Аку-аку - Хейердал Тур - Страница 41

Двухместная лодка так уверенно и лихо справлялась с волнами, что после первого испытания братья уселись на ней вчетвером и в четыре весла вывели ее в океан.

Вместе со мной на берегу стояли патер Себастиан и бургомистр, и все трое мы были одинаково поражены и восхищены. Позади нас поднялась выше палаток спина исполинской статуи длинноухих, но сейчас бургомистр видел только золотистое суденышко и четырех гребцов. У него даже слезы выступили на глазах.

— Наши деды рассказывали про такие лодки, именно такие, — сказал он, — но мы сами видим их в первый раз… Смотришь, и предки сразу как-то ближе. Вот здесь чувствую! — добавил он, взволнованно ударяя себя в грудь.

Когда двухместная лодка Тимотео вернулась, один из самых рослых среди наших ребят вскочил на корму — и хоть бы что, осадка осталась прежней. Но если наскоро связанная лодчонка выдерживала пять человек, то что могло помешать древним строителям нарезать в трех кратерах достаточно камыша для больших судов?

Патер Себастиан страшно заинтересовался этим опытом. Старики описывали ему такие лодки, но только теперь он по-настоящему понял, о чем шла речь. И патер вспомнил, что ему показывали изображение лодки в пещере на Пойке.

— Это вот рыбацкая лодка, — объяснил бургомистр, показывая на изделие братьев Пакарати. — А представляете себе, какие суда были у древних королей, когда они выходили в дальние плавания!

Может быть, он знает, позволяли ли размеры этих судов употреблять паруса? С удивлением я услышал в ответ, что предки пасхальцев использовали паруса из циновок. И этот поразительный человек начертил на песке парус с вертикальными полосками, изображающими камыш. Дескать, сделать такой парус проще простого — связывай стебли вместе, как это делал Доминго на днях, изготовляя для меня циновку.

Я хорошо знал, что на озере Титикака по сей день ходят лодки из тоторы с камышовыми парусами, с той лишь разницей, что стебли располагаются в парусе поперек.

— Откуда ты знаешь, что у них были камышовые паруса? — недоуменно спросил я.

— Ха, дон Педро много чего знает, — гордо ответил он с хитроватой улыбкой.

Это было как раз в те дни, когда Эстеван еще приносил мне родовые сокровища. А в ночь после испытания лодок и Лазарь впервые вручил мне каменную голову из тайника, потом, увлеченный последними событиями, не выдержал и рассказал, что в его пещере кроме других изделий лежат каменные модели судов, причем некоторые напоминают лодки, сделанные братьями Пакарати.

Я решил рискнуть — ведь жена Эстевана просила его узнать у меня, что именно мне хотелось бы получить из подземного тайника. Узнав от Лазаря, что в его пещере есть модели судов, я надумал, так сказать, произвести выстрел вслепую: улучив минуту, отвел Эстевана в сторонку и попросил его передать жене: не отдаст ли она мне лодки? Эстеван заметно удивился, однако после работы поскакал верхом в деревню. А ночью он явился ко мне с мешком, в котором лежало пять чудесных каменных скульптур. Первой он извлек обернутую в сухие банановые листья великолепную серповидную модель кораблика. И сказал, что, по словам жены, в пещере есть еще более искусно выполненная модель. На ней тоже показана вязка, нос и корма заострены, подняты кверху и к тому же украшены головами богов.

Я слушал его, сидя как на иголках, ведь как раз в эту ночь я пригласил Лазаря и бургомистра, чтобы вместе с ними обойти по кругу место с заветным китом. И когда Эстеван шмыгнул из палатки наружу и пропал во тьме, я, естественно, не мог предвидеть, что его жена, опасаясь своего аку-аку, надолго откажется давать что-нибудь для меня.

Лазарь в ту ночь не смог сходить в свой тайник за другим корабликом, ибо после того, как они с бургомистром, совершив под моим водительством магический ритуал, вернулись к своим спящим товарищам в пещеру Хоту Матуа, дон Педро до утра не смыкал глаз, наблюдая загадочные огоньки и прочие знамения. Зато на следующий день, когда были найдены все киты, Лазарь сумел ночью выбраться из пещеры. Один из его друзей проснулся и живо подобрал ноги, потому что у пасхальцев считается дурной приметой, если через них перешагивают. Он спросил Лазаря, куда тот собрался, и Лазарь ответил, что ему прихватило живот. А за скалой по соседству стоял оседланный конь, который быстро домчал хозяина до пещеры в Ханга-о-Тео.

Рано утром в дверь моей палатки просунули мешок, а затем появился и Лазарь. Сев на корточках на полу, он с гордостью достал из мешка каменную модель одноместной пора в виде клыка. За лодкой последовало чудище, смахивающее на аллигатора, и красная чаша с тремя человеческими головами по краю. Лазарь сообщил, что в пещере осталось еще три лодки, но они не так похожи на лодку Тимотео. Я щедро его одарил и попросил в следующий раз все-таки захватить остальные лодки. Он пришел с ними спустя три ночи. Одна модель изображала настоящий корабль с широкой палубой и загнутыми вверх носом и кормой, причем палуба и борта набраны из толстых связок камыша. Вторая модель, плоская и широкая, представляла вака поепое — то ли плот, то ли баржа с высеченными в камне мачтой и парусом и двумя непонятными выступами на палубе впереди. Третья походила скорее на длинное блюдо, чем на судно, но подразумевался камыш, и посередине было отверстие для мачты. Лицом к этому отверстию во впадинах на носу и на корме лежали причудливые головы. У одной головы огромные надутые щеки и губы сложены трубочкой — этакий херувим, раздувающий парус; волосы сливались с камышом на бортах. Скульптура явно была старинная, мотив и стиль — совсем чуждые для острова Пасхи. На мои попытки что-нибудь выяснить Лазарь ничего не мог ответить, только разводил руками. Дескать, так сделано, и все тут. Но в пещере осталась еще куча удивительных вещей, и так как Лазарь уже убедился, что ничего страшного не происходит, он обещал как-нибудь взять меня с собой, когда уйдет военный корабль. Только чтобы никто в деревне об этом не знал.

Бургомистр мне пока ничего не приносил, если не считать повторяющие друг друга фигурки из дерева. Накануне прихода «Пинто» я пригласил его вечером к себе в палатку. Надо было использовать последний шанс — ведь когда судно уйдет, оно увезет с собой бургомистра, а вход в его тайники не знает больше никто на острове, даже его жена. У меня был приготовлен для дона Педро приятный сюрприз. Отчасти мною руководили чисто эгоистические побуждения — может быть, он решит ответить щедростью на щедрость, отчасти же мне хотелось выразить свое искреннее расположение к человеку, от которого мы столько узнали.

Я плотно закрыл палатку, прикрутил лампу и в полумраке повернулся к своему гостю. Мои приготовления явно возымели действие, дон Педро даже оробел от всей этой таинственности. Шепотом я сообщил ему, что мой аку-аку предупредил меня: надо как следует снарядить бургомистра в его первое путешествие за пределы острова. Дескать, аку-аку объяснил мне, в чем именно нуждается дон Педро, и я решил последовать его совету.

После такого вступления я вытащил и вручил бургомистру мой лучший чемодан, в который у него на глазах положил дорожный плед, простыни, полотенца, шерстяной свитер, две пары брюк защитного цвета, две рубахи, галстуки, носки, носовые платки, ботинки и различные предметы туалета — от расчески и мыла до зубной щетки и бритвенного прибора. Кроме того, бургомистр получил сумку с котелками и походным снаряжением, чтобы он в случае чего мог сам готовить себе еду, несколько картонов своих любимых сигарет и бумажник с чилийскими песо на то время, что ему предстояло провести в далеком неведомом краю. Одно из лучших платьев Ивон и детскую одежду я ему дал, чтобы он мог сделать прощальный подарок жене. И наконец, я достал чучело южноамериканского кайманчика с локоть длиной, случайно купленное у одного негра в Панаме. Нечто похожее, только из камня мне приносили из своих пещер Эстеван и Лазарь; кроме того, на Пасхи вырезают этого зверя из дерева, называя его моко. И он присутствует в мифах по всей Полинезии, хотя единственное животное на островах, которое похоже на него, — малюсенькая ящерица. Поэтому многие считают, что пасхальские моко отражают воспоминание о каймане, с которым древние мореплаватели встречались в тропическом приморье Южной Америки.