Злые чары Синей Луны - Грин Саймон - Страница 82

— Все равно благодарю вас, главнокомандующий, за то, что остались, когда все остальные удрали. Я никогда не сомневалась в вашем мужестве, но приятно сознавать, что и на ваше уважение я также могу рассчитывать. — Она повернулась к Калли. — Ни слова сейчас. Поговорим позже.

Калли кивнула и бросила взгляд на сэра Вивиана, удивив его одобрительной улыбкой. Он чопорно кивнул в ответ. Хеллстром не привык к похвалам от женщин, и искренне не понимал, как на них реагировать. Сказать по правде, они нервировали его сильнее, чем противостояние с Пешеходом.

Среди придворных уже начали образовываться новые клики. Все они оживленно перешептывались, обсуждая последствия появления Пешехода и новых возможностей сэра Вивиана. Предстоял передел сфер влияния в политических кругах замка, и все понимали это. Королева наблюдала, как аристократы сами себя доводят до панического состояния, и иронически улыбалась.

Калли задумчиво хмурилась. Она помнила мужчину, который ушел, чтобы стать Пешеходом. Помнила, как этим поступком он разбил сердце Фелиции. Новое осложнение, которое сейчас абсолютно не нужно королеве. Не видя впереди ничего, кроме неприятностей, Калли помрачнела. Ничто не в состоянии так испортить жизнь, как возвращение старой любви.

Сэр Вивиан стоял неподвижно. На ледяной маске его лица нельзя было прочитать ни одной мысли. А мысли его неслись во весь опор. Его тайна раскрыта. Скоро весь замок узнает. Он так старался. Он предпринимал героические попытки стать таким, как все люди, он выходил на поле брани… И, несмотря на бесконечное самоограничение, все-таки стал единственным, чем никогда не хотел быть, — сыном чародея. Не только по имени, но и на самом деле. Никто больше не будет воспринимать его иначе.

Но сильнее всего беспокоило его, холодными пальцами стискивая сердце, то, что владеть такой могучей магией оказалось столь естественно. Естественно и приятно, безумно приятно, словно он для того и родился. Сэр Вивиан отчаянно пытался взять под контроль свои чувства и новые амбиции, медленно поднимающиеся в глубине его души, и гадал — что же делать дальше…

Хок и Фишер сидели в маленькой тихой прихожей, сблизив головы над столом, и перечитывали сделанные за день записи. Усталость гнула их к земле, но они упрямо копались в мизерном количестве полезной информации, которую им удалось собрать. Потому что знали: стоит расслабиться хоть на секунду, и они проспят не меньше недели. К сожалению, даже после всех расспросов они не выяснили ничего существенного.

Практически у каждого имелся мотив для убийства Харальда, но никто не располагал одновременно и средствами, и возможностями. Фишер по-прежнему хотелось, чтобы убийцей оказался ее отец. Но приходилось признать, что весомые улики против него отсутствуют.

Некоторое время они перебирали имеющиеся данные, ходя по кругу и не приходя ни к какому определенному заключению, пока их рассуждения внезапно не перебил приближающийся топот большого количества тяжелых сапог. Фишер метнулась к двери и выглянула, затем отступила и тихо закрыла дверь.

— Люди герцога, двадцать человек, направляются прямо к нам. Что будем делать?

— Было время, когда соотношение «десять к одному» не взволновало бы нас настолько, — вздохнул муж. — Но в нашем нынешнем состоянии… Не думаю, что нас убьют. Но вполне могут обработать по второму разу.

— Бежим? — предложила Фишер.

— Хочешь бежать? — возразил Хок.

— Я не вынесу, если тебя снова изобьют. Ты знаешь замок лучше, чем они. Мы можем спрятаться, пока они не устанут искать.

— Нет, — сказал принц. — Мы не побежим. Никогда. Даже ради моего или нашего общего блага. Потому что если мы побежим, все поймут, что мы слабы. Что эти ублюдки сломали не только наши тела, но и дух. Новость разнесется по всему замку. С нами больше никто не станет разговаривать. И потом, мы же Хок и Фишер. Мы не бегаем. Это часть того, кем и чем мы являемся.

Принцесса улыбнулась:

— Конечно. Я на мгновение позабыла. Лучше стоять и сражаться и, может быть, умереть. Поведи мы себя иначе — мы перестанем быть собой.

— Сам бы лучше не сказал, — одобрил Хок.

Он вытащил топор, а Фишер меч, и они встали посреди комнаты, глядя на дверь. Все силы уходили на то, чтобы оружие не дрожало в руках.

Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату протопали двадцать герцогских гвардейцев. Они резко остановились и уставились на капитанов, озадаченные видом готового к бою оружия. Солдаты обменялись недоуменными взглядами, а затем вперед выступил их вожак — этакая гора мышц.

Он заткнул большие пальцы за пояс с мечом и изо всех сил постарался пронзить Хока властным взглядом.

— Мое имя Хогг. Я говорю от имени герцога Старлайта. Он дает вам крайний срок. Либо вы предоставите убедительную кандидатуру подозреваемого в убийстве короля Харальда к завтрашнему полудню, либо он прикажет вам покинуть Лесной замок и никогда не возвращаться. Затем Старлайт объединит Герцогство под горой и Лесное королевство силой оружия во имя своего внука Стефена. Разумеется, его светлость станет править новой страной, пока Стефен не достигнет совершеннолетия. Если вы останетесь или попытаетесь каким-либо образом вмешаться, то будете убиты. Вам приказано держаться как можно дальше от Опрокинутого Собора. Также под страхом смерти. Это все.

— Прекрасная декламация, — похвалил Хок. — За содержание пятерка, но над грозными интонациями придется еще поработать. Запаздывают.

Фишер взглянула на мужа.

— С чего бы ему беспокоиться об Опрокинутом Соборе?

— Потому что какое бы оружие, сокровища или силы там ни обнаружились, герцог заранее хочет прибрать их к рукам, — непринужденно пояснил принц. — По меньшей мере, он желает, чтобы к подобным вещам прикасались только его люди. И особенно он не хочет, чтобы в историю с Собором вмешивались мы, потому что найденные ценности мы либо отдадим королеве, и она станет меньше зависеть от своего отца, — либо вообще присвоим и сделаемся еще опаснее для него.

— Ты прав, — кивнула принцесса. — Вполне в его духе. Ну, кто сообщит этому сброду дурные вести, ты или я?

— Сначала я, потом ты. — Хок улыбнулся Хоггу, посланцу герцога. Улыбка получилась уверенная, само довольная и на редкость неприятная. — Сам герцог Арлик, смотрю, не явился. Он не настолько туп, чтобы самолично донести до нас вышеизложенное. Старик понимает, что мы с супругой будем по очереди пинать его тощую задницу, пока не натянем ее ему на уши. Отправляйся к своему хозяину и передай ему, что Хоку и Фишер наплевать, чего он там хочет. Мы пойдем, куда захотим, сделаем, что пожелаем, и превратим в отбивную любого, кто станет путаться под ногами. Я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь, что вас тут двадцать против двоих, из которых недавно вышибли дух. Ну, мы, конечно, уже не те, что раньше, но, как вы могли заметить, все раны у нас затянулись. И пусть вас десять на одного, мы все равно сильнее, чем вы когда-либо станете. Если вы броситесь на нас все одновременно — не исключено, что в итоге вы нас уложите навеки. Но большинство из вас при этом погибнет. Ну-с, кто готов умереть ради победы его товарищей? Сколько платит герцог своим парням? А похоронные расходы туда входят?

— Довольно разговоров, — проворчала Фишер. — Мне не терпится кого-нибудь прикончить.

Улыбка Хока напоминала оскал старого волка, топор в его руках не дрогнул. Фишер тоже выставила зубы. Хогг с трудом сглотнул и отступил на шаг. А затем повернулся и едва не выбежал из комнаты. Подчиненные поспешили за ним. Супруги подождали, пока топот герцогских прихвостней не замер в глубине коридора, и опустили оружие, внезапно ставшее неподъемным. Шатаясь, они добрались до стульев и повалились на них.

— Черт, а мы хороши! — заметила Фишер.

— Конечно, — согласился Хок. — Разумеется, помогло и то, что мы не блефовали. Мы были готовы драться, и они это поняли. У этих дубин в голове не умещается, что можно принять бой при таком соотношении сил, да еще не будучи в форме.