Я тебе верю - Осипова Нелли - Страница 22

После развода они сумели ради дочери не порывать полностью отношений, а найти приемлемый для обоих компромисс.

Прошло несколько лет, дочь уже училась в консерватории, а супруги убедились, что развод не принес никому ни спокойствия, ни решения проблем, но было уже поздно начинать все сначала или склеивать расползшийся по всем швам прежний брак.

Говорят, одна беда тянет за собой другую. Возможно, такой вывод – результат скопившегося опыта не одного поколения людей, но если это на самом деле так, откуда тогда возьмется та удача, то единственное, пусть крохотное, везение, которое потянет за собой целую полосу розовых дней радости и успехов? Об этом народная молва молчит.

Новая беда свалилась на Корину и в корне изменила ее судьбу: скончался главный дирижер оркестра, в котором она проработала все годы после окончания Консерватории. После нескольких месяцев разброда и шатания среди музыкантов пришел новый дирижер, молодой, амбициозный, недавно переехавший в столицу из славного своими культурными традициями провинциального города и страстно желающего первым делом доказать всем, что Россия прирастает именно провинцией. Разумеется, он привез в Москву своих лучших музыкантов, в том числе и молодую арфистку, свою любовницу, весьма ошибочно сочтя и ее лучшей – а как же иначе при таком раскладе? На самом деле она никоим образом не могла сравниться с Кориной, но решение принимал Главный и Корина осталась без работы. Поиски нового места ни к чему не привели. Собственно, с самого начала она понимала, что найти свободное место арфистки – абсолютно бесперспективное занятие: если для струнников и духовиков в каждом оркестре предусмотрено по несколько единиц, то арфа, как правило, одна, то есть на самом деле одинокая единица, в редких случаях две – это когда исполняется произведение, в котором композитор предусмотрел звучание двух инструментов.

Корина обратилась к Вере Ильиничне, своей давней знакомой, и та довольно быстро нашла ей клиентов, стараясь рекомендовать ее только в «приличные» семьи.

Что и говорить, не так-то легко было смириться с новым видом деятельности, но она сумела, не теряя самообладания и чувства собственного достоинства, отнестись к переменам в своей жизни трезво и философски.

Так Корина попала и к Антонине Ивановне, в которой вскоре обнаружила музыкального единомышленника.

Когда в доме появилась Юля, это внесло в жизнь Антонины целую бурю новых ощущений, чувство своей сопричастности к ее судьбе, своей востребованности, и когда она советовала девушке сказать матери, что очень нужна старушке, то была абсолютно искренна – ей нужна была Юля как объект приложения своего еще нерастраченного материнского инстинкта, потому что Алексей-солнышко, которого она вырастила, выпестовала и безгранично любила, уже вырос в абсолютно самостоятельного мужчину и характер их взаимоотношений, естественно, изменился. Все это она пока не пыталась анализировать, но уже чувствовала на интуитивном уровне.

Юля вернулась с балкона в комнату. Антонина взглянула на нее, и волна нежности к этой незнакомой девочке, уже успевшей в свои двадцать один год познать первую любовь, радость материнства, боль потери и горечь вдовства, захлестнули ее с такой силой, что она всплакнула.

– Что случилось? Почему вы плачете? – бросилась к ней Юля, обняла и погладила по голове.

Антонина Ивановна не смогла сдержаться, и слезы буквально хлынули у нее из глаз.

Юля опустилась на колени перед креслом и осторожно мягкой ладошкой стала смахивать слезы с ее щек.

– Я ведь тебе обещала поплакать вместе, вот и… – стараясь успокоиться, проговорила Антонина.

– Но я уже не плачу, – улыбнулась девушка.

– Извини, что не получилось синхронно, главное – сдержать данное слово. – Антонина уже взяла себя в руки и сидела, как обычно, с прямой спиной. Она положила руки на плечи Юле, помолчала с минуту, потом добавила: – Спасибо тебе, девочка, и давай к этому больше не возвращаться, хорошо?

Юля согласно кивнула головой.

Вечером, как всегда, Антонина Ивановна поставила пластинку на диск патефона, который оказался тем самым чемоданчиком, что поразил гостью своим обшарпанным видом и несоответствием обстановке комнаты.

Звучали ноктюрны Шопена. Музыка волновала и убаюкивала, тревожила и ностальгировала. Покойный Иван Егорович беззаветно любил Шопена, категорически не принимал сентиментализма в исполнении некоторых пианистов и всегда говорил, что в его музыке нельзя подменять ностальгию сентиментализмом – это совершенно разные чувства и разные ощущения.

Антонина Ивановна погрузилась в волшебные звуки, задумалась…

Отчего бывает так, что родные люди годами живут бок о бок, под одной крышей и остаются при этом чужими, равнодушными друг к другу, даже соприкасаясь, они остаются индифферентными, не ощущая ни тепла, ни холода родного человека, словно одеты в скафандры? А потом неожиданно встречается кто-то, с кем хочется бесконечно говорить, расспрашивать, делиться мыслями, заранее зная, что тебя поймут, что твоя боль не оставит его равнодушным, а твоя радость станет и для него радостью, и тогда хочется держать его за руку, смотреть в глаза, отдавать свое тепло и греться в его тепле и не расставаться.

Именно так и случилось с появлением в доме Юли. Антонина Ивановна приняла ее сразу, безоговорочно, как долгожданную, родную, по непонятной причине до сих пор отсутствовавшую и наконец занявшую свою нишу в этой семье. Она хоть и не успела подробно расспросить Алексея, поговорить с ним по душам, как было у них заведено, однако понимала: сын влюбился в эту трогательную прелестную молодую женщину, еще не зная о ней ничего, но остро почувствовал ее беду и не остался к ней равнодушным.

Прежде у него были мимолетные увлечения, ни к чему не обязывающие встречи с милыми, симпатичными, порой даже умными девушками. Он приглашал их домой, знакомил с Антониной, но на этом все и заканчивалось. Она никогда не позволяла себе хоть как-то оценивать его очередную пассию, каждую встречала гостеприимно, радушно и на вопрос Алексея «Ну, как она тебе»? неизменно отвечала: «Это не мне, а тебе, сам и отвечай на свой вопрос». Конечно, он был очень занятым человеком: кроме кардиологического отделения своей больницы, которым он заведовал, еще консультировал в хирургической клинике и работал над диссертацией. Но Антонина Ивановна хорошо знала – когда приходит настоящая любовь, времени хватает на все.

После откровений Юли она женским сердцем почувствовала: сейчас девочка не готова к новому чувству или увлечению – слишком свежо пережитое, слишком велика тревога и тоска по ребенку и матери, нужно время, терпение и очень осторожное, бережное отношение к ней. Если, конечно, у Алеши все серьезно.

И еще к одному выводу пришла Антонина Ивановна: своим расположением к девушке, своей приязнью к ней она не должна никоим образом влиять на чувства ни Юли, ни Алексея, – пусть все идет как идет.

Когда-то, много лет назад, на предложение доктора Пастухова стать его женой она ответила точно такими же словами – пусть все идет как идет. Тогда эти слова стали началом счастливой жизни. Во что они воплотятся на этот раз?..

Нынешние летние каникулы в селе тянулись бесконечно долго, впрочем, скорее всего, так показалось ребятам. В школьные годы, когда они возвращались домой из Калуги, все было проще: они расходились по своим домам и наслаждались родительским теплом и лаской, хотя и проводили большую часть времени со своими сверстниками, бывшими одноклассниками, с которыми учились в семилетке. На этот раз месяц в деревне грозил обернуться для Ксении и Ивана месяцем разлуки. Ну не совсем, конечно, но встретиться наедине они не могли, не вызвав подозрений у односельчан. Однажды собралась молодежь целой гурьбой на речку, так все бросились в воду купаться, а они сидят на берегу, прижавшись плечом к плечу, и тихо говорят о своем.

– Эй, вы! – крикнул кто-то. – Айда купаться! В Москве, что ли, не наговорились?