Антон и антоновка - Тайц Яков Моисеевич - Страница 14

ЛЕВЫЙ ФЛАНГ

Молодой солдат Ефим Зайчиков — самый маленький во всём полку. Его даже в армию не хотели принимать. Он долго уговаривал призывную комиссию:

— Товарищи начальники, возьмите меня, я подрасту.

— Ладно, приходите весной, посмотрим! — сказал военврач.

Зайчиков пришёл весной, стал у мерки, прикинули — оказалось, что он верно стал длиннее на сантиметр. Но как он ни хитрил, незаметно приподнимаясь на цыпочки и вытягивая шею, всё же до нормы ему не хватало двух сантиметров.

— Даём вам ещё отсрочку, до осени, — сказал врач. — Старайтесь, растите!

И Зайчиков старался. К осени он подрос ещё на сантиметр с половиной. Врач наконец пожалел его:

— Что с вами поделаешь! Ладно, берём. Может, пока до полка доедете, полсантиметра доберёте.

Не знаю, добрал он полсантиметра или нет, а только в роте во время поверок, когда все отвечали: «Я, я, я…», его «я» раздавалось самым последним. Потому что он стоял на крайнем левом фланге. Бойцы так и называли его по-дружески: «Левый фланг». Но Зайчиков не огорчался: он знал, что это шутка.

Но вот началось обучение. Зайчиков вместе со всем отделением вышел на плац. Сержант выстроил отделение вдоль серой дощатой стены и скомандовал:

— Вольно, снять ремни! Перед нами препятствие номер два, называется «русская стенка». Как видите, оно вроде забора, только чуть повыше. Глядите, как его надо одолевать.

Сержант снял ремень и стал показывать:

— Делаем разбег… подбежали… так… Упор правой ногой повыше, вот так… Одновременно руками хватаемся за край, вот так… под-тя-ги-ва-ем-ся, перекидываем ноги, вот так… и делаем соскок мягко и полуприседая.

И сержант очутился по ту сторону стенки. Потом он вызвал:

— Ермолов!

Правофланговый великан Ермолов, грохоча сапогами, вскарабкался на стену. Доски под ним затрещали, но он уже перевалился через край.

— Mусков! — вызвал сержант.

Большой, сильный Мусков, пыхтя, перелез через стенку.

— Сидоров!

Сидоров, знаменитый ротный плясун, кошкой взметнулся и перемахнул через стенку.

— Зайчиков!

Зайчиков сделал шаг вперёд:

— Разрешите обратиться, товарищ сержант.

— Обратитесь…

— Видите, товарищ сержант… оно для меня чересчур, как бы сказать, высокое! Нет ли тут чего-нибудь пониже?

Молодые солдаты засмеялись. Сержант посмотрел на «русскую стенку», на Зайчикова и сказал:

— Выбирать не приходится. Такое уж положено по уставу. Попробуйте!

Зайчиков вздохнул, отошёл немного, разбежался, подбежал к стенке и… упёрся в неё руками:

— Нет, не достать, товарищ сержант!

— А ну-ка, ещё раз!

Зайчиков снизу вверх посмотрел на серые доски «русской стенки», снова вздохнул и… но тут, на его счастье, вышел дневальный и закричал на весь плац:

— Седьмая рота, кончай занятие!

Всё отделение зашагало в столовую. Рассаживаясь вдоль длинных белых столов, молодые солдаты шутили:

— Левому флангу не давайте! — Он нынче не заработал!..

— «Русскую стенку» не одолел…

— А ты, Зайчиков, закажи себе отдельное препятствие…

— Скажи — детское…

Зайчиков обиделся, уткнулся в тарелку и молча глотал горячий жирный суп-крошёнку.

Вечером после мёртвого часа все пошли в красный уголок. А Зайчиков остался в казарме. За окошком моросил скучный дождик. Зайчиков послушал, как за стеной, в красном уголке, заливается баян и гремят новые, ещё не стёртые подковки плясуна Сидорова. Потом он снял с вешалки фуражку и вышел на плац. Здесь было тихо и пусто. Одинокая ворона сидела на препятствии номер два. Зайчиков потрогал мокрые, шершавые, истерзанные каблуками доски. Потом он отошёл подальше, разбежался, подбежал к стенке, подпрыгнул, но не достал до края, а только спугнул ворону. Она насмешливо каркнула и улетела.

Зайчиков снова разбежался и снова подпрыгнул. Ещё немного, кажется ещё чуточку, и он ухватился бы за край. Но доски были скользкие — он сорвался и упал.

Стиснув зубы, Зайчиков снова разбежался. И вдруг, на бегу, он чуть не сбил кого-то с ног. Зайчиков вгляделся и… оторопел. Перед ним стоял низенький, коренастый капитан — дежурный по гарнизону.

— Товарищ дежурный по гарнизону, — залепетал Зайчиков, вытягиваясь, — пппростите меня… я нечаянно… темновато здесь…

Капитан поднял сбитую при толчке фуражку, надел её на лысую голову и сказал:

— А чем вы здесь, молодой солдат, собственно, занимаетесь в одиночестве?

— Вот… — растерялся Зайчиков, — «русская стенка»… Конечно, рост не дозволяет…

— Рост не дозволяет? — удивился капитан. — А ну, покажите-ка, как вы делаете.

И Зайчиков снова — в который раз! — подбежал к стенке и… беспомощно потоптался около неё.

— Та-ак, — протянул капитан. — Подержите-ка!

Он отдал Зайчикову свою сумку, снял ремень:

— Я как будто не выше вас… Ну-ка, тряхнём стариной!

И не успел ещё Зайчиков сообразить, в чём дело, как низенький, плотный и немолодой уже капитан подбежал к «русской стенке», взвился и легко перемахнул через неё.

Потом он подошёл к Зайчикову и, часто дыша, сказал:

— Понятно, товарищ молодой солдат? Вы, подбегая к стенке, замедляете шаг. Вы боитесь препятствия. А надо наоборот: пускай оно вас боится!

Он туго подпоясался, взял сумку:

— Смирно! Слушать мою команду! Одолеть препятствие номер два, быстро!

И Зайчиков разбежался, но теперь, чем ближе к препятствию, тем сильнее ускорял он свой бег. Он бежал со злостью, с решением победить во что бы то ни стало. Вот он на полном ходу подбежал к «русской стенке», с маху упёрся носком сапога как только мог высоко. И тут наконец-то загадочная сила разбега, которая до сих пор не хотела ему подчиняться, подхватила его, вознесла — и маленький Зайчиков легко ухватился за край, подтянулся, перекинул свои короткие ноги и сделал соскок мягко и полуприседая.

— Ну вот, молодец! — сказал капитан. — Давно бы так!

И он зашагал через плац — прямой и подтянутый.

А молодой солдат Зайчиков побежал на поверку. И когда до него, до самого последнего, дошла наконец очередь, он ответил громче всех и увереннее всех:

— Я!

Это «я» прозвучало так необычно, что вся рота хотела было оглянуться на левый фланг, но только мешала недавно поданная команда «смирно».

ИВАНОВ И СПИВАК

Спивак прибыл в полк с гитарой. Он повесил её на гвоздик в ленинском уголке. Соседом по казарме у него оказался Иванов. Так оно и шло всегда вместе. На поверке:

— Иванов! Басом:

— Я.

— Спивак! Тонким голосом:

— Я.

В наряд пойдут:

— Иванов! Басом:

— Я.

— Спивак!

Тонким голосом:

— Я.

В строю они стояли рядом. Рядом стояли их койки. Рядом стояли их винтовки на пирамиде. Рядом висели на вешалке их шлемы и шинели, и рукав Иванова касался рукава Спивака.

Вместе вскакивали они по утрам, когда дежурный по роте подавал команду:

— Подымайсь!.. Становись на поверку!.. Становись на обед!..

Потом начинались походы, ученья, стрельбы… А по вечерам, перед отбоем, Спивак заходил в ленинский уголок, снимал со стены гитару, садился, закидывал ногу на ногу и, перебирая струны, напевал:

А кругом стояли бойцы и слушали, пока дежурный по роте не крикнет:

— Четвёртая рота, ложись спать!

И все ложились, а Иванов долго ещё шептал Спиваку:

— Научил бы меня на гитаре…

— А если слух у тебя всё равно как у…

— Иванов и Спивак, разговорчики! — подбегал к ним дежурный.

И они умолкали.

А утром опять занятия, а вечером Спивак опять играет на гитаре, а Иванов опять просит его: