Американские боги - Гейман Нил - Страница 124

– А я жена Тени.

– Ну да, конечно. Прекрасная Лаура, – сказал он. – Мне сразу следовало вас узнать. У него над койкой висело несколько ваших фотографий – в той камере, где мы с ним вместе сидели. И позвольте вам заметить, выглядите вы гораздо симпатичнее, чем подобает в вашем нынешнем положении. Разве вам не следовало бы сейчас тихо и спокойно идти себе по немного скользкой дорожке полного и безвозвратного разложения? Во всех смыслах этого слова.

– Следовало бы, конечно, – без затей ответила она. – Но те женщины, на ферме, дали мне воды из своего колодца.

Он вздернул бровь.

– Из колодца Урд? Не может такого быть.

Она развела руками и указала на себя. Кожа бледная, темные запавшие глазницы, но никакого разложения нет и в помине: она и впрямь была – ходячий труп, но только свежий, труп только что умершего человека.

– Это ненадолго, – сказал мистер Мирр. – Норны угостили вас малой толикой прошлого. Оно довольно быстро растворится в настоящем, и тогда эти милые голубые глаза выкатятся из глазниц, и – потекут, потекут по хорошеньким щечкам. Которые, правда, к тому времени уже не будут такими хорошенькими. Да, кстати, у вас моя палка. Если не сложно, отдайте ее мне, пожалуйста.

Он вынул пачку «Лаки страйк», достал из нее сигарету и прикурил от черной «биковской» зажигалки.

Она спросила:

– А меня не угостите?

– Ну конечно. Я вам – сигарету, вы мне – палку.

– Если она вам так необходима, значит, стоит много больше одной сигареты.

Он ничего на это не сказал.

Тогда сказала она:

– Ответьте мне на несколько вопросов. Я хочу кое-что выяснить.

Он прикурил еще одну сигарету и передал ей. Она взяла и затянулась. Потом прищурилась:

– Ну вот, теперь даже почти вкус почувствовала, – сказала она. – Может, еще и получится почувствовать его по-настоящему.

Она улыбнулась:

– Ммм. Никотин.

– Он самый, – сказал он. – А с чего это вас вдруг понесло к тем женщинам в доме?

– Тень меня к ним отправил, – сказала она. – Сказал, чтобы я попросила у них воды.

– Интересно, знал ли он о том эффекте, который это на вас окажет. Вероятнее всего, не знал. Все-таки здорово, что он умер там, на дереве. Теперь я точно знаю, где он находится. Можно списать его со счетов.

– Вы подставили моего мужа, – сказала она. – Вся ваша шайка. И делали это сознательно, с самого начала всей этой истории. А у него, между прочим, сердце просто золотое, знаете вы об этом?

– Ну конечно, – сказал мистер Мирр. – Конечно же, я об этом догадывался. Когда со всем этим будет покончено, знаете что я сделаю? Наточу веточку омелы, отправлюсь к этому дереву и проткну ему веточкой глаз. А теперь – будьте добры, мою палку.

– Зачем она вам нужна?

– Так, сувенир. На память обо всей этой жалкой кутерьме, – сказал мистер Мирр. – Не беспокойтесь, это не омела. – Он сверкнул улыбкой. – Она символизирует собой копье, а в этом убогом мире символ и есть – настоящая вещь.

Шум, уже некоторое время доносившийся снаружи, стал громче.

– А вы-то, собственно, на чьей стороне? – спросила она.

– Дались вам эти стороны! – Он пожал плечами. – Но раз уж вы спросили – я на той, которая одержит победу. Всегда.

Она кивнула, но палки из рук не выпустила.

Лора повернулась к нему спиной и стала смотреть в дверной проем. Внизу, среди камней, ползла какая-то перемигивающаяся и пульсирующая масса. Она обвилась вокруг худого, розоволикого бородача, а тот отмахивался от нее короткой пластиковой шваберкой, которой он и ему подобные проходятся по стеклам машин, остановившихся у светофора, выклянчивая деньги. Раздался крик, и оба скрылись из виду.

– Ладно. Отдам я вам вашу палку, – сказала она.

Голос мистера Мирра раздался прямо у нее за спиной.

– Славная девочка, – сказал он бодрым тоном, который резанул ее слух, потому что был, с одной стороны, слишком покровительственным, а с другой – очень мужским. Прямо-таки до мурашек.

Она стояла и ждала в дверном проеме, пока не услышала его дыхание у самого уха. Нужно было подождать, пока он подойдет поближе. Совсем близко. Уж такие-то вещи она была способна просчитать.

...Полет не просто захватывал дух: он был – как удар током.

Сквозь грозу они неслись как молния, зигзагом, перескакивая от облака к облаку; они мчались как рык грома, как сокрушительный натиск урагана. Это был невероятный, искрометный полет. Страха не было: только мощь бури, неостановимая и всепоглощающая, и – радость.

Тень поглубже зарыл пальцы в перья гром-птицы, чувствуя покалывание пробегавших по коже разрядов статического электричества. Голубые искры пламени вились вокруг его рук как маленькие змеи. В лицо хлестал дождь.

– Вот это да! – заорал он, перекрывая рев бури.

И гром-птица, словно поняв его слова, начал подниматься еще выше, и каждый взмах крыльев был – удар грома, а потом он развернулся и нырнул, камнем упал вниз, сквозь темные тучи.

– Во сне я видел, как охочусь на тебя! – крикнул Тень, и слова его тут же унесло ветром. – Во сне я должен был достать и принести назад твое перо.

Да. Это слово электрическим разрядом хрустнуло на какой-то внутренней радиоволне. Они охотились на нас из-за наших перьев, чтобы доказать, что они мужчины; и еще они охотились на нас, чтобы из наших голов выламывать камни, чтобы принести наши жизни в подарок своим мертвым.

И перед внутренним взором Тени открылась картина: гром-птица – наверное, самка, подумал Тень, потому что перья у нее были коричневые, а не черные, – лежит на склоне горы, ее убили буквально только что. Рядом с ней женщина. И эта женщина большим куском кремня разбивает птице голову. Потом начинает рыться в кровавом месиве из мозга и осколков кости, пока не находит камушек, прозрачный и гладкий, похожий на гранат, но только рыжевато-коричневый, со сверкающими в глубине переливчатыми огоньками. Орлиный камень, думает про себя Тень. Женщина собирается отнести камень своему маленькому сыну, который умер три ночи тому назад, и положить этот камень ему на холодную грудь. К следующему восходу солнца мальчик будет снова жив и будет смеяться, а камень станет серым и тусклым. Мертвым – как эта птица, у которой она его украла.

– Я понял! – крикнул он птице.

Гром-птица запрокинула голову назад и закричал, и этот крик был – гром.

Мир под ними скользнул и унесся прочь, как странный сон.

Лора покрепче перехватила палку и стала ждать, чтобы человек, который представился ей как мистер Мирр, подошел еще ближе. Она стояла к нему спиной и смотрела на грозу, на темно-зеленые холмы внизу, в долине.

В этом убогом мире, пронеслось у нее в голове, символ и есть настоящая вещь. Да будет так.

Она почувствовала, как его ладонь мягко легла ей на правое плечо.

Вот и славно, подумала она. Он не хочет меня пугать. Он боится, что если я зашвырну палку, она скатится вниз по склону горы, и он уже никогда ее не найдет.

Она подалась назад, совсем чуть-чуть, так, чтобы спина ее коснулась его груди. Его левая рука скользнула ей под локоть. Жест был мягкий, почти интимный. Ладонь была раскрыта, и теперь эта ладонь оказалась у нее прямо перед глазами. Она стиснула обеими руками палку, выдохнула и сконцентрировалась.

– Пожалуйста. Отдай мою палку, – шепнул он ей на ухо.

– Да, конечно, – ответила Лора. – Она твоя, – и, не имея ни малейшего представления, значат хоть что-нибудь ее слова или нет, добавила: – Я посвящаю эту смерть Тени, – и ударила комлем палки себе в грудь, прямо под самую грудину, и почувствовала, как палка извивается у нее в руках, превращаясь в копье.

Граница между обычной кожной чувствительностью и болью стерлась с той поры, как она умерла. Она почувствовала, как наконечник копья пробил ей грудь, почувствовала, как он прошел сквозь спину. Потом какое-то препятствие, на долю секунды, – она надавила еще – и копье вонзилось в мистера Мирра. Она почувствовала холодной кожей шеи его резкий выдох, а потом раздался крик, крик удивления и боли, крик человека, насаженного на копье.