Американские боги - Гейман Нил - Страница 137

– А это у тебя еще откуда?

– Что?

– Цветы. Которые у тебя в руках, Сэм. Откуда они взялись? Когда мы выходили из «Кофе-хауса» – разве ты была с цветами? Я бы наверняка обратила внимание.

Сэм опустила глаза. И улыбнулась:

– Так мило с твоей стороны! Наверное, мне следовало что-то сказать, когда ты мне их дарила, да? – сказала она. – Замечательные цветы. Огромное тебе спасибо. Но – может, красные к случаю подошли бы немного больше?

В руках у нее был букет из шести белых роз со стеблями, обернутыми в бумагу.

– Я тебе их не дарила, – поджав губы, отрезала Натали.

И до самого входа в кинотеатр ни одна из них больше не проронила ни слова.

Вернувшись в тот вечер домой, Сэм поставила розы в самодельную вазу. Позже она отлила их в бронзе, а историю о том, как они сами собой оказались у нее в руках, не рассказывала больше никому, хотя нет, один раз все-таки рассказала – Кэролайн, той женщине, которая была у нее после Натали, как-то раз, ночью, когда обе напились до чертиков, и Кэролайн согласилась с Сэм, что это очень, очень странная и непонятная история: но в глубине души не поверила ни единому слову, так что даже и с этой точки зрения тайна осталась тайной.

Тень припарковался у таксофона. Он позвонил в справочную, и ему дали номер телефона.

По телефону ответили, что дома ее пока нет. Скорее всего, она все еще в «Кофе-хаусе».

По дороге к «Кофе-хаусу» он остановился, чтобы купить цветов.

Потом отыскал «Кофе-хаус», перешел на другую сторону улицы и встал в глубокой дверной нише, у входа в букинистический магазинчик, и стал наблюдать и ждать.

Заведение закрылось в восемь, а в десять минут девятого Тень увидел, как Сэм Черная Ворона выходит из «Кофе-хауса» с еще одной девушкой, поменьше нее ростом, с заплетенными в косички волосами странного ярко-красного оттенка. Они держались за руки, так крепко, словно одного лишь ощущения руки в руке было достаточно для того, чтобы все в мире встало на свои места, и говорили друг с другом – вернее, говорила по большей части Сэм, а подруга слушала. Тени стало интересно, о чем речь. Она все говорила и говорила, и на лице у нее была улыбка.

Девушки перешли через дорогу – и оказались как раз там, где стоял Тень. Та, что с косичками, прошествовала буквально в полуметре от него: протяни он руку, и вполне мог бы до нее дотронуться. Но его они так и не заметили.

Глядя, как они уходят, он почувствовал где-то внутри не то дрожь, не то тихий звук, будто тронули мимоходом тонкую струну.

Поцелуй был отличный, подумал Тень, что надо был поцелуй, но Сэм никогда не смотрела на него так, как смотрит сейчас на эту девочку с косичками, – и никогда не будет смотреть.

– Да и какого, собственно, черта. У нас всегда будет Перу142, – сказал он шепотом, себе под нос, пока Сэм уходила от него все дальше и дальше. – И Эль-Пасо. Уж это от нас наверняка никуда не денется.

А потом он сорвался с места, догнал их и сунул в руки Сэм цветы. И тут же развернулся и пошел быстрым шагом обратно, чтобы Сэм не смогла ему их вернуть.

Он поднялся на холм, где стояла машина, и, следуя дорожным указателям, нашел дорогу на Чикаго. Ехал он на самом минимуме дозволенного скоростного режима. Ну, или даже чуть медленнее.

Ему оставалось сделать одно-единственное дело.

И торопиться было совершено некуда.

На ночь он остановился в Мотеле-6. Проснувшись на следующее утро, он обнаружил, что его одежда пахнет озерной тиной. Как бы то ни было, другой у него не было, и он все равно ее надел. Да в общем-то, недолго она ему еще прослужит.

Тень расплатился по счету. Потом доехал до знакомого здания из коричневого кирпича. Нашел он его безо всякого труда. На вид оно показалось ему несколько меньше, чем в прошлый раз.

По ступенькам он поднимался размеренно и неторопливо – без лишней спешки, чтобы не показалось, будто он спешит навстречу смерти, но и не слишком медленно, чтобы не сложилось впечатления, будто он ее боится. На лестнице кто-то явно успел прибраться: черных мусорных пакетов нигде не было видно. И пахло здесь теперь не овощной гнилью, а побелкой и хлоркой.

Выкрашенная красной краской дверь на самом верху лестницы была распахнута настежь: в воздухе висел запах вчерашней пищи. Тень помешкал немного и нажал кнопку звонка.

– Иду! – раздался женский голос, и буквально тут же из кухни выскочила, вытирая руки о фартук, Зоря Утренняя, крохотного росточка женщина с кипельно-белыми волосами. И вид у нее стал какой-то совсем другой, подумал Тень. Счастливый у нее вид. Щеки у нее были нарумянены, а в старушечьих глазах плясали веселые чертики. Как только она его увидела, рот у нее превратился в подобие буквы «О», а потом она выкрикнула в голос:

– Тень! Ты к нам вернулся?! – и бросилась к нему, раскинув руки в стороны.

Он наклонился, обнял ее и поцеловал в щеку.

– Я так тебе рада! – сказала она. – Но теперь давай-ка ты лучше уходи отсюда.

Тень сделал шаг вперед и вошел в квартиру. Все двери (кроме, понятное дело, той, что вела в комнату Зори Полуночной) тоже стояли раскрытыми, как и окна – все, которые он смог увидеть с порога. По коридору тянуло легким сквознячком.

– У вас тут, похоже, большая весенняя уборка, – сказал он Зоре Утренней.

– Гостя ждем, – ответила она. – А теперь давай, уходи, не задерживайся. Хотя кофе глотнуть успеешь. Хочешь кофе?

– Я приехал повидаться с Чернобогом, – сказал Тень. – Время пришло.

Зоря Утренняя отчаянно затрясла головой.

– Нет-нет-нет! – затараторила она. – Незачем тебе с ним встречаться! Выкинь ты из головы всю эту дурь!

– Дурь, конечно, – кивнул Тень. – Но знаете, единственная вещь, которую я твердо усвоил, общаясь с богами, так это, что если ты дал слово, то и держи его до конца. Они привыкли нарушать все правила, которые только можно нарушить. А мы так не можем. Даже если бы я просто взял и ушел сейчас отсюда, ноги сами бы принесли меня обратно, рано или поздно.

Она надула губы, помолчала немного, а потом сказала:

– И то верно. Но только сегодня все равно тебе тут делать нечего. Приходи завтра. Его уже не будет.

– Кто там? – раздался из глубины коридора женский голос. – Зоря Утренняя, с кем ты там разговариваешь? Ты же знаешь, я не справлюсь одна с этой периной, одной мне ее не перевернуть.

Тень прошел чуть дальше по коридору и сказал:

– Доброе утро, Зоря Вечерняя. Может, я смогу вам помочь?

Женщина в ближней комнате вскрикнула от удивления и выпустила из рук угол перины.

Пыль там лежала сплошным слоем, на всех поверхностях, на которых только может лежать пыль, на деревянных и стеклянных – а еще клубилась в воздухе, танцуя в лучах солнечного света, которые заливали спальню через раскрытое окно, то и дело меняя направление по воле налетающих сквознячков или просто оттого, что лениво шелохнулся край пожелтевшей кружевной занавески.

Комнату эту он помнил прекрасно. В ту самую, давным-давно минувшую ночь, хозяева уложили здесь спать Среду. Комната Белобога.

Зоря Вечерняя смерила его не слишком уверенным взглядом.

– Да вот перина эта, – сказала она, – надо бы ее перевернуть.

– Да раз плюнуть! – сказал Тень. Он нагнулся, подхватил перину, поднял ее легко, как перышко, и перевернул. Кровать была старинная, цельнодеревянная, и весу в набитой птичьим пером перине было едва ли не как во взрослом человеке. Когда она, с глухим звуком, легла на место, в воздух поднялась и закружилась вихрем очередная туча пыли.

– Ты зачем к нам приехал? – спросила Зоря Вечерняя. Интонация у нее была не так чтобы очень гостеприимная.

– Я приехал, – ответил Тень, – потому что как-то раз, в декабре, один молодой человек сел играть в шашки со старым богом, и проиграл партию.

Седые свои старушечьи волосы Зоря Вечерняя собрала вверх и завязала на макушке в тугую шишечку. Она подобрала губы.

– Приходи завтра, – сказала Зоря Вечерняя.