За столбами Мелькарта - Немировский Александр Иосифович - Страница 42

Лесные чудовища

Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Палуба стала просыхать. К небу поднимались струйки пара. Ветерок доносил с острова приторный и густой аромат, который испускали, по-видимому, исполинские деревья. Людьми овладевало ощущение какой-то новизны и свежести, словно ливень смыл без остатка всё, что их связывало с прошлым.

Надо было подумать о дальнейшем пути. Если Мидаклит прав и корабль находится у южной оконечности Ливии, то какой смысл возвращаться старой дорогой, через Мелькартовы Столбы? Не проще ли обогнуть Ливию, как это сделали финикийцы по повелению египетского фараона Нехо?[84] Можно будет высадиться в Аравии, а оттуда сушей достигнуть Тира.

Но, чтобы продолжать плавание, надо пополнить запасы провизии, тщательно подготовить гаулу и, главное, дать отдохнуть людям.

В этот же день моряки сошли на берег. Ганнон приказал захватить топоры. Они могли понадобиться, если придётся прорубать чащу. Гаула прочно стояла на якорях, поэтому Ганнон оставил на борту только пятерых матросов во главе с Адгарбалом. Все остальные были переправлены на остров. Лодку вытащили на сушу и перевернули килем вверх. Теперь в путь!

Ганнон энергично шагал по мокрому песку. Взморье было покрыто огромными лужами желтоватой воды. Из размытой земли поднимались густые горячие испарения, наполняя воздух гнилой сыростью.

В нескольких шагах от себя Ганнон увидел огромную черепаху, её панцирь отливал зеленью. Заметив людей, черепаха втянула в него лапы и голову. «Вот и мясо, — подумал Ганнон. — Остаётся только отыскать деревья, чтобы починить гаулу, и источник с хорошей водой».

Прошлой ночью карфагеняне не слышали хорошо знакомых им звуков — рыка льва и воя гиены, звуков, без которых не обходится ни одна ливийская ночь. Но, если на острове нет львов и гиен, здесь могут водиться другие хищные звери.

Лес, мрачный и густой, начинался почти у самого берега. Мощные, гладко отполированные стволы гигантских деревьев, словно мачты, поднимались к небу. Внизу деревья были почти лишены ветвей, зато верхушки их были похожи на огромные шатры. Ветви и листья так сплелись и перепутались, что неба почти не было видно. Вокруг стволов вились растения, их стебли, устремляясь вверх, подобно змеям, охватывали деревья.

Земля была покрыта прелой листвой и множеством полусгнивших стволов. На них росли уродливые грибы и жёлто-коричневые цветы, напоминавшие орхидеи. Мидаклит попытался сорвать один такой цветок, но тотчас же отдёрнул руку. Стебли цветка были покрыты острыми, как медные иглы, шипами.

Но что это? Перед Ганноном был след, чётко выделявшийся во влажной почве. След зверя? Нет, это скорее отпечаток босой человеческой ноги…

— Посмотри, Мидаклит, — позвал Ганнон учителя, — какой странный след.

Эллин покачал головой:

— Я бы сказал, что он принадлежит обезьяне, если бы он не был так велик.

— А не след ли это какого-нибудь дикаря? — предположил Ганнон.

— У человека не может быть так оттопырен большой палец! — возразил Мидаклит. — А впрочем, — добавил он после короткой паузы, — что мы будем гадать? Вот если бы с нами был Бокх, он сразу разрешил бы наш спор.

Кроме странного следа, ничто не напоминало об обитателях этого девственного леса. Но даже самый малейший звук или шорох отдавался под огромными кронами деревьев, словно под сводами храма. Это вызывало страх и уныние у людей, привыкших к открытым просторам, к бесконечному шёпоту волн. Они старались держаться поближе друг к другу. Лишь Мидаклит изредка отходил в сторону, чтобы рассмотреть какое-нибудь диковинное растение.

— Взгляни, — обратился он к Ганнону. — Я сорву и засушу этот цветок, я покажу его тем, кто утверждает, будто жизнь на юге Ливии невозможна.

Вдруг раздался странный звук. Вначале он имел отдалённое сходство с прерывистым собачьим лаем, а потом перешёл в глухое рокотание, напоминающее раскат грома.

Путники остановились. Кровь застыла в их жилах. Ганнон судорожно стиснул рукоятку меча.

Всё смолкло. Выждав некоторое время, люди снова двинулись вперёд.

Неожиданно кусты расступились, и оттуда показалось какое-то огромное существо, поросшее короткой чёрной шерстью. Нос у него был приплюснут. Из-под скошенного лба смотрели маленькие свирепые глазки.

Прежде чем люди успели опомниться, существо это поднялось во весь свой огромный рост. У него была широкая грудь, курчавившаяся шерстью, длинные мускулистые руки.

— Хозяин леса! — в ужасе крикнул кто-то из матросов.

В чудовище полетели дротики. Но лишь один из них задел плечо лесного великана. Он яростно заревел, колотя себя в грудь огромными кулаками. Волосатая грудь его гудела, напоминая эфиопский барабан. Короткая щетина на голове шевелилась.

Ганнон бросился к лесному чудовищу и мечом наотмашь ударил его по голове. Великан опрокинулся на землю. Подбежавший на помощь Ганнону матрос вонзил нож в спину чудовища.

В это время из-за кустов выскочило ещё трое лесных великанов. Ганнон не успел оглянуться, как один из матросов уже лежал на земле с раздробленным черепом, а кости другого хрустели в объятиях чудовища. Матросы поспешили на помощь своему товарищу, и вот другой великан свалился под ударами их мечей и дротиков.

— Бежим отсюда! — крикнул Ганнон.

Двое матросов подхватили убитого товарища, ещё двое помогли подняться раненому. Но Мидаклит словно прирос к месту. Не отрываясь смотрел он на лесных чудовищ. Наконец-то он своими глазами видит этих удивительных длинношёрстных животных из Страны Высоких Трав! Неужели и сейчас, когда они на корабле, он не сможет захватить с собой шкуры этих чудовищ?! Ганнон понял мысли учителя. Он приказал двум матросам дотащить до берега одного из убитых великанов. Но это им оказалось не под силу. Пришлось срубить змеевидные растения и обвязать ими туловище зверя.

Обратный путь показался Ганнону короче. Вскоре сквозь зелень сверкнул яркий солнечный луч. Впереди открылась небольшая поляна, а за нею море. Наконец можно было выпрямить согнутую, ноющую спину! Больше не надо сражаться с ползучими растениями, перелезать через полусгнившие стволы, скользить по влажной земле.

У лодки карфагеняне внимательнее осмотрели свою добычу. Плечи лесного чудовища имели необычайную ширину — полтора локтя. Толстые, как брёвна, лапы были покрыты тёмно-бурой шерстью. Шерсть на груди и спине отливала серебром. Чудовище имело четыре с половиной локтя в высоту. Оно было на целую голову выше самого рослого матроса на корабле. Несомненно, это была обезьяна, но подобных обезьян не видел ещё ни один смертный. Мёртвая, она обнаруживала ещё более разительное сходство с человеком. У неё была ладонь с крупным большим пальцем, а не коротышкой, как у обезьянок из Гадеса. Уши имели небольшую мочку и очень напоминали человеческие. Мощные тяжёлые челюсти были снабжены крупными зубами, отличавшимися от человеческих лишь большей величиной.

Матросы рыли могилу для своего погибшего товарища. Молча окружили её люди. Тело, обёрнутое в белый холст, опустили в сырую землю. Ганнон на коленях прочёл короткую молитву. Каждый бросил в могилу ком земли, а когда яма сравнялась с землёй, сверху положили тяжёлый камень. И вот на берегу высится пирамидка. «Если когда-нибудь кто-то захочет определить путь, проделанный нами, — думал Ганнон, — его вехами будут могилы». Ганнону вспомнилась пустыня и песчаный холмик над могилой Малха. А где Синта и Гискон? Может быть, их уже нет в живых? И некому было их похоронить и оплакать по обычаям предков. А сколько ещё впереди невозвратимых потерь!