Великолепие чести - Гарвуд Джулия - Страница 22

— Не думай больше о Луддоне, — промолвил Дункан. Он лег рядом с Мадлен и осторожно привлек ее к себе.

Хотя барон держался с Мадлен очень спокойно, внутри у него все клокотало от гнева. Пусть девушка и не понимала сейчас того, о чем говорит, — не важно, он-то прекрасно все понимал!

Убаюканная прикосновениями Дункана, девушка задремала, но ненадолго, а открыв глаза, увидела, что Одиссей по-прежнему рядом и, как обычно, бодрствует. Мадлен ничего не боялась, когда он был с нею, ее любимец, самый отважный воин. Одиссей был сильным и несколько высокомерным, но Мадлен прощала ему все за его доброту.

И еще Одиссей любил пошутить. Его любимой забавой было изменять свою внешность. Делал он это так быстро, что Мадлен порой и глазом моргнуть не успевала. Он мог на время притворяться Дунканом, а потом мгновенно становиться самим собой. А однажды темной ночью, когда было особенно страшно, он превратился в Ахилла — просто чтобы развлечь ее. Он сидел на деревянном стуле с высокой спинкой, который, разумеется, был слишком мал для него, и с любопытством глядел на девушку.

На Ахилле не было обуви. Мадлен встревожилась и велела ему немедленно надеть что-нибудь на ноги, чтобы защитить пятки. Ахилл заметно смутился, чего-то не понимая. Тогда девушка была вынуждена напомнить ему, что его мать в свое время опускала его вниз головой в волшебные воды Стикса, после чего он стал неуязвим для вражеского оружия. Поразить Ахилла можно было лишь в пятки — за них мать держала его, чтобы он не упал в бурные воды реки.

— Ведь вода Стикса не омыла твоих пяток, — сообщила она Ахиллу. — Ты понимаешь, о чем я говорю?

Но по-видимому, он вообще ничего не понял. Недоуменный взгляд выдавал его смятение. Вероятно, у его матери не нашлось времени рассказать ему обо всем!

Мадлен заплакала, горюя о возможных опасностях, ожидающих Ахилла, но вдруг он встал и пошел к ней. Правда, это был уже не Ахилл. Это Дункан что-то ласково говорил ей, а потом обнял. Странно, но его прикосновения напоминали прикосновения Одиссея.

Мадлен потянула Дункана в кровать и тут же улеглась на него. Она уткнулась подбородком ему в грудь и заглянула в глаза.

— Мои волосы — как шатер, — заявила она. — Теперь никто, кроме меня, не увидит тебя. Что ты скажешь на это, Дункан?

— Значит, я опять Дункан, да? — проговорил он. — Ты не знаешь, что говоришь, Мадлен. Ты вся горишь, а поэтому бредишь, вот что я скажу, — добавил барон.

— Ты позовешь священника? — спросила она, чувствуя, как глаза ее наполняются слезами.

— Ты хочешь этого? — спросил Дункан.

— Нет, — прошептала Мадлен прямо ему в губы. — Если ты позовешь священника, я буду уверена, что конец мой близок. Но я еще не готова умирать, Дункан. Мне еще так много надо сделать.

— А что именно ты хочешь сделать? — улыбнулся Векстон.

Девушка потерлась носом о его подбородок.

— По-моему, я хочу поцеловать тебя, Дункан. Ты не рассердишься?

— Тебе надо отдохнуть, Мадлен, — ответил барон;

Он попытался сбросить с себя девушку, но она крепко вцепилась в него. Однако, по правде говоря, Векстон не очень-то старался освободиться от приятного груза.

— Вот если ты поцелуешь меня хоть один разочек, я обязательно отдохну, — пообещала Мадлен. И, не дожидаясь ответа, обхватила его лицо руками и прижалась губами к его рту.

Господи, что это был за поцелуй! Горячие, страстные губы девушки требовали ответа, и барон не мог не ответить. Его руки медленно сомкнулись на ее талии, и только тут Векстон почувствовал, что рубашка на Мадлен задралась вверх и он ощущает ее горячую кожу. Его пальцы ласкали ее нежное тело, и вскоре Дункан понял, что уже сам сгорает в лихорадке.

— Знаешь, — на мгновение оторвавшись от барона, прошептала больная, — когда я целую тебя, мне не хочется останавливаться. Это грешно, да?

Барон заметил, что девушка ничуть не смущена своим признанием и совсем не обращает внимания на то, что она почти обнажена.

— А я ведь завалила тебя на спину, Дункан! — со смехом заявила Мадлен. — Теперь я могу делать с тобой все, что захочу!

Дункан тяжело вздохнул, но когда Мадлен приложила его ладонь к своей обнаженной груди, с его губ сорвался хриплый стон.

— Нет, Мадлен, нет, — прошептал он, невольно лаская ее сосок, тут же отвердевший от его прикосновений. — Сейчас нам не время заниматься любовью. Ты ведь даже не осознаешь, что делаешь. — Его голос сорвался на хрип.

— Дункан! Скажи мне, что я хоть что-то значу для тебя! — разрыдалась девушка. — Даже если это неправда, скажи мне что-нибудь доброе!

— Да, Мадлен, не сомневайся: ты много значишь для меня, — проговорил Векстон. Он бережно уложил больную рядом с собой. — Это правда.

Барон понимал, что ему следует держаться подальше от нее, иначе ему не выдержать этой сладкой пытки. Впрочем, он не сдержался и поцеловал ее еще раз.

Этот поцелуй отнял у девушки последние силы, она тут же забылась сном.

Сильная лихорадка управляла разумом Мадлен и жизнью барона. Он не рисковал оставлять ее на попечение Эдмонда или Джиларда. К тому же ему совсем не хотелось, чтобы его братья получали поцелуи Мадлен, если ей опять вздумается, не сознавая того, выпустить на волю свою страсть. Никто, кроме Дункана, не должен был находиться рядом с Мадлен.

На третью ночь демоны наконец оставили девушку. Она пробудилась на утро четвертого дня, чувствуя себя как выжатый лимон.

Дункан сидел в кресле у очага, вид у него был крайне изможденный. Испуганная Мадлен уже хотела было спросить, не заболел ли он, но тут барон заметил, что пленница смотрит на него.

Вскочив на ноги, он подбежал к кровати.

— У тебя была сильнейшая лихорадка, — сказал Векстон.

— Теперь понятно, почему у меня так болит горло, — промолвила девушка. Господи, она не узнавала собственного голоса! Он стал таким хриплым и грубым!

Мадлен медленно обвела взглядом комнату, в которой все было перевернуто вверх дном, и недоуменно покачала головой. Неужели здесь кто-то дрался, пока она спала?

Посмотрев на Дункана, она увидела, что тот улыбается.

— Так ты говоришь, у тебя болит горло? — переспросил он.

— Тебе это кажется смешным? — возмутилась Мадлен.

Дункан покачал головой, но улыбка по-прежнему не сходила с его лица.

Как же хорош он был! Правда, он был одет во все черное, но серые глаза его больше не казались холодными и пугающими. Он напоминал Мадлен кого-то, но она никак не могла вспомнить, кого именно. Однако девушка была уверена, что встречала человека, как две капли воды похожего на барона Векстона. Впрочем, может, она ошибается?..

Дункан прервал ход ее мыслей:

— Ты наконец пришла в себя… Я пришлю тебе служанку, но ты не выйдешь из этой комнаты, пока не поправишься, Мадлен.

— Я была очень больна?

— Да, — признался барон, направляясь к двери.

Мадлен подумала, что он слишком торопится оставить ее.

— Господи, представляю себе, на кого я похожа, — пробормотала она, стараясь объяснить себе торопливость Векстона.

— Да уж, — согласился тот, оборачиваясь.

Ей показалось, что он опять смеется над нею. Нахмурившись, девушка спросила:

— Дункан, а как долго меня лихорадило?

— Больше трех дней, Мадлен. — Он посмотрел на нее, желая видеть, какое впечатление произвели на нее его слова. — Ты что, вообще ничего не помнишь?

Мадлен медленно покачала головой. Она была совершенно сбита с толку, так как Векстон снова улыбался. «Какой он все же невыносимый человек, — подумала девушка. — Все-то ему смешно!»

— Дункан! — окликнула Мадлен барона.

— Да?

На этот раз Мадлен послышалось в его голосе раздражение. А может, это опять сдерживаемый смех?

— И ты был здесь все три дня? Со мной? В этой комнате?!

Векстон уже закрывал за собой дверь. Девушка решила, что он просто не хочет больше говорить с ней, но тут до нее донесся его спокойный, уверенный ответ:

— Нет, меня здесь не было.

Дверь захлопнулась.