Смерть знает, где тебя искать - Воронин Андрей Николаевич - Страница 31

– Ну что ж, раз ты оказалась у нас, то будешь гостьей. Мальчики, пускай она помоется. Только не в доме, а в душе возле оранжереи.

– Идем покажу, – Илья подвел Риту Кижеватову к дощатой кабинке, над которой возвышалась двухсотлитровая, выкрашенная черной краской бочка. – Разберешься.

– Но здесь темно.

– Сейчас включу, – раздался щелчок, и на деревянном столбе вспыхнул яркий прожектор. Он был направлен точно на оранжерею. За стеклом тут же засияли тысячи алых, розовых, пунцовых, бордовых и даже, как показалось девушке, черных роз.

– Ух, красота-то какая! – воскликнула она. Вырезубова старшая услышала этот восторженный возглас, и ее губы тронула улыбка, которую с большой натяжкой можно было назвать ласковой. Но на большее женщина не была способна.

– У вас тут как в раю. Никогда раньше такой красоты не видела.

Сравнение с раем почему-то позабавило всех Вырезубовых. Они переглядывались, подмигивали друг другу, разве что языки не высовывали и не показывали пальцами на Риту. Та немного испугалась и посчитала за лучшее закрыться в дощатой кабинке. Тут было вполне просторно, имелся отдельный шкафчик с вешалкой для одежды. Нашлось и мыло. Мылась она недолго, все в жизни привыкла делать быстро, но основательно.

Свежая, с мокрыми волосами, пахнущая мылом, она вышла из кабинки. Яркий прожектор тут же погас, электричество в этом доме привыкли экономить.

– Иди сюда, – услышала она голос Ильи, он стоял на крыльце.

Не успела девушка сделать и двух шагов, как вдруг ей под ноги бросились два страшных пса. Они не были особо велики, но их пасти показались ей огромными, как печные жерла, в которых бушует пламя. Самым страшным было то, что псы набросились на нее абсолютно бесшумно.

– Назад! – крикнул Илья. – Фу!

Этот крик был таким страшным, что Рита заскочила в душевую кабину и закрыла дверцу. Следила за происходящим лишь через щелочку между досками. Псы замерли, а затем побежали к хозяину.

– Не бойся, выходи, теперь они тебя не тронут. Это гостья, своя, – сказал Илья, указывая коротким указательным пальцем на девушку.

Псы послушно обнюхали нового человека, а затем то ли в знак признательности, то ли извиняясь, лизнули ей колени. Прикосновение шершавых влажных языков было неприятным. Даже к прилипчивым кавказцам проститутка испытывала меньшее отвращение, чем к этим ужасным собакам.

– Заходи в дом.

– А они? – обернулась Рита.

– Собакам у нас в доме делать нечего. Даже зимой на улице живут, так они – злее.

– Да уж, злости им не занимать!

На веранде уже был накрыт стол. Стояли приборы – три одинаковые большие тарелки, мельхиоровые хорошо начищенные ножи и вилки. А вот четвертая тарелка – Рита сразу это поняла, для гостьи – была поменьше и приборы подешевле – вилка и нож из нержавейки. Тарелку украшала ровненькая голубая каемочка, очень скромная.

Мать из кухни торжественно внесла кастрюлю Все уже сидели на своих местах с просветленными лицами, словно перед молитвой, словно все собрались воздать хвалу Господу за то, что он дал хлеб насущный.

«Баптисты, – подумала Рита. – Всяких я видала, со всякими пила и спала, но с баптистами за столом сижу впервые.»

Спиртного на столе не было ни капли. Мать торжественно подняла крышку, и сразу же аромат заполнил веранду. Пахло вкусно и аппетитно, может, слегка сладковато. И Илья, и Григорий жадно втягивали запах, их пальцы подрагивали. Девушке это показалось странным.

«Неужели они такие голодные? Хотя все может быть, наездились мужчины, наработались за день, вот и проголодались.»

Появилась и картошка. Мать аккуратно ее раскладывала: вначале Григорию, потом Илье, потом гостье и последней себе. Куски мяса из первой кастрюли были крупно, за раз в рот не засунешь, порезаны.

Рита запротестовала:

– Хватит, я столько не съем!

– Съешь все до последней капли, до последней крошки. У нас в доме все тарелки после еды должны быть чистые.

– Хорошо, как скажете… – на строгий голос женщины ответила Рита.

– Вот зелень, – на столе появилась тарелка с огурцами, помидорами и с красным перцем.

Братья ели быстро, но в то же время еду смаковали. Пища поглощалась аккуратно. Рита тоже старалась.

Мясо казалось ей немного странным, слишком уж нежным. Вроде крольчатина, но где ты найдешь у кролика такой большой кусок мякоти?

– Вкусно?

– Что это? – спросила она.

– Вкусно? – подняв глаза на девушку, переспросила женщина.

– Конечно вкусно! Очень! Но что это?

Ее вопрос никто словно бы и не услышал. Звякали вилки, ножи, иногда слышался хруст разгрызаемого хрящика. Илья обсосал кость и аккуратно положил на отдельную тарелку.

– Вот уж Граф с Бароном порадуются! Они такие косточки любят, нежные, молоденькие, разгрызают их в два счета, как семечки. А я сколько ни пытался, никогда не удавалось разгрызть.

– Зубы попортишь, – строго и назидательно произнесла Вырезубова.

– Мама, я больше не буду, – сказал сын, вымакивая хлебом все, что осталось на тарелке. После этого он сытно икнул и тут же прикрыл рот рукой.

Мать строго взглянула на сына.

– Сколько тебя можно учить?

– Извините, мама, нечаянно…

– Понятно, что не нарочно. На первый раз прощаю. Григорий был рад. Недовольство матери на него не распространялось.

– Давайте я посуду помою. Спасибо вам большое, все очень вкусно!

Рита не могла понять, то ли это оттого, что съела чересчур много, то ли оттого, что пища слишком сытная и жирная, тошнота подкатывала к горлу и она чуть сдерживалась, чтобы ее не вырвало.

Мужчины и женщина весело смотрели на Риту.

– Не надо, я сама помою. Ты иди ложись, я тебе постелила там.

– А водички попить?

– Сейчас будет чай.

– Нет, я водички хочу.

Илья подошел к холодильнику, чуть-чуть приоткрыл дверцу, так приоткрывают дверцу сейфа при посторонних, когда хотят вытащить немного денег, а сейф доверху забит упаковками банкнот.

Бутылка минералки оказалась на столе. Сами же Вырезубовы пили чай на травах, душистый и ароматный. К чаю подали еще и мед, который стекал с ложечки, постепенно истончаясь до толщины волоса, а затем Вырезубовы быстро отправляли мед в рот и долго облизывали мельхиоровые ложечки длинными розовыми языками.

От этого зрелища Рите стало совсем плохо. Она, извинившись, спросила:

– Можно, я пойду лягу?

– Спокойной ночи.

– И вам спокойной ночи и добрых снов. Григорий с Ильей переглянулись. “Она что, издевается?” – в их взглядах читался вопрос.

– Покажи, Илья, гостье ее место.

Илья провел Риту в небольшую, аккуратно обшитую темной лакированной вагонкой комнату с низким косым потолком.

– Вот твоя кровать.

Постель была застлана идеально белой простыней. Белье накрахмалено, очень чистое, даже хрустело от прикосновения. Маленькое окно прикрывала решетка.

«От кого эта решетка? Зачем она на окне?»

Рита подобных вопросов не задавала. Она скользнула под одеяло, прижалась к холодной подушке и прикусила губу. Тошнота подкатывала к горлу, девушка боялась пошевелиться, потому что любое неосторожное движение могло вызвать рвоту. Но постепенно, минуту за минутой ей становилось лучше, хотя в желудке еще происходили странные процессы.

«Неужели от голода? Нельзя сразу столько есть. И отказаться я не могла. Вон как здесь строго, мамаша – настоящий мент, похуже участкового. Ей бы только воспитательницей в детском доме работать, там бы все по шнурку ходили, в затылок друг другу дышали, рот боялись открыть и спали по стойке „смирно“, как шпалы под рельсами. Все бы по ее приказу сны одинаковые видели. Сволочь! Таких парней в кулаке держит! Теперь понятно, почему они неженатые, для нее любая девушка – проститутка, хоть ты ей двадцать справок принеси, что девственница и даже не целовалась. Хотя ко мне это не относится. Завтра соберу манатки и гуд бай! Рано утречком, даже чай пить не стану, соберусь и тю-тю! Да, соберусь… Выйди еще отсюда попробуй, псы ноги откусят. Пока до ворот добежишь, до самой задницы ноги обгрызут, как наждачкой спилят!»