Провинциальная девчонка - Гарвуд Джулия - Страница 5

Джон попал в беду, но они не знали, как ему помочь. Поэтому просто слушали, как он изливает свои горести. При этом неизбежно возникала тема его любимой жены. и Джон излагал им самые последние ужасающие подробности ее агонии. Остальные годами не виделись с Кэтрин из-за болезни последней. Так решила она сама. Хотела, чтобы они запомнили ее прежней, а не теперешней.

Троица разумеется, посылала ей подарки и открытки. Джон был им как брат, и хотя они искренне сочувствовали Кэтрин, все же куда больше их беспокоило его состояние. По общему мнению, с ней все равно было покончено. А вот с ним… Кроме того, они видели то, чего не видел Джон: бедняга семимильными шагами мчится навстречу собственной гибели. Мало того, почти не может сосредоточиться на работе – опасная тенденция, если учесть род его занятий, – а также слишком много пьет.

Вот и сейчас набрался до чертиков. Престон пригласил его и остальных в свой новый пентхаус, чтобы отпраздновать успех последнего предприятия. Они сидели за обеденным столом на обитых плюшем стульях и любовались панорамным видом на Миссисипи. Время близилось к полуночи, и в густо-чернильной тьме сверкала россыпь огоньков. Каждые несколько минут воздух прорезал тоскливый рев сирены. Этот скорбный звук настроил Джона на меланхолический лад.

– Сколь' лет наш' дружбе? – пробормотал он, глотая слова. – Кто н'будь помнит?

– Почти миллион лет, – ответил Камерон, потянувшись за бутылкой виски.

– Довольно долгий срок, парни, как по-вашему? – смешливо фыркнула Даллас.

– Со старших классов, – поправил Престон, – когда мы основали «Соуин-клуб». И больше всего я боялся Джона. Он просто меня подавлял. Всегда был таким самоуверенным и надменным. А уж манеры! Куда там учителям!

– А что ты думал обо мне? – полюбопытствовал Камерой.

– Что ты слишком нервный. И всегда был… ну… постоянно на взводе… понимаешь, о чем я? Да ты и сейчас такой.

– Самый осторожный среди нас, – кивнула Даллас.

– Озабоченный, – добавил Престон. – Вечно чего-то опасался. Тогда как мы с Даллас всегда были более…

– Дерзкими, – вставила Даллас. – И я никогда бы не подружилась ни с кем из вас, не сведи нас Джон вместе.

– Я видел в вас то, чего не замечали вы, – объявил Джон. – Талант и алчность.

– Слушайте, слушайте, – пробормотал Камерой, шутливо отсалютовав стаканом.

– Кажется, мне было всего шестнадцать, когда мы основами «Соуин-клуб»… – протянула Даллас.

– И ты все еще была девственницей? – осведомился-Ну уж нет! Я лишилась девственности в девять!

– Да ну? – воскликнули остальные со смехом.

– Ладно, не в девять. Немного позже, какая разница!

– Господи, каким же мы были наглым маленьким дерьмом1 Воображали себя умнее всех со своим тайным клубом, – вздохнул Престон.

– А мы и были умными, – возразил Камерон. – И удачливыми. Неужели не понимаешь, до чего же мы глупо рисковали1

– И каждый раз, когда в голову взбредало напиться, созывали собрание клуба, – хмыкнула Даллас. – Повезло еще, что не превратились в алкоголиков!

– А кто сказал, что это не так? – снова засмеялся Камерон, Джон поднял свой стакан.

– За клуб, симпатичную сумму, которую мы только сейчас получили благодаря такой миленькой конфиденциальной информации Престона.

– Слушайте, слушайте, – откликнулся Камерон, чокаясь с остальными. – Однако я так и не возьму в толк, как тебе удалось получить эту самую информацию.

– А как по-твоему? – буркнул Престон. – Напоил ее, затрахал до бесчувствия, а когда она отключилась, залез в ее компьютер. И все за одну ночь.

– Так ты ее поимел? – взвыл Камерон.

– «Поимел»! Кто в наше время употребляет подобные термины? – возмутился Престон.

– Интересно, как это у тебя на нее встал? Я видела эту бабу. Настоящая свинья, – объявила Даллас.

– Эй, я всего лишь сделал то, что мне поручали. Думал только о восьмистах штуках, которые мы должны сделать, и…

– И что? – осведомился Камерон.

– А что по-твоему? Зажмурился, ясно тебе? Впрочем, на второй раз меня вряд ли хватит. Придется кому-нибудь из вас меня сменить, парни. Уж очень… тошно, – признался Престон ухмыляясь.

Камерон осушил стакан и взялся за бутылку.

– Сожалею, но надо потерпеть. Отбываешь повинность, пока дама сходит с ума по твоим бугрящимся мускулам и физиономии киношного красавчика.

– Зато через пять лет мы обеспечены на всю жизнь. Можем убираться, даже исчезнуть, если захотим, делать все, что в голову взбредет. Не забывай о нашей цели, – упрекнула Даллас.

Джон покачал головой:

– Вряд ли я выдержу еще пять лет. Со мной уж точно все кончено.

– Эй, держись, дружище! – всполошился Камерон. – Мы слишком много потеряем, если ты сейчас развалишься. Слышишь, Джон? Ты – мозг всей нашей компании. Мы же только…

Он не сразу смог подобрать нужное слово.

– Участники преступного сговора? – нашелся Престон.

– Именно, – подтвердила Даллас. – Но при этом все выполняем порученные нам роли. Не только у Джона есть мозги. Именно я нашла Монка, не помните?

– О, ради Бога, сейчас не время тешить оскорбленное эго, – пробормотал Престон. – И нет никакой нужды напоминать нам о том, как много ты сделала, Даллас. Все мы знаем, как усердно ты работаешь. Собственно говоря, в этом вся твоя жизнь. У тебя ничего нет, кроме этой работы да нашего клуба. Когда в последний раз ты брала выходной, чтобы отправиться по магазинам? По-моему, такого вообще не бывало. Каждый день я вижу тебя либо в черном костюме, либо в синем. А ленч носишь в пакете из оберточной бумаги и, бьюсь об заклад, опустошив его, складываешь и убираешь в карман, чтобы использовать на завтра. Вот признайся, ты хоть раз оплачивала столик в ресторане за всю компанию?

– Хочешь сказать, что я жмотина? – взвилась Даллас. Но прежде чем Престон успел ответить, вмешался Камерон:

– Эй, вы оба, заткнитесь. Какая разница, кто из вас умнее и кто трудится больше? Все мы одинаково в этом замешаны. А знаете, сколько лет получим, если на свет выплывут наши делишки?

– Никто ничего не узнает, – рассердился Джон, – поскольку понятия не имеет, где искать. Я об этом позаботился. Никаких следов, только компьютерные дискеты у меня дома, а к ним не имеет доступа ни один человек, кроме меня. Ни телефонных звонков, ни документов, ни единой бумажки. Даже если полиция или Комиссия по ценным бумагам и биржам нами заинтересуются, не найдут ни единой улики, то есть совершенно ничего, что могли бы нам предъявить. Мы чисты, как утренняя роса.

– Монк может навести на нас полицию. Камерон никогда не доверял курьеру, или «наемной рабочей силе», как называл его Джон. Но они нуждались в ком-то надежном, в том, кто мог бы осуществлять их идеи, а Монк вполне удовлетворял всем требованиям, то есть был таким же жадным и продажным, как они. К тому же, если он не выполнит их требований, может потерять все и навеки, а подобные вещи держат лучше стальных канатов.

– Он работает на нас достаточно долго, чтобы заслужить некую толику доверия, – вступился Престон. – А если донесет в полицию, ему придется куда хуже, чем нам.

– Верно, – пробормотал Джон. – Слушайте, мы, конечно, решили держаться, пока Камерону не стукнет сорок, но, говорю вам, я так долго не протяну. Иногда мне даже кажется, что я теряю… о, черт, не знаю. – Он встал, направился к окну и, заложив руки за спину, уставился на россыпь огней. – Я когда-нибудь рассказывал вам, как встретился с Кэтрин? В Центре современного искусства. Мы оба хотели купить одну и ту же картину, и во время оживленной перепалки я сам не заметил, как влюбился. Господи, между нами просто искры сыпались,.. было на что посмотреть. И даже годы спустя эти искры не погасли. Теперь она умирает, а я только и могу, что глазами хлопать! Черт возьми, неужели ничем нельзя ей помочь?

Камерон переглянулся с друзьями. Те дружно кивнули.

– Мы знаем, как ты любишь Кэтрин, – начал он.

– Только не изображай из нее святую, Джон. Она не совершенна, – заметила Даллас.