Комбат не ждет награды - Воронин Андрей Николаевич - Страница 13

– Какого черта! – пробурчал он, поднося трубку и бросая в нее. – Бахрушин. Говорите.

– …

– Да, да. Хорошо. Когда это случилось?

Борис Рублев видел, как полковник Бахрушин трезвеет буквально на глазах.

– Что-то случилось? – спросил Комбат.

– Да, случилось, Борис, и очень неприятное дело случилось. Извини, мне надо ехать.

– Ну, вот так всегда. Только разговоришься с хорошим человеком по душам, как тому уже обязательно надо куда-то бежать, спешить, ехать, лететь или плыть. Чертовщина какая-то, а не жизнь.

Они простились, пожав руки друг другу так же крепко, как и при встрече. Но сейчас, может быть, их рукопожатие было не только крепким, но и по-настоящему сердечными.

– Я тебе позвоню, Борис. Как-нибудь встретимся, договорились?

Черная «Волга» с затемненными стеклами умчалась со двора. А Комбат почувствовал какую-то досаду и опустошенность.

"И какого черта я так разоткровенничался перед этим маленьким полковником? Какой черт меня дергал за язык? Вот так всегда.

Словно едешь в поезде, в купе, с незнакомыми людьми, разоткровенничаешься, выболтаешь все свои секреты, будучи на сто процентов уверенным, что больше никогда в жизни не встретишься с попутчиком и что он никогда не сможет воспользоваться полученной информацией. А ведь сейчас ситуация совсем другая.

И полковник Бахрушин не временный попутчик."

Комбат налил в рюмку водки, посмотрел в окно, за которым уже сгустилась ночь, на окна соседнего дома, на дорогу, по которой мчались машины, поднял рюмку и выпил ее одним глотком – стоя. Затем взял дольку соленого огурца, пожевал безо всякого аппетита. Сел на диван на то место, где еще несколько минут тому назад сидел полковник Бахрушин, вытряхнул из пачки сигарету и неторопливо закурил, пристально следя за тем, как поднимается от кончика сигареты голубоватой струйкой почти прозрачный дым.

– Вот такая она – жизнь, – сказал Комбат, – где густо, а где и пусто".

К чему относилась эта фраза, знал лишь только он один.

Глава 5

Подполковник Борщев был и в самом деле человеком незаурядным. Не зря он привлек к себе внимание полковника Бахрушина, хотя внешне Борщев Валентин Витальевич ничем и не отличался от тысяч владельцев погон с двумя средних размеров звездочками. Коротко стриженый, с проседью, с обветренным на полигонных учениях лицом, с носом, подернутым сеткой тонких лиловых прожилок.

В общем, самый что ни на есть типичный подполковник, доставшийся российской армии в наследство от ее предшественницы – армии советской.

Солдаты, служившие на полигоне, его даже любили. Он никогда не придирался к ним по мелочам, предпочитая сваливать все грязные разборки на младших офицеров. Он даже мог себе позволить поздороваться с солдатами за руку, когда тех привозили к нему на дачу, чтобы вскопать огород. А потом, под конец дня, выделял им спиртное из расчета бутылка водки на троих. Напиться не напьешься, но легкий кайф почувствуешь и на душе станет веселее.

Всякая злость на подполковника исчезнет без следа и никто не подумает закладывать его вышестоящему начальству – писать жалобы.

В быту подполковник Борщев отличался скромностью. В гарнизоне никто и никогда не видел его в дрезину пьяным. Музыка из его окон никогда не гремела, хоть он и развелся с женой, женщин к себе в дом без разбору не водил, тщательно отбирая своих временных сожительниц.

Действовал он по старому, давно опробованному военными принципу, который гарантировал ему безопасность в смысле здоровья, которым он очень дорожил. В любовницы он выбирал исключительно женщин, работающих в санчасти или в пищеблоке, в крайнем случае, прибегал к услугам продавщицы солдатского киоска. Все эти женщины регулярно обследовались на наличие венерических болезней и за чистоту чувств, как любил говорить подполковник, можно было не опасаться. Презерватив он не признавал принципиально, обычно приговаривая перед началом любовных утех:

– Не работай в рукавицах и не е…, в презервативе.

Причем, эти же самые слова он повторял солдатам, когда выводил их на работу и кто-нибудь из молодых заикался о том, что неплохо было бы выдать перед разгрузкой кирпича брезентовые рукавицы.

В общем подполковник Борщев слыл веселым, справедливым и щедрым командиром, умевшим найти общий язык с подчиненными, с проверяющими и с вышестоящим начальством.

Проверки на законсервированном полигоне случались чрезвычайно редко, и ни разу проверяющие не уезжали, затаив в душе злобу на подполковника Борщева. Они могли злиться на начальника полигона полковника Иваницкого. Обычно тот официально встречал проверяющих, знакомил их со своим заместителем, а затем отдавал их в его руки.

А дальше проверка проходила по одному и тому же сценарию, хорошо усвоенному подполковником Борщевым. Удобство законсервированного полигона заключалось в том, что когда-то на его территории располагалась большая воинская часть и свободных помещений хватало даже с избытком.

В одном из зданий, стоящим на отшибе на берегу небольшой речки, подполковник Борщев устроил что-то среднее между домом семейных торжеств, публичным домом, бесплатным рестораном и офицерской гостиницей. Однажды попав туда, проверяющие выбирались из номеров и банкетного зала только к концу своей командировки. Наскоро обходили склады, удивляясь лишь тому, какого черта подполковник Борщев так поил их и обхаживал, если на складах все в полном порядке.

Затем писались официальные бумаги, скрепляемые не только печатями и подписями, но и дружескими рукопожатиями, объятиями с заместителем начальника полигона. Часто на бумагах появлялись пятна от пролитого спиртного, и на какое-то время на полигоне вновь воцарялись тишь да благодать.

Единственное, о чем по-настоящему подполковник Борщев заботился на службе, так это об охране территории. Регулярно обновлялась колючка, которой полигон был обнесен по периметру, посторонние на территорию проникали редко. Специально для охраны начальник выделил два «Уазика», которые курсировали по встречным маршрутом по узкой дороге, проложенной вдоль забора.

Течение жизни на этом куске смоленской земли, казалось, остановилось вовсе. О внешних коллизиях российской жизни говорили лишь ценники в солдатском буфете, да в небольшом гастрономе, расположившемся на той территории части, где обитали офицеры.

Квартира, которую к этому времени занимал подполковник, ему не принадлежала. Тем не менее, он сделал в ней пристойный ремонт, но не безоглядно шикарный. Двери изготовил вольнонаемный столяр из мастерской, стены в санузле и на кухне солдаты облицевали отечественной плиткой. Мебель подполковник Борщев купил по случаю у вышедшего на пенсию майора, который перебрался в Рязань к своему сыну. Жил заместитель начальника теперь внешне скромно и неприметно.

Валентин Витальевич Борщев пользовался всеобщим уважением. Портила дело лишь одна старая история, которую постоянно пересказывали офицеры и солдаты у него за спиной.

Вслух об этой истории никто не заговаривал, хотя Борщев прекрасно понимал, знают о ней все и ему до конца жизни не избавиться от этого хвоста, где бы он ни появлялся. Пусть даже на пять минут стоило за ним закрыться двери, как тут же кто-нибудь первым ронял фразу: «Это тот самый подполковник Борщев, который…» – И тут же слышался дружный хохот.

А дело это было связано с его разводом.

Особой верностью своей ревнивой жене Борщев не отличался, но умело прятал следы измен. Сколько та его ни пыталась поймать, как говорится, на горячем, ей это не удавалось.

То подполковник успевал выбраться от своей очередной любовницы через окно, то та умело прятала его на антресолях, но каждый раз он ускользал от супруги. Спасало его и то, что он очень часто менял место своей очередной дислокации, не замыкаясь на какой-нибудь женщине со стороны.

И вот однажды ясене все-таки удалось выследить, куда подался ее муж. Подвело Борщева то, что он выпил достаточно много, да вдобавок подпоил свою новую сожительницу.