покусывая нижнюю губу, осмотрел лодку. Достал из-под брезента кусок линя, сделал петлю. Мы, докуривая трубку, тоже поднялись.

— Алло, Леднев, — сказал Скачков, — выдашь мне из казенного пайка кругляшок колбасы. Тот, что я на акулу пожертвовал. Нюхать буду,

— Хорошо, — ответил за меня Валя, — получишь полтора кругляша. А на судне банку свиной тушенки.

Акула устала. Одев перчатки, мы втроем подтягиваем ее к борту лодки. Скачков сидит на двигателе, попыхивает трубкой и дает указания. Как же, ведь это его акула! Ведь это он ее поймал. Хотя чуть не получилось наоборот. Но мало ли что могло получиться. Главное, что акула на крючке, а он, Петр Скачков, сидит на двигателе, втягивает в легкие душистый дым и командует нами.

Бенка сидит рядом с Петром и испуганными глазами смотрит, как из воды медленно поднимается к поверхности темное массивное тело.

Мако… Сквозь прозрачную воду нам уже хорошо видна ее темно-синяя спина, вытянутая острая морда, ее полуоткрытая, окровавленная пасть. Пасть так напичкана острыми, искривленными внутрь зубами, что они не помещаются во рту и колючей щеткой торчат наружу. Она то закрывает, то открывает свои глаза. Наверно, от боли. И вяло шевелит хвостовым плавником с широкими, сильными лопастими.

— Та самая, — уверенно говорю я. Мне кажется, что я узнал ее. Пожалуй, вот этот шрам, рубчатой полоской виднеющийся на нижней челюсти, я видел там, в воде, когда акула, щуря от предстоящего удовольствия свои кошачьи глаза, подплывала ко мне. Подплывала, наверно, размышляя, с какой бы стороны приступиться к этому странному существу.

— Крепче, крепче, ребята! — командует Скачков. — Сейчас она покажет!..

Лишь только острое акулье рыло высунулось из воды, как акула «показала». Высоко подбросив в воздух свой хвост, она взлетела из воды. Потом еще прыжок, еще один. Столбы воды, сверкая радугами, словно взрывы, взметаются над «Корифеной». Взбесившаяся от боли рыбина отчаянно сопротивляется капроновой веревке; гибкое тело раз за разом взметается в воздух. Глухие удары, как выстрелы, сотрясают нашу лодку. Это акула лупит, хлещет по воде и бортам «Корифены» своим хвостом.

— Воздуху ей!.. — Воздуху! Дохнуть дайте! — кричит Петька. Вместе с дрожащим от страха Бенкой он перебрался на самую корму. Размахивая дымящейся трубкой, командует, как полководец во время сражения, а мы как верные и послушные солдаты выполняем его указания. Напрягая до предела мышцы, подтягиваем конец, и акулья морда поднимается над бортом. Мако судорожно разевает свою пасть, косит в лодку глазом. Мне становится не по себе; кажется, что зеленоватый неподвижный рыбий зрачок гипнотизирует, манит меня к себе… к разинутой в розовой пене пасти.

Все мы сидим на корме, как воробьи, пристроившись на узком планшире.

— Осторожнее! — вдруг вскрикивает Скачков. Акула напряглась, мышцы под ее шкурой вздулись буграми… В следующее мгновение рыбина всей своей тушей обрушивается в лодку. Хвост акулы молотит во все стороны и с силой парового молота бьет по бортам.

— Вв-во… вв-во… — командует Валентин, но мы уже и без его команды валимся один за другим в воду. Только Бенка, отчаянно вереща, пулей взлетает на верхушку мачты.