Путь мистика - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо" - Страница 73

Может быть, только об одном проценте можно сказать, что они прирожденные преподаватели. Они наслаждаются преподаванием, оно приносит им радость. Они пытаются узнать как можно больше о своем предмете. Они открыты для всех вопросов, и если они чего-то не знают, им хватает мужества признаться: «Я не знаю, но узнаю. Ты тоже попытайся узнать». По самому их подходу заметно, что преподавание для них как дыхание; оно спонтанно, и они не читают по бумажке. Это их любовь.

Если этот один процент каким-то образом станет просветленным, эти люди будут мастерами. Никто не будет решать - ни существование, ни сам мастер. У него есть определенная индивидуальность, которую он предлагает существованию. Если в его индивидуальности есть потенциал, сила выражения для того, чтобы быть мастером, существование воспользуется им как мастером.

Вы не знаете тысяч просветленных людей, которые прожили и умерли, потому что у них не было никаких особенных талантов, которые обратили бы на них внимание обычных людей. Может быть, у них было что-то уникальное; например, может быть, у них было безмерное качество молчания, но оно не было очень заметным.

Я знал одного просветленного человека, который был в Бомбее одновременно со мной, и его единственным талантом были статуи из песка. Я никогда не видел таких красивых статуй. Весь день он ваял их на пляже, и тысячи людей смотрели и были поражены. И они видели и раньше статуи Гаутамы Будды, Кришны, Махавиры, но не было никакого сравнения. А он работал не с мрамором, просто с морским песком. Люди кидали денежные купюры; он совершенно о них не беспокоился. Я видел, что эти купюры подбирали другие, но он не беспокоился и о них. Он был так поглощен созданием этих статуй. Но эти статуи недолго жили. Налетала волна океана, и Будды больше не было.

До просветления он зарабатывал тем, что переезжал из города в город и делал статуи из песка. И они были так красивы, что было почти невозможно что-нибудь не дать ему. Он зарабатывал много, достаточно для одного человека.

Теперь он стал просветленным, но у него только один талант: ваять статуи из песка. Конечно, его статуи не изображают просветление - но это единственное подношение, которое он может принести. Существование им воспользуется. Его статуи более медитативны. Просто сидя у его статуи, ты можешь почувствовать, что он придал этой статуе определенную пропорцию, определенную форму, определенное лицо, которое создает что-то у тебя внутри.

Я спросил его:

- Почему ты продолжаешь изображать Гаутаму Будду и Махавиру? Ты можешь зарабатывать больше - потому что в этой стране буддистов и джайнов очень немного. Ты можешь изобразить Раму, ты можешь изобразить Кришну.

Но он сказал:

- Они не послужат цели; они не указывают на луну. Это будут красивые статуи, - я создавал такие статуи раньше, - но теперь я могу делать только те, что содержат учение, хотя оно и невидимо для миллионов людей, почти ни для кого.

Каждый раз, когда я приезжал в Бомбей... Когда я приехал и остался там, он умер, но до этого каждый раз, когда я приезжал в Бомбей, я обязательно навещал его. В то время он работал на пляже Джуху. Там целый день тихо. Люди приходили только к вечеру, и к этому времени статуи были уже готовы. Целый день никакого беспокойства.

Я сказал ему:

- Ты можешь создавать скульптуры. Почему ты не работаешь с мрамором? Тогда они сохранятся навечно.

- Ничто не постоянно, - сказал он. - ...Это цитата из Будды... - а эти статуи представляют Гаутаму Будду лучше любой мраморной скульптуры. У мраморной статуи есть определенное постоянство, а эти статуи мгновенны: достаточно сильного порыва ветра, чтобы их не стало, достаточно волны океана, чтобы их не стало. Прибегает ребенок и спотыкается о статую, и ее больше нет.

Я сказал:

- Но разве тебе не обидно, когда ты работаешь целый день, и статуя почти закончена, вдруг что-то случается и разрушает работу всего дня?

- Нет, - сказал он. - Все в существовании мгновенно; нет речи о разочаровании. Я наслаждался, делая ее, и если океан наслаждался, разрушая ее, тогда наслаждались двое! Я наслаждался, делая ее, волна наслаждалась, разрушая ее. И в существовании количество радости удвоилось - почему я должен разочаровываться? У волны столько же власти над этим песком, что и у меня; может быть, даже больше.

Когда я с ним разговаривал, он сказал:

- Ты немного странный, потому что никто не разговаривает со мной. Люди просто бросают рупии. Они наслаждаются статуями, но никто не наслаждается мной. Но когда ты пришел, я почувствовал такое блаженство оттого, что есть кто-то, кто наслаждается мной, кого заботят не только статуи, но и их внутренний смысл и то, что я их делаю. Я больше ничего не умею делать. Всю жизнь я делал статуи; это единственное искусство, которое я знаю. И теперь я отдался существованию; теперь существование может меня использовать.

Эти люди остаются непризнанными. Буддой может быть танцор, буддой может быть певец, но эти люди не будут признаны по той простой причине, что то, что они делают, не может стать учением. Это не поможет людям действительно выйти из сна. Но они стараются изо всех сил; они делают все, что только могут.

Очень немногие люди становятся мастерами; это те, кто заработал во многих жизнях определенную выразительность, определенное прозрение в слова, язык, звук слов, симметрию и поэзию языка. Это совершенно другое дело. Это не дело лингвистики или грамматики, это скорее вопрос того, чтобы найти в обычном языке необычную музыку, создать качество великой поэзии в обычной прозе. Они умеют играть словами, чтобы можно было помочь вам выйти за пределы слов.

Дело не в том, что они выбрали быть мастерами, и не в том, что существование решило, что они будут мастерами. Это только совпадение: до просветления они были великими учителями, и после просветления стали мастерами. Теперь они могут преобразовать преподавание в мастерство - и, конечно, это самое трудное.

Легок путь тех, кто остается в молчании и мирно исчезает, и никто о нем не знает, но для такого человека, как я, нет легких путей. Мне было нелегко, когда я был учителем, - как может быть легко быть мастером? Это трудно.