Светорада Янтарная - Вилар Симона - Страница 28

– Подай, прекрасная! Подай, а то прокляну!

Даже благодатного посещения храма не хватило, чтобы Светорада не ощутила раздражения от их навязчивости. И невольно отпихнула убогого. А тот вдруг тоже толкнул ее в ответ, да так сильно! Она совсем растерялась, зная, что от них так просто не отвяжешься. Оглядывалась, ища в толпе Дорофею, у которой остался кошель для раздачи милостыни. Однако тут чья– то сильная рука властно и решительно взяла ее за локоть, отстранила попрошаек и вывела ее через арку на паперть храма. Княжна хотела было поблагодарить спасителя, но слова так и застряли у нее в горле. Варда. Она сразу узнала сына Ипатия, его продолговатое лицо с высокими скулами и греческим профилем, коротко подрезанные волосы, выбритые до синевы щеки и узкую аккуратную полосу бородки. И его светло– серые глаза с уже сходившим желтоватым следом от синяка вокруг одного из них.

Варда отвел ее в сторону, где не так толкались, отпустил руку, и какое– то время они молча смотрели друг на друга.

– Наверное, мне следует вас поблагодарить, – произнесла княжна.

Он чуть кивнул. Потом попросил ее следовать за ним. Она, оглядываясь, продолжала искать в толпе свою наставницу или Силу. А может, Ипатий отлучится от свиты, чтобы проводить ее? Но Варда вежливо просил не останавливаться, ибо ему есть что сообщить ей.

– У меня здесь крытые носилки. В них спокойно.

Светораде не верилось, что этот сильный воин настолько изнежен, что передвигается по городу на плечах рабов. И все же, когда они оказались подле этих широких носилок и Варда откинул занавеску, Светорада послушно села. В конце концов, Варда единственный сын Ипатия, и, возможно, если они переговорят, он не будет столь сурово относиться к ней. Ведь Ипатий, как бы пренебрежительно он ни отзывался о сыне, переживает из– за их отчужденности.

В носилках было достаточно места, чтобы они устроились друг против друга. Варда махнул рукой, и сильные рабы подняли и понесли их среди гомонящей, расходившейся толпы прихожан.

– Мне бы следовало предупредить мою наставницу Дорофею, – спокойно заметила Светорада.

Варда странно поглядел на нее.

– Как тогда, когда вы, решив примкнуть в бунтующим русам, велели ей отстать?

У Светорады стал разливаться в груди неприятный холодок. Варда ненавидел ее из– за своей матери, но чем он мог навредить ей? Ведь они все же в людном городе, и стоит ей крикнуть…

Поднимать шум было ниже достоинства княжны, поэтому она просто спросила, куда они направляются.

– В одно место. Я бы желал, чтобы вы кое– что увидели.

Холодный тон, холодный взгляд. Варда действительно мало походил на ее Ипатия, всегда любезного и приятного в общении. И все же в их чертах угадывалось и некое сходство: густые, сросшиеся на переносице брови, высокий лоб с сильными надбровными дугами, выступающие над чуть впалыми щеками скулы. Наверное, такими вот, породистыми и значительными, представляют на Руси ромеев из богатой Византии. И столь же непонятными.

Но все же этот молодой человек был сыном Ипатия. Светорада решила попробовать наладить с ним отношения: стала говорить, что Ипатий был бы рад встрече с Вардой, что он надеется на примирение, что она тоже с теплотой примет его, ибо это отчуждение не приносит никому добра. Разве Христос не учил прощать своих врагов?

Варда слушал княжну молча. Он не смотрел на нее. И Светорада, поняв, что не дождется от него отклика, тоже замолчала. Откинув край занавески, княжна заметила, что они движутся вдоль стены древнего Византия[82] и постепенно спускаются к морю.

– В порту нас ждет лодка, – пояснил Варда. Он сказал об этом так спокойно, что Светорада опять не нашла повода, чтобы волноваться. В конце концов, у нее в Константинополе достаточно высокое положение, чтобы бояться проделок юноши, который по рангу стоит куда ниже своего отца и, опасаясь последствий, вряд ли осмелится творить глупости.

Об этом же думала княжна, когда они плыли по Золотому Рогу, а мимо сновали небольшие лодчонки и торговые суда, кричали у пристаней чайки, борясь между собой за отбросы, мощно вставали прямо из воды окружавшие Царьград стены.

– Мы высадимся вон там, – указал ей рукой на каменную ограду за заливом Варда.

Это было закрытое со всех сторон здание на северном берегу бухты Золотой Рог, рядом с устьем реки Барбисс, откуда большой понтонный мост вел в сторону золоченых крыш одной из императорских резиденций. Красивые дворцовые строения возвышались в отдалении среди пальм и кипарисов, но там, где они сошли… Нет, это был не самый престижный район в окрестностях Царьграда. Светорада огляделась. Здесь тоже были высокие четырех– и пятиэтажные дома из тех, где для бедноты сдают комнаты внаем. И жили тут в основном портовые рабочие, крючники, грузчики, моряки. Было слышно, как продавец угля призывает купить свой товар; тут же в лужах развалились свиньи; грязные рахитичные дети возились в подворотнях. Нет ни канализации, как в самом городе, ни мостовых, всюду пыль и грязь.

Светорада резко остановилась, когда Варда постучал в большие кованые ворота и в них открылась узкая калитка.

– Так, – властно и решительно сказала она, – я и шага не ступлю далее, если мы не переговорим и вы не объяснитесь!

Склонив голову, Варда медленно повернулся, тонкий рот чуть скривился в полуулыбке, отчего юноша стал сильно похож на отца.

– Ты мне приказывать будешь, девка?

Его рука уже готова была увлечь ее вовнутрь этого каменного мешка, где кто– то ждал их за полураскрытой дверью, но Светорада резко отшатнулась, хотела кинуться прочь и даже вцепилась зубами в его запястье, когда он поймал ее. Варда не сказал ни слова, лишь поморщился, а потом подхватил ее на руки и понес.

Светорада закричала, стала звать на помощь, но услышала, как рядом кто– то произнес:

– Они все не верят, что пришел их час. Но кто же тут поможет, когда сам Бог отказался от них?

Узкий переход – и они уже в довольно обширном дворе. Здесь было несколько монахов, но большинство людей, одетых в какие– то серые балахоны, возились на разбитых вдоль стен грядках. И когда они стали поворачиваться на шум…

Светорада словно голос потеряла. Смотрела. Эти лица… Некоторые были вполне человеческие, но иные… Кое у кого лицо было прикрыто тканью с прорезями для глаз, у других же, наоборот, открыто. Опухшие, отекшие, покрытые язвами, эти лица казались неживыми. И все эти существа стали сходиться – медленно, переваливаясь, опираясь на костыли, чтобы посмотреть на незнакомку в розовом шелке и янтаре.

Прокаженные! Она оказалась в печально известном константинопольском лепрозории.

Наверное, на лице Светорады отразился такой страх, что даже в голосе Варды прозвучало некое подобие сочувствия:

– Не им решать твою судьбу. Держись подле меня.

Она так и вцепилась в него… в слепо ненавидящего ее сына Ипатия, который готов был заточить ее среди этих полуживых трупов. Он увлек ее в какой– то коридор, переговорил по пути с одним из монахов, и тот, взяв со стены масляную лампу, повел их по узким переходам. Светорада сама не понимала, отчего идет за ними, но вернуться во двор к прокаженным было еще страшнее. Когда они остановились подле небольшой двери в стенной нише, она почти взмолилась:

– Отпустите меня! Дайте вернуться.

И опять на лице Варды появилась кривоватая усмешка, отчего в уголках тонких губ залегла горькая складка. А глаза чужие – светлые, ледяные, холодные. Он распахнул дверь и почти заволок обессилевшую княжну в полутемное помещение.

– Мама, я привел ее. Теперь только тебе решать, как с ней быть.

Светорада ощутила дурной запах, смешанный с сильным ароматом настоек. Ее глаза еще привыкали к полутьме, когда она услышала, как в углу кто– то возится. Чья– то маленькая тень, сидевшая перед иконами, поднялась с колен и направилась к ним.

Это была женщина. Наверное, женщина. Светорада видела темные длинные одежды, мягкий капюшон, покрывающий голову и почти затеняющий лицо, белеющие на кистях рук повязки. Она остановилась неподалеку от них и стала всматриваться. Через маленькое окошко за ее спиной в комнату проникал дневной свет.