Изменяющие облик - Роберсон Дженнифер - Страница 17

Слишком многое разрушено… подумала она, утомлено глядя в огонь. Они отнимают у меня весь тот мир, в котором я жила, изменяют меня, обещают мне то, чего я всегда страшилась… а я и без того запуталась…

— Вот, — сказал Дункан, — Ты и так слишком долго мучилась.

Аликс оторвала взгляд от костра. Он что-то протягивал ей — серебряный гребень, поблескивающий в отблесках пламени. Девушка медленно протянула руку и взяла его, проведя кончиками пальцев по искусной рунной вязи.

— Ты можешь взять его себе, — сказал Дункан, — Я берег его для одной девушки в Обители… Но тебе он нужнее.

Аликс с сомнением смотрела на Чэйсули. Нет, все-таки она не могла видеть в нем врага. Финн был вполне реальной угрозой, Дункан не казался угрозой вообще.

Или очень умело притворялся…

— Расчеши волосы, — мягко сказал Дункан.

Мгновение поколебавшись, она отложила гребень и принялась расплетать косу, вытаскивать запутавшиеся в волосах листья и лесной мусор, стискивая зубы иногда щепки и сучки приходилось вместе выдирать с волосами, — и, чтобы скрыть гримасу боли, снова заговорила:

— У тебя есть жена?

— Нет. Я еще не нашел себе чэйсулы. Она провела гребнем по волосам:

— Значит, у тебя есть… мэйха?

Он бросил на девушку быстрый взгляд:

— Нет.

Она нахмурилась, расчесывая прядь:

— Что же получается — ты так долго убеждал меня, что твой народ свободен от хомэйнских предрассудков, а сам, выходит, не пользуешься этой свободой?

Дункан снова принялся ворошить угли, хотя с этом уже не было необходимости:

— Я вождь клана. Я был избран восемь месяцев назад, когда умер Тиернан.

Это большая ответственность, и я решил, что мне не следует быть одновременно чэйсулом и вождем, — он беспечно махнул палочкой, которой мешал угли. — Может, в будущем году я и найду себе женщину, но — не сейчас.

Аликс кивнула, расчесывая последнюю прядь. Она не смотрела на Дункана, но чувствовала, что он внимательно следит за каждым ее движением — за тем, как она разбирает пряди волос, как проводит по ним гребнем. Может быть, слишком внимательно.

Приведя в порядок волосы, Аликс почувствовала некоторое расположение к вождю клана и даже несколько развеселилась. Ни один служитель черных богов, решивший принести ее в жертву, не стал бы оказывать ей таких знаков внимания.

Тем более ни к чему ему было заботиться о ее внешнем виде.

— Благодарю, — серьезно сказала она, впервые тепло улыбнувшись Чэйсули.

Дункан мгновенно оказался на ногах, пробормотав что-то на Древнем Языке.

Его губы сжались в тонкую линию, взгляд стал чужим, почти враждебным.

— Что я сделала? — в испуге вскрикнула она.

— Разве ты не чувствуешь? Разве не слышишь в себе толмоору? — с каким-то отчаяньем в голосе воскликнул Дункан.

Аликс выронила гребень:

— Что ты такое говоришь? Не понимаю… Он выругался и отвернулся, сжав кулаки.

Потом поднял и швырнул — скорее в нее, чем ей, — свернутое одеяло.

Аликс поймала сверток, поднялась на ноги, прижимая одеяло к груди, словно оно могло защитить ее, и тихо повторила:

— Что ты говоришь?

— Толмоора… а ты даже ничего не знаешь об этом! — в голосе Дункана слышались безнадежные усталые нотки.

— Нет! — крикнула она, неожиданно разозлившись, хотя должна была испугаться. — Не знаю! И нечего мне тут говорить всякие непонятные слова о том, чего я не понимаю! Как я, по-твоему, должна себя вести, если ты ничего мне не объяснил?

Дункан судорожно вздохнул и попытался взять себя в руки, похоже, поняв наконец, что испугал девушку.

— Я забыл, — тихо признался он. — Ты не можешь этого знать. Но я сомневаюсь в том, что ты ничего не чувствуешь.

— Да что я должна чувствовать, в конце концов?!

— Мы служим Пророчеству, — с трудом выговорил он, — но не знаем его до конца. Шар тэлы рассказывают нам, что могут, но даже им неведомы все замыслы богов. Толмооры как таковой мы не знаем. Но мы чувствуем ее, — он снова судорожно вздохнул и провел рукой по густым иссиня-черным волосам. — Вот и я сейчас увидел и понял ту часть моей толмооры, которая до сих пор была от меня скрыта. Я был бы рад этому… но не могу радоваться. Я не могу принять ее. А это само по себе значит, что я отрекаюсь от моего наследия.

Аликс чувствовала боль Дункана, хотя и не могла понять, что же так потрясло его. Этот человек, такой спокойный и сдержанный, был, оказывается, способен переживать и чувствовать боль так же глубоко и сильно, как она. Но причины его страданий сейчас она не понимала, и прямо сказала ему об этом.

Дункан расслабился и вроде бы успокоился:

— Нет. Ты не можешь. Ты слишком молода… и воспитана, как хомэйна, — его глаза не выражали ничего. — И Кэриллон уже завоевал твое сердце..

— Кэриллон?..

Дункан указал ей на одеяло, которое она все еще держала в руках:

— Ложись. Мы выезжаем рано утром. Он явно не желал больше продолжать разговор — развернулся и пошел прочь от костра.

Аликс посмотрела ему вслед — он прошел среди деревьев и растворился в ночи, словно сам был ее частью. Может, так оно и есть, подумала девушка, заворачиваясь в одеяло и устраиваясь поудобнее. Может, он понимает меня лучше, чем я сама понимаю себя В эту ночь боги ниспослали ей сон без сновидений.

Глава 8

На следующий день Аликс поехала вместе с Дунканом на его коне. Она держалась в седле очень прямо, стараясь не касаться его, и если с Финном так было потому, что он проявлял к ней слишком живой интерес, с Дунканом такого поведения от нее требовало его чувство собственного достоинства. Она не могла себе представить, как можно вмешиваться в его дела — что бы он не делал.

К тому же, со времени их разговора Дункан словно бы стеной отгородился от Аликс. Он был по-прежнему предупредителен и вежлив с ней, но теперь от него веяло холодом, причин этой перемены Аликс не видела, но сочла за благо не надоедать ему вопросами.

Под вечер Чэйсули остановились и разбили лагерь, Аликс поручили следить за костром у шатра Дункана, словно она была его служанкой. Это ощущение ей не понравилось: оно заставляло ее чувствовать себя настоящей пленницей, хотя в общем-то с ней обращались скорее как с гостьей.

Аликс бросила сучок в огонь и мрачно уставилась на него, злясь на себя за то, что так покорно подчиняется приказаниям, — и на обстоятельства вообще.

Почувствовав чье-то присутствие по ту сторону костра, она напряженно выпрямилась, потом, вскрикнув, отшатнулась: на нее пристально смотрели горящие глаза рыжеватого поджарого волка.

Он подошел ближе, выйдя на свет, и растворился в рябящем мерцании. Аликс стиснула зубы, борясь с внезапно накатившей легкой тошнотой, и прикрыла глаза, через мгновение, снова взглянув в ту сторону, где видела волка, она узрела на его месте знакомую фигуру Финна.

— Ты хочешь меня до смерти испугать, что ли? — с неудовольствием проговорила девушка.

Финн рассмеялся и, наклонившись, налил себе меда из поставленного Дунканом на огонь котелка. Сделав несколько глотков, он ясными невинными глазами посмотрел на Аликс и поскреб щеку:

— Ну что ж, я доставил твоего малютку-принца в безопасное место.

Аликс присела у костра, Она была достаточно раздражена, чтобы начать ругаться даже с Финном:

— Ты его не убил, надеюсь?

— Кэриллон смертен, как и любой человек, но смерть он найдет не от моей руки.

— В той личной войне, — она насмешливо подчеркнула эти слова, — которую ты ведешь против Мухаара, для тебя возможно все, что угодно. Даже убить его наследника, если представится случай.

— Но Дункан не позволил бы мне сделать это, — Финн рассмеялся заметив, что эти слова заставили девушку растеряться. — Нет, я не убью Кэриллона. Кэриллон часть нашего Пророчества — если, конечно, он именно тот, на кого указывают руны. Пророчество не называет имен — только деяния, и оно не предсказывает скорой смерти принца, можешь быть спокойна. Сперва он должен стать Мухааром, Финн посмотрел на нее поверх чаши, — Но, похоже, ты не слишком болеешь за него душой, мэйха, разве ты так быстро выбросила его из своего сердца? Аликс вскинула голову: