Аку-аку - Хейердал Тур - Страница 42

Я дал чучело бургомистру — мол, положи его в свою пещеру, и пусть сторожит ее, пока ты сам будешь на материке.

Обилие подарков поразило бургомистра, он даже рот раскрыл, а когда появилось чучело, дон Педро совсем разволновался и возбужденным шепотом сообщил мне, что в его пещере есть точно такой зверь из камня и он его принесет мне! После чего дон Педро окончательно смешался и только тряс мне руку и твердил, что мой аку-аку «муи буэно, муи, муи, муи буэно».

Была уже ночь, когда осчастливленный бургомистр выбрался из палатки и кликнул своего верного друга Лазаря, чтобы тот помог ему донести вещи до стоявших неподалеку коней. И друзья поскакали вдогонку за остальными «длинноухими», которые уже отправились в деревню.

Таким образом, мудреная загадка подземных тайников оставалась нерешенной, и плечистый великан еще стоял набекрень, униженно уткнувшись носом в груду камней возле наших палаток, когда Анакенская долина снова опустела. «Длинноухие» уехали домой, где их завтра ожидала другая работа и ежегодное торжество, а мы, оставив палатки, перебрались на сверкающее белой краской экспедиционное судно, чтобы выйти в море навстречу «Пинто».

Глава седьмая. Встреча с немыми сторожами родовых пещер

Солнце едва успело подняться над морем, расписав прибрежные скалы утренним золотом и волшебными тенями, когда большой чилийский военный транспорт показался на горизонте. Плоский, широкий, однообразно серый, с металлической вавилонской башней посередине, он надвигался все ближе и ближе — первый привет внешнего мира, первое свидетельство того, что вдали, за всеми горизонтами по-прежнему лежит суша. Ров Ико занесло песком, человек сменил одно оружие на другое.

Мы встретили «Пинто» сразу за птичьими островками. Палубы и все надстройки великана были облеплены людьми. Как только мы поравнялись, капитан Хартмарк посигналил сиреной, и мы приспустили кормовой флаг, приветствуя наших хозяев. В ответ последовал салют из одного орудия, и на грот-мачте военного корабля взвился норвежский флаг. Замечательное радушие! Мы описали полукруг, и маленький траулер, выжимая всю мощность из своей машины, проводил миролюбивого серого великана до якорной стоянки у деревни Хангароа. А там у мола уже собралось все население. Над островом гулко раскатился салют «Пинто» — двадцать один выстрел, затем от берега отчалил катер с губернатором, который явился на борт приветствовать капитана «Пинто» в протекторате военно-морского флота.

Через двадцать минут после губернатора я, как было условлено, тоже отправился на «Пинто» вместе с капитаном Хартмарком и врачом экспедиции. Нас приняли необычайно сердечно. Когда наш катер пришвартовался, трубач сыграл фанфару; у трапа, встречая гостей, стояли капитан «Пинто» и губернатор. А в салоне капитана нас представили адмиралу чилийской санитарной службы и американскому военно-морскому атташе с супругой. Американец прибыл, чтобы выяснить, нельзя ли построить на острове Пасхи большой аэродром для воздушной трассы между Южной Америкой и Австралией. За коктейлем я в короткой речи поблагодарил за замечательное гостеприимство, оказанное нам губернатором и его людьми, а капитан «Пинто» тепло пожелал нам на будущее таких же успехов, как уже достигнутые. Он предложил поделиться с нами припасами, если мы в чем-нибудь нуждаемся, и велел принести два мешка почты, на которые набросились с жадностью наш шкипер и врач.

На этом вся немудреная официальная часть кончилась, и можно было начинать приятную беседу. Но вот опять открылась дверь, и в салон следом за щеголявшим отглаженной рубахой с галстуком бургомистром вошло полдюжины представителей островитян, в том числе Лазарь. Дон Педро решительно прошагал прямо к сверкающему золотыми галунами суровому капитану и крепко пожал ему руку. Горячо жестикулируя, он звонким голосом объявил нам, что вот это настоящий капитан, вот это да: он первый изо всех салютовал, подойдя к острову! Затем бургомистр вытянулся в струнку, остальные пасхальцы тоже стали руки по швам, и дон Педро лихо исполнил чилийский гимн, дыша в лицо капитану. А кончился гимн, и строй поломался, свита бургомистра превратилась в джаз-банд. Вращая коленями и плечами, они грянули песню о своем короле Хоту Матуа, как он высадился на берег Анакены. Не успела отзвучать последняя строфа, как глаза бургомистра остановились на мне, он замер, словно кот на бегу, и с жаром воскликнул, показывая на меня:

— Ми амиго, сеньор Кон-Тики!

И будто по сигналу вся компания сунула руки в карманы, вытащила пачки американских сигарет разных марок и дружно предъявила их капитану «Пинто»: вот, мол, какой товар нам привезли, учитесь!

Капитан все это выслушал терпеливо, со стоическим спокойствием, а когда снова внесли коктейли и пасхальцам предложили угощаться, глаза бургомистра радостно засияли: нет, все-таки молодец этот капитан, ничего, что его сигареты похуже сигарет Кон-Тики. С легким испугом я смотрел, как бургомистр одним глотком опустошил рюмку, а он гордо глянул на меня и успокоительно кивнул, дескать, я могу быть уверен, дон Педро понимает толк в хорошем вине. После чего вся его компания, премного довольная, покинула салон и пошла осматривать корабль.

Затем я увидел бургомистра уже в офицерской кают-компании, где он стоял возле бара, окруженный восхищенными слушателями. Среди пассажиров было много видных лиц, в том число профессора Вильгельм и Пенья, которые вместе с группой сту-дентов-археологов хотели осмотреть наши раскопки. Мы были знакомы еще по Чили, и они заключили меня в свои по-южному горячие объятия. Оба профессора и студенты с увлечением выслушали мой рассказ об открытии различных периодов в развитии пасхальской культуры и о раскопанных нами необычных статуях. В этой беседе я не решился говорить об удивительных скульптурах из подземных тайников. Одно неосторожное слово могло сокрушить все мои надежды когда-либо раскрыть секрет родовых пещер. Мой замысел проникнуть в такой тайник буквально висел на волоске. Если сейчас пасхальцы что-то проведают, они испугаются, и тогда их уста, а с ними и пещеры будут закрыты семью печатями.

Кончив рассказ, я собрался уходить, и вдруг меня словно громом поразило. От бара до меня донесся голос бургомистра, звучащий как-то необычно звонко, а когда я увидел, как дон Педро ставит пустой бокал, то понял, что стойка явно двоится у него в глазах. Громко, отчетливо бургомистр объявил во всеуслышание: — Друзья мои, я богатый человек. У меня есть пещера. Я замер, ожидая, что последует дальше. Ничего не последовало. Остальные продолжали разговаривать о совершенно других вещах, а бургомистр ничего больше не сказал. Наверно, не впервые он проговаривался за рюмкой вина. Но его слов то ли не слышали, то ли принимали их за пьяную болтовню. Да и всякому ли понятно: что удивительного, если у человека «есть пещера». Так или иначе, было похоже, что бургомистр, опомнившись, сам испугался того, что наговорил: не успел я вернуться с «Пинто» на наше судно, как он тотчас сел в лодку и отправился на берег.

В этом году резные деревянные изделия, предложенные команде и пассажирам «Пинто», не блистали качеством. Все лучшее давно уже выменяли члены экспедиции. Поэтому профессор Пенья направился прямо в домик бургомистра, где и увидел богатый выбор законченных и полузаконченных скульптур превосходной работы. Однако дон Педро отказался их продать, дескать, они вырезаны для Кон-Тики, и вообще у него столько заказов от людей Кон-Тики, что дай бог управиться. И Пенья остался ни с чем. А дон Педро принялся рассказывать, какое счастье сопутствует Кон-Тики: стоит его людям перевернуть камень или копнуть землю, и непременно обнаружится что-нибудь замечательное. Пенья терпеливо выслушал и это, но хмель еще не совсем оставил бургомистра, и он все больше расходился, расписывая находки людей Кон-Тики. Под конец профессор призадумался. Слушая бургомистра, можно было подумать, что на Пасхи трава растет на сплошном слое редких изделий. Дон Педро забыл сказать, что в земле мы из действительно ценных памятников нашли только развалины и изваяния, причем ничего не тронули. Поэтому Пенья вправе был заключить, что трюмы экспедиционного судна набиты редчайшими образцами и экспонатами, добычей археологов, которые первыми надумали вести раскопки на безлесном острове.