Аку-аку - Хейердал Тур - Страница 40

Мы собрали свои вещи и покинули чрево Рано Као. Тур-младший перебрался в развалины Оронго, а я отправился на джипе к Рано Рараку. Арне показал мне свою находку. Его окружали пасхальцы; которые с благоговением и гордостью любовались древним судном на животе моаи. Они не сомневались, что это корабль самого Хоту Матуа, ведь он прибыл на остров во главе нескольких сот человек на двух кораблях, таких вместительных, что злейший враг Хоту Матуа — Орон сумел спрятаться на борту одного из них и доехал зайцем. Теперь на острове нет хону — черепах, но во времена Хоту Матуа один из его людей был даже ранен на берегу Анакены во время охоты на большую черепаху.

Пасхальцы наперебой принялись рассказывать о подвигах предков, и я услышал обрывки известных легенд про Хоту Матуа, записанных патером Русселом и судовым казначеем Томсоном еще в конце прошлого столетия. Мы и сами видели, что это не европейский корабль, а какое-то необычное судно, только трудно было представить себе, чтобы древние пасхальские ваятели строили такие большие многомачтовые суда. Но разве кто-нибудь поверил бы, что эти самые люди создавали гигантских идолов высотой с четырехэтажный дом, не будь материал таким крепким, на века? И ведь эти неукротимые гении инженерного искусства были не только ваятелями, но и замечательными мореплавателями, они сумели проложить путь в самый уединенный уголок на свете, где затем из столетия в столетие без помех вытесывали свои статуи. Если они, располагая камышом тотора, вязали из него маленькие плотики, то так ли уж странно, что они делали из него большие мореходные плоты?

Когда на Пасхи впервые прибыли европейцы, они не увидели там судостроителей, но ведь они не застали и ваятелей. К этому времени пасхальцы делали только узкие крохотные лодчонки на два — четыре человека, рассчитанные на тихую погоду, да еще меньшие плоты из камыша. Но европейцы попали на остров в третий период, это была варварская пора, когда война и распри совершенно парализовали древнюю культуру, а кровавые усобицы исключали всякую возможность сотрудничества родовых групп. Пасхальцы предпочитали не уходить далеко от своих подземных убежищ. Естественно, в таких условиях люди не собирались вместе, чтобы построить суда. Вот почему науке известны лишь два вида неказистых пасхальских суденышек — маленький полинезийский аутриггер вака ама и небольшой южноамериканский камышовый плот пора. Оба настолько малы, что не могли доставить людей на самый уединенный островок в мире. Но легенды пасхальцев сохранили описания огромных судов, совершавших дальние плавания в пору расцвета культуры предков. В прошлом веке патер Руссел записал рассказ о громадных судах на четыреста пассажиров. Нос корабля был изогнут, как лебединая шея; ахтерштевень высотой равнялся носу и делился надвое. Точно такие же суда можно увидеть на древнеперуанских кувшинах. Но в преданиях острова Пасхи идет речь и о других древних судах. Патер Себастиан слышал о громадном судне вроде плота или баржи, которое называлось вака поепое и тоже использовалось, когда в далекий путь отправлялось много людей.

После того как Эд и Арне независимо друг от друга нашли изображения камышовых судов, мы стали более придирчиво изучать каждую фигуру, напоминающую лодку. На статуях и на скалах в каменоломне оказалось много таких изображений с четко различимыми связками камыша. Биллу попалась лодка с мачтой и прямым парусом; Карл обнаружил на животе поверженной десятиметровой статуи камышовую лодку, мачта которой пересекала круглый пуп идола; Эд открыл в Оронго фреску — трехмачтовый корабль с маленьким круглым парусом на средней мачте.

Случай позаботился о том, чтобы мы получили еще более убедительные доказательства того, что такие большие суда были на самом деле. В разных концах острова мы встречали широкие мощеные дороги, обрывающиеся в море. Эти загадочные дороги породили множество домыслов и фантастических теорий. На них опирались все те, кто считает остров Пасхи остатком затонувшего материка. Дескать, мощеные дороги продолжаются на дне моря и по ним можно дойти до развалин затонувшего царства My.

И правда, что нам мешало совершить прогулку по подводной мостовой? В экспедиции был водолаз, и теперь вместе с ним мы отправились к ближайшей дорого, что обрывалась у моря. Надо было видеть, как он в зеленом гидрокостюме и маске с хоботом зашлепал широкими ластами по магистрали, ведущей в страну My. Держа в одной руке камеру в оранжевом боксе, смахивающем на корабельный фонарь, он сделал другой рукой элегантный прощальный жест и ступил в воду: будьте спокойны, он доберется до My! Вот уже видно лишь баллон на спине да шлепающие по воде ласты, потом он совсем скрылся, и только лопающиеся на поверхности пузырьки воздуха говорили нам, куда он держит путь.

Похоже, напрямик в My не пройдешь… Пузыри повернули сперва влево, затем направо и пошли описывать круги и спирали. Вот шлем с хоботом высунулся из воды — водолаз проверил, где кончается дорога на берегу, и опять поплыл зигзагами под водой, Наконец он сдался, вышел из воды и попал под град вопросов, — Что, поленились поставить указатели? — Неужто не нашлось русалочки показать тебе дорогу? Водолаз доложил, что никакой дороги не видел. Мостовая доходит только до воды, дальше идут карнизы, камни, грибовидные кораллы и глубокие трещины. Подводный склон обрывается в синюю пучину, там ему встретились какие-то здоровенные рыбины.

Мы не очень удивились. Океанографы уже давно по пробам грунта в Тихом океане определили, что в полинезийской области, сколько существует человек, суша не поднималась и не опускалась.

Я снова обратился к пасхальцам. Никто из них не помнил, для чего употреблялись спускающиеся к морю мощеные дороги, и я узнал только, что их называли апапа. Но апапа означает «разгружать». Это подтверждало нашу догадку: дорога вела к месту, где разгружали и вытаскивали на берег большие морские суда. Одна апапа кончается в мелководной бухте на южном берегу острова, у подножия высокой ритуальной платформы. Бухта настолько загромождена камнями, что древним мореплавателям пришлось расчистить широкий проход к причалу. Прямо посреди фарватера лежат три огромных красных «парика», причем два из них так близко друг от друга, что они явно находились на одном судне или на самой корме и на самом носу двух шедших друг за другом судов. Но это должны были быть внушительные суда!

Таково было первое обнаруженное нами указание на то, что ваятели доставляли часть своих тяжелых грузов морем, идя вдоль побережья острова. Выходит, у них в самом деле были суда, способные поднять полтора десятка тонн груза или двести человек. Потом мы нашли свидетельства того, что и некоторые статуи были перевезены по морю в места, куда с таким грузом можно было добраться только на широком плоту из камыша или бревен.

Пока мы по кусочкам восстанавливали картину удивительных морских достижений древних пасхальцев, четыре старика неутомимо заготавливали тотору в Рано Рараку. Наконец, просушив камыш, они быстро связали из него каждый свою пора. Особый способ вязки придал лодкам изогнутую, заостренную с одного конца форму, так что они напоминали огромный клык. Удивительное это было зрелище, когда старики понесли их к воде, тем более удивительное, что у них получилась точная копия своеобразной одноместной лодки, которая много столетий отличала приморские культуры Перу. Даже материал тот же — южноамериканский пресноводный камыш.

Когда старики принялись вязать лодку побольше, на двоих, руководство взял на себя Тимотео. Остальные трое без его указаний просто не знали, что делать. Я спросил, чем это объясняется. Мне ответили, что Тимотео — старший, поэтому он один знает, как должна выглядеть такая лодка. Ответ меня слегка озадачил, но лишь потом мне начал открываться смысл такой монополии.

Двухместная лодка, когда ее спустили на воду в Анакене, оказалась поразительно похожей на камышовые лодки озера Титикака, отличаясь от них лишь тем, что нос и ахтерштевень, заостряясь, поднимались косо вверх, как на самых древних лодках перуанского побережья. Двое старших братьев прыгнули в лодку, каждый со своим веслом, и через бурлящий прибой легко вышли в открытое море. Камышовая лодка извивалась, переваливая через волны, будто надувной матрац, и гребцы чувствовали себя очень надежно. Тут и два других брата прыгнули в прибой с одноместными пора и смело вступили в поединок с морем. Лежа на животе на широком конце огромного «клыка», они загребали руками и работали ногами.