Кладоискатель и золото шаманов - Гаврюченков Юрий Фёдорович - Страница 44

– Хуже то, что стрельбой мы себя могли выдать, – продолжил Андрей Николаевич. – Если нас обнаружат солдаты, мы не долетим до Усть-Марьи.

– Откуда взялись эти твари? – свистящим шепотом выдавил Леша.

– Пришли из тайги, – растолковал всезнающий директор краеведческого музея. После знакомства с потусторонним миром ему ничто не было в диковинку. – Они всегда тут водились: мелкие повелители сопок, ручьев и болот. Аборигены боялись их и чтили.

– Северные наяды и дриады, – пробормотал я.

– Да, наяды и дриады. Сибирь в этом плане мало чем отличается от Греции или, скажем, американского континента. Просто люди со своим грубым восприятием замечают лишь отдельные их проявления. Составлять по этим фрагментам представление о мире тонких материй все равно, что оценивать роман по нескольким выбранным наугад буквам.

Речь Лепяго, тон человека, уверенного, что с нами ничего не случится, успокаивал. Возможно, этого эффекта он и добивался. В кошмарной ситуации затюканный учитель истории остался самым рассудительным, самым здравомыслящим среди нас.

– Эвенки принимали свой суровый мир таким, каков он есть. Они сознавали, как ничтожен человек в тайге, поэтому не пытались ничего менять и старались приспособиться. Жизненный опыт подсказывал аборигенам, что мир населен злыми духами, вредящими людям, и добрыми, у которых можно попросить помощи. Но были среди них такие, кто пытался бороться и достигал успеха. Древние шаманы вычистили участок тайги, заточив харги в глубине горы. На некоторое время им удалось избавить соплеменников от напасти, а потом на освободившееся место пришли другие демоны и заселили его. Выпустив прежних хозяев, мы нарушили баланс. Началась война духов. Она будет продолжаться, покуда равновесие не восстановится. Мы не знаем нюансы их отношений, но к демонам, которых мы освободили, присоединились другие, а кто-то, в свою очередь, противостоит им.

– Надо убираться как можно дальше, – заявил Вадик.

– И как можно скорее, – добавил Леша.

– А если вы не успеете покинуть землю войны до наступления ночи? Вы ведь не знаете, где кончается территория харги, – резонно заметил директор. – Выход один – обратиться за помощью к Феликсу Романовичу.

– Его помощь может слишком дорого обойтись, – ревниво проговорил Гольдберг. Заграбастав сокровища, стоившие жизни его отцу, он не горел желанием подарить их первому встречному.

– Но ведь вам все равно придется оставить золото. С ним вы не сумеете шагу ступить. Как вы потащите плиты, на себе? Вам не проскочить кордоны, – в голосе Андрея Николаевича звучала самая искренняя забота и участие.

Как в тот день, когда он рассказывал о пещере: этнография, детки, экскурсии, культура народов Севера… И тут же, глазом не успеешь моргнуть, давит на легавую педаль. Нормальный ход для ментовского поселка, и нечего расслабляться. Вот и теперь Лепяго агитировал, храня верность доброму барину, тем более что тот показал свое могущество. Неудивительно, что Проскурин оставался для него единственной надеждой.

– А в Усть-Марье мы что делать будем? – понять-то его доводы я мог, но принять – нет. – Господин Проскурин нас не отпустит, слишком много мы о нем знаем.

– Почему вы так к Феликсу Романовичу относитесь, как к прокаженному? – обиделся за покровителя Лепяго. – Если он стал шаманом и получил способность общаться с духами, это не значит, что он сделался чудовищем.

– Он чуть было им не сделался. Зачем понадобилось гнать в заминированную пещеру заключенных? – Меня осенило, и я сам же ответил: – Да чтобы похоронить Золотые Врата, долгое время препятствовавшие духам, сдобрив демоническое торжество потоками крови! Мы все видели, как медведь расправился с радистом, приняв его за похитителя Врат. Харги боятся золотых пластин, потому что ими можно снова запереть демонов. Вы полагаете, что Врата украсят экспозицию вашего музея? Глупо так думать после всего случившегося. Если они Проскурину и нужны, то только для немедленного уничтожения. Духов пугает, что створки когда-нибудь вновь сомкнутся перед ними. Их тревога не беспокоит подчиненного из мира людей. Я кое-что читал об этом. В подобных случаях одержимости, свойственной северным народностям, подключенного связывает с эргрегором нечто вроде энергетической пуповины. Через нее шаман получает информацию из своего источника и управляется им. Не Проскурин повелевает демонами, наоборот! Поэтому бесполезно надеяться на успешные переговоры. Как только мы прибудем в Усть-Марью, нас попросту съедят.

– Не съедят. Надо отдать Врата! – воскликнул Андрей Николаевич.

– Перестань, – отмахнулся Вадик. – Где гарантии?

– Ведь это я подсказал, где спрятаться от сущностей ночи, – вкрадчиво заметил Лепяго, набивая себе цену, – и я поднял тревогу, когда они стали захватывать вас у костра. Я знаю их свойства…

– А что бы с нами сделалось, если б нас захватили? – Вадик разглядывал его, как незнакомую диковинку.

– Стали бы их выражением. Бродили бы по острову как зомби, пока не умерли с голоду.

– Значит, они другие, не такие, как харги, – заключил я. – Харги растерзали бы нас в любое время суток. Эти же – только ночью.

В часовне повисла тишина, только снаружи доносилось похрустывание веток под тяжестью удаляющегося существа. Сущности ночи, как он выразился.

– Вы слишком хорошо знакомы с их повадками, Андрей Николаевич, – поймал я на слове разговорившегося директора музея. – Надо полагать, одним приоткрыванием завесы в мир духов господин Проскурин не ограничился. Мне кажется, он еще кое-что с вами сделал. Или не он, а харги?

Лепяго понял, что спалился, и промолчал.

– Вы скрывали. Зачем?

Андрей Николаевич не ответил. В темноте лязгнули антабки карабина – это Слава разоружил директора.

– Ну что, – небрежным тоном отпетого дроздовца, которому в лапы попался пархатый комиссар, спросил я, – будем запираться?

Лепяго по-прежнему не проронил ни звука.

– Давай его расстреляем, – предложил Слава.

Леша непроизвольно пискнул. Наши приколы произвели на пилота большее впечатление, чем на учителя истории.

– Лучше вытолкаем за дверь, – добавил Вадик, – полюбуемся, как сущности ночи его скушают.

– Да вы что, ребята? – разнервничался пилот. – Вы что, в самом деле!

– А чего? – даже во мраке я уловил на лице друга коронную кривую усмешечку. – Выведем в расход, если говорить не хочет. На кой ляд он вообще нужен?

В отличие от летуна, Лепяго оказался крепким орешком и стал отмалчиваться. Впрочем, без него было ясно – из Усть-Марьи, случись несчастье там оказаться, нам не выбраться. Тихий школьный учитель пытался нас провести.

Я задрал голову и обнаружил темнеющую на фоне неба полоску стены. Занимался рассвет.

Мы вышли, дождавшись восхода. Солнце еще не появилось над лесом, но утро уже наступило, и вся жуть ушла вместе с ночью. То, что она не была сном, мы поняли, едва переступив порог. Молодые деревца и кустарник оказались выломаны, будто вокруг часовни ползал огромный слизень. Дурно делалось при мысли, что могло случиться, окажись мы на его пути. Все разом заспешили, торопясь убраться подальше.

Ми-8 ждал нас на берегу. Бока его серебрились от росы, над рекою стлался туман, было жутко холодно и сыро. Вертолет уже не казался, как накануне, пришельцем с иных планет. Природа, томно пробуждаясь, мимоходом облагородила его, одарив защитным окрасом, словно сделала частью себя. Испохабив первозданную благодать, мы выкатились на отмель, и тут я вляпался в кал.

Нога скользнула, я споткнулся и выругался. Оценил масштабы катастрофы. Подошва была измазана полностью.

– Ты чего? – остановился Слава.

– На мину наступил, – я выругался. Ну надо же, выбрал в таежных просторах место ногу поставить. Только я так мог вляпаться. Как нарочно подложили!

Дерьмо было свежее, мягкое. Нетронутая гладкая поверхность уцелевшего куска влажно поблескивала.

– Кто это тут нагадил? – полюбопытствовал Вадик.

– И совсем недавно. – Слава спокойно оглядывался по сторонам. Он снял висевший поперек спины карабин и кинул пилоту: – На, лови.