Дети Ананси - Гейман Нил - Страница 8

– Вначале. – Она подняла огромную кружку-термос, как будто собралась отпить еще, но передумала. – Вначале. Но даже она не смогла надолго удержать его при себе. У него было столько дел. Твой отец был очень занятым человеком.

Толстый Чарли попытался определить, шутит миссис Хигглер или нет, но так и не смог. Однако она не улыбнулась.

– Столько дел? Каких, например? Рыбачить с моста? Играть в домино на веранде? Ждать неизбежного изобретения караоке? Он не был занятым человеком. Сомневаюсь, что за все то время, что я его знал, он хотя бы день работал.

– Тебе не следует говорить так про отца.

– Но это же правда! Он был никчемным. Скверным мужем и скверным отцом.

– И что с того! – с нажимом сказала миссис Хигглер. – Его нельзя судить по тем же меркам, что и обычного человека. Надо помнить, Толстый Чарли, твой отец был богом.

– Богом среди людей?

– Нет. Просто богом. – Она произнесла это совершенно буднично и так нормально, как если сказала бы: «у него был диабет» или просто «он был негром».

Толстому Чарли хотелось обратить все в шутку, но в глазах у миссис Хигглер он увидел нечто такое, что все остроты вылетели у него из головы. Поэтому он только негромко сказал:

– Он не был богом. Боги особенные. Мифические. Они творят чудеса и так далее.

– Верно, – согласилась миссис Хигглер. – Пока он был жив, мы бы тебе не сказали, но теперь, когда его нет, вреда от этого не будет.

– Он не был богом. Он был моим папой.

– Можно быть и тем, и другим, – пожала плечами старуха. – Такое случается.

Словно споришь с сумасшедшей, подумал про себя Чарли, а потом сообразил, что надо бы просто заткнуться, но его язык продолжал молоть сам по себе. Как раз сейчас он выдал:

– Да ладно вам! Ведь будь мой отец богом, у него были бы божественные силы.

– И были. Правда, он редко ими пользовался. Но он был старым. А как еще, по-твоему, ему удавалось не работать? Всякий раз, когда требовались деньги, он играл в лотерею или ехал в Холлендейл и там ставил на лошадиных или на собачьих бегах. Никогда не выигрывал помногу, чтобы не привлекать внимания. Ровно столько, чтобы перебиться.

Толстый Чарли никогда в жизни ничего не выигрывал. Вообще ничего. В различных офисных тотализаторах можно было смело рассчитывать, что его лошадь вообще не выйдет на старт или что его команду отправят в какой-нибудь доселе неслыханный дивизион на задворках цивилизованного спорта. Неудачи оставляли о себе неприятный осадок.

– Если мой отец был богом, а должен сказать, что я ни в коей мере с этим не согласен, то почему я не бог? Вы ведь пытаетесь сказать, что я сын бога, да?

– По всей очевидности.

– Тогда почему у меня не получается выигрывать на скачках или творить чудеса?

Она шмыгнула носом.

– Все хорошее досталось твоему брату.

Тут Толстый Чарли поймал себя на том, что улыбается. И вздохнул с облегчением. Значит, она все-таки шутит.

– Ага. Только ведь у меня нет брата, миссис Хигглер.

– Конечно, есть. Вон там вы с ним вместе сфотографированы.

Хотя он прекрасно знал, что увидит, Толстый Чарли все же перевел взгляд на фотофафию. Старуха определенно помешалась. Стопроцентно.

– Миссис Хигглер, – как можно мягче сказал он, – это я… Просто я ребенком. На фотографии я стою возле зеркальной двери. Это я и мое отражение.

– Да, но еще это твой брат.

– У меня никогда не было брата.

– Конечно, был. И я по нему не скучаю. Из вас двоих ты всегда был хорошим. А от него, пока он жил здесь, были одни только беды. – И прежде чем Толстый Чарли успел хоть что-нибудь вставить, старуха добавила: – Он уехал, когда ты был совсем маленьким.

Толстый Чарли подался вперед и своей лапищей накрыл костлявую ручку миссис Хигглер, ту, в которой не было кружки с кофе.

– Это не так, – сказал он.

– Луэлла Дунвидди заставила его уехать, – не унималась старуха. – Он ее боялся. Но все равно возвращался время от времени. Умел очаровывать, когда хотел. – Она допила кофе.

– Мне всегда хотелось иметь брата, – потерянно протянул Толстый Чарли.

Миссис Хигглер встала.

– Этот дом сам себя не уберет, – сказала она. – У меня в багажнике есть мусорные мешки. Нам, пожалуй, понадобится уйма мусорных мешков.

– Да, – согласился Толстый Чарли.

Ночь он провел в мотеле. Утром они встретились в доме его отца и стали собирать хлам в большие черные мусорные мешки. Вскоре в коридоре выстроились пакеты с вещами, которые предстояло отдать на благотворительность. А еще появилась коробка с мелочами, которые Толстый Чарли хотел оставить на память, в основном фотофафии детских лет и до его рождения.

Тут был старый ларь, похожий на пиратский сундук для сокровищ, набитый документами и старыми бумагами. Устроившись рядом с ним на полу, Толстый Чарли взялся их разбирать. Из спальни с очередным набитым поеденной молью одеждой мешком вышла миссис Хигглер.

– Этот сундук твой брат ему подарил, – ни с того ни сего сказала она.

Так она впервые коснулась своих вчерашних фантазий.

– Жаль, что у меня не было брата, – отозвался Толстый Чарли и сам не понял, что сказал, пока не услышал:

– Я же говорила. У тебя есть брат.

– Ну и где мне искать этого мифического брата?

Позднее он не раз будет спрашивать себя, что толкнуло его на этот вопрос. Потакал ли он помешавшейся женщине? Подтрунивал ли над ней? Или просто надо было как-то заполнить повисшую паузу?

Пожевав нижнюю губу, старуха кивнула.

– Да. Тебе нужно знать. Это твое наследие. Твоя кровь. Подойди поближе.

Она поманила его узловатым пальцем.

Толстый Чарли нагнулся. Губы старухи коснулись его уха, когда она прошептала:

– …нужда в нем… попроси…

– Что?

– Я сказала, – обычным голосом произнесла она, – что если у тебя возникнет нужда в нем, просто попроси паука. И он мигом прибежит.

– Попросить паука?

– А я что сказала? Ты что, думаешь, я для моциона разговариваю? Упражняю легкие? Никогда не слышал про то, как говорят с пчелами? Когда я была девочкой на Сан Андреасе, до того, как мои родные переехали сюда, пчелам рассказывали все хорошие новости. Так это и происходит. Скажи пауку. Я так посылала сообщения твоему отцу, когда он исчезал.

– Ну ладно…

– И не говори таким тоном «ну ладно».

– Каким?

– Точно я выжила из ума. Ты думаешь, я не знаю, что к чему?

– М-м-м. Уверен, что знаете. Честное слово.

Но миссис Хигглер не смягчилась. Даже отходить не начала. Взяв со стола кружку, она с обиженным видом прижала ее к груди. Вот теперь Толстый Чарли своего добился, и миссис Хигглер твердо вознамерилась ему это показать.

– Я ничего такого делать не обязана, сам знаешь, – сказала она. – И помогать тебе тоже. Я делаю это только ради твоего отца, потому что он был особенный, и ради матери, потому что она была хорошей женщиной. Я тебе серьезные вещи говорю, важные вещи. Тебе бы следовало меня послушать. Тебе бы следовало мне поверить.

– Я вам верю, – насколько мог убедительно сказал Толстый Чарли.

– А теперь ты только потакаешь старухе.

– Нет, – солгал он. – Честно-пречестно.

В его словах звенела искренность. Его занесло за тысячу миль от дома, в дом покойного отца, к сумасшедшей старухе на грани апоплексического удара. Он признал бы, что луна – это необычный тропический плод, лишь бы ее успокоить.

Миссис Хигглер шмыгнула носом.

– Беда с вами, молодежью, – сказала она. – Вы думаете, будто все знаете, а сами только вчера на свет родились. Да я за свою жизнь забыла больше, чем ты когда-либо знал. Ты ничегошеньки не знаешь о своем отце, ты ничегошеньки не знаешь о своей семье. Я сказала, что твой отец бог, а ты даже не спросил, какой именно.

Толстый Чарли порылся в памяти, стараясь вспомнить имена каких-нибудь богов.

– Зевс? – рискнул он.

Миссис Хигглер издала странный придушенный звук, точно чайник, подавляющий в себе желание закипеть. И Толстому Чарли осталось только признать свое поражение.